Замена (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич Страница 15

Я замерла на мгновение у двери приемной, отогнала сложные и неприятные ассоциации и вошла.

— Аянами? — удивилась Ая. — Ты вовремя. Я хотела тебя вызывать.

«Хотя бы где-то я вовремя», — подумала я и уточнила:

— Господин директор?

— Он, — заговорщицки понизила голос секретарша. — У него сейчас Икари-сан… То есть, Икари Синдзи-сан. Такой лапочка, прибежал десять минут назад, и директор сначала отменил вызывать тебя. А потом такой по селектору снова, говорит, найди Аянами…

Я оглянулась. За спиной остался сырой коридор, который я впервые будто бы не заметила. И духов Аи я даже почти не слышала. Внутри все сжалось, и горели щеки — вряд ли от спешки.

— Аянами-сан ожидает в приемной, — сказала секретарша в микрофон, а в груди у меня отозвалось глухим ударом.

«Тише, Рей. Тише. Ты всего лишь опоздала. Всего лишь проспала».

— Пусть войдет, — гулко сказал директор Икари.

Шаг, шаг. Двойная дверь.

Икари-кун сидел за столом — большим столом для совещаний — маленький и строгий. Белый свитер, встрепанные черные волосы, серое лицо. Набор оттенков, баланс монохрома. Он кивнул мне, едва обернувшись, и снова посмотрел туда, где сидел его отец.

Неизменный пиджак на спинке стула. Неизменный блеск очков. Только мое настроение каждый раз почему-то другое.

— Аянами-сан, ваше опоздание будет вычтено из жалования. И уясните себе, что присматривать и утешать — это разные вещи. Оба свободны.

Его сын поднял голову и возмущенно произнес:

— Но, отец!..

Икари Гендо промолчал. С его точки зрения мы оба уже вышли.

За дверью приемной, вне зоны действия любопытства Аи Синдзи шумно выдохнул:

— Извините, Аянами. Иногда он такой… Такой.

Я оглянулась:

— Что вы ему сказали?

— Ну, правду. Сказал, что это из-за моей пьяной выходки вы не смогли нормально выспаться, — буркнул Икари младший. — И он даже как будто согласился.

Он согласился, подумала я. Просто сын очень плохо знает своего отца. Очень-очень.

— Все в порядке, Икари.

— В порядке? — возмутился он. — Он вас штрафует из-за меня!..

Я его перебила:

— Это вы лично опоздали?

— Нет, но…

Я кивнула и отвернулась. Он не знает, как это бывает. Он не знает о дополнительных медосмотрах (может быть, проводнику хуже? Доктор Акаги слишком добра, чтобы полагаться на «может быть»). Не знает о долгих тестах в сомнологической лаборатории (нарушение сна — один из путей в безумие боли). Не знает, наконец, о психологах.

— Вы могли бы сказать спасибо, Аянами.

Я остановилась. Меня догнала удивительно банальная реплика.

— Спасибо, Икари-кун, — сказала я, не оборачиваясь.

Прозвенел звонок. Сейчас его трель закончится, и можно еще что-то сказать, а потом придется идти работать. Переливы, будто бы размазанные, гулко скользили сквозь секунды.

— Аянами, а что значит «присматривать»?

По всему учебному корпусу распахнулись двери классов. Ближе к директорскому кабинету — робко. Подальше — куда смелее. Я пошла в этот шум.

Следить за лицом. Следить за приступами. И не думать ни о первом, ни о втором. Все как обычно.

— Аянами! — донеслось из-за спины. Икари-кун отставал.

Я, безусловно, не уходила от ответа. Нельзя ведь уйти от того, чего не знаешь?

5: Из мышеловки

Методический семинар затянулся.

Сегодня докладывала Майя, и я вроде даже записала тему, и полстраницы блокнота исписала, и слушала внимательно, но… Но все было как всегда. Ибуки путалась в терминах, излагая что-то о спецкурсе по валеологии, и замдиректора Кацураги уже настороженно раздувала ноздри. Нос Мисато-сан был изящен, но выражение лица получалось угрожающим. Дело пахло разгромным обсуждением. Очередная попытка Майи получить в общем нужные часы шла к закономерному фиаско. Каждая запинка усиливала и без того гнетущую очевидность.

Педколлектив скучал. Трудолюбивая Майя подавала проект спецкурса уже три раза.

В большом методкабинете было душно до желтизны в глазах: окон уже не открывали, а обогрев весь день пробовали в самых разных режимах. Подготовка к зиме прошла динамично, и медсестре Ибуки к вечеру будет явно не до переживаний по поводу проваленного проекта.

Карандаш валился из ватных пальцев, все вокруг сливалось в тусклый гул, подернутый переливами боли. Я понимала происходящее только потому, что это все уже было — один в один, только мелочи различались.

Вот за мелочами я и следила.

Перед Кенске лежала переложенная закладками стопка распечаток. После запоя он занялся делом. Как минимум, до выхода следующего патча его онлайн-игры запала должно хватить.

Судзухара что-то увлеченно черкал в блокноте. Это было странно и неожиданно.

Хьюга Макото сосредоточенно смотрел в записи, поминутно дополняя их. Ничего необычного: через несколько минут он первый приступит к расстрелу Майи. Просто ради благосклонного взгляда замдиректора.

Все совсем просто.

Бедная Майя.

— …Таким образом, темы распределяются следующим образом…

Ибуки начала ошибаться уже в построении фраз. Кто-то сказал ей, что хороший докладчик не смотрит в записи. Причем этот кто-то постеснялся сказать Майе, что она сама докладчик плохой.

— …Тематический контроль кон… контролируется в течение…

Учительница английского Мари Илластриэс оторвалась от полировки ногтей, перехватила мой взгляд и картинно закатила глаза. Мари — человек хороший, и педагог она тоже хороший, и медиум. Но именно для таких как она в прошлых веках придумали слово «экзальтированная».

А еще странно, что она заметила меня. Впрочем, возможно, потому, что рядом со мной сидел Икари-кун.

Неловко извиняясь, опоздавший на семинар сын директора пошел к единственному свободному месту. Я как раз смотрела в окно, поэтому увидела в отражении выражение его лица: он был удивлен — обрадован — смущен перспективой сидеть со мной. Именно такая последовательность эмоций, а не более привычная «расстроен — расстроен — скука».

— … итоговая контрольная работа…

Я вспоминала, как сегодня решилась выпить кофе среди дня. Кисло-горькая жижа вливалась прямо в мозг, она медленно убивала своей горячей лаской, но я стояла у окна, накрепко сжимала стаканчик и пила маленькими глотками. Где-то среди ароматизаторов и консервантов в нем плавал нужный кофеин.

«Не хочу заснуть на уроке. Не хочу заснуть на уроке, — повторяла я. — Не хочу заснуть…»

Мантра действовала усыпляюще.

К двум часам дня начали сладко ныть плечи, в три пятнадцать я едва не оступилась на лестнице, направляясь в методкабинет. Мне только и оставалось, что внимательно смотреть в окно, ловить детали в поведении людей и мечтать о холодных простынях.

«Майя, пожалуйста. Ну пожалуйста».

Я честно обещала себе, что выдержу обсуждение — гул голосов, многих голосов, разных голосов, — но еще полчаса сбивчивой речи медсестры вгонят меня в дрему. Икари косился в мою сторону с тревогой во взгляде. В стекле отражался только этот взгляд, сразу вокруг взгляда начинался ландшафт лицея: прогулочные дорожки, увешанный каплями сад с беседками, а где-то за поворотом дороги дикого камня — Периметр.

Взгляд Икари, окруженный заоконным пейзажем, — это выглядело жутко. Если бы не моя опухоль мозга, мне бы расхотелось спать просто от ужаса.

В кармане зажурчал телефон. Три коротких толчка вибросигнала — и он затих. Майя все сбивалась, замдиректора все копила раздражение, коллеги насыщали и без того тяжелый воздух углекислотой, а я смотрела на короткое сообщение:

<Медкабинеты>.

«Не может такого быть, — думала я, убирая блокнот и ручку в портфель. — Еще совсем светло, ученики на внеклассных занятиях». В глаза словно впрыснули подсоленной воды с кофеином. Был еще исчезающе малый шанс, что меня все-таки хотят обследовать, но обдумать его в полной мере я не успела: рядом со мной озадаченный Икари-кун смотрел в экран своего телефона.

Кацураги вопросительно повернула голову, заметив, что мы поднимаемся, и я кивнула на дверь. Ей тоже сейчас напишут или даже позвонят, так что большего не надо.