Цикл Двенадцати (СИ) - Раш Леко Страница 2

— Он такой… худощавый, с русыми волосами… или плотный брюнет… Или… — не получалось сфокусироваться, образ отца в голове сменялся один за одним. — И что значит с любым другим?

— Допустим первый вариант, — Третий хитро улыбнулся и фамильярно проигнорировал вопрос. — Расскажи мне о своем доме?

— Это что, допрос?

— Скорее попытка навести тебя на правильный ответ, — мужчина поднялся на ноги, потянулся и покрутил головой, разминая шею. — Мне в свое время помогла концентрация на самом ужасном событии в жизни. Мозг привязался к тому Миру и отсеял все остальное. Постепенно воспоминания восстановились. И что самое важное, приобрели структуру.

— Почему именно ужасное события как точка… привязки? — мне становилось все интереснее и интереснее — куда сможет завести этот сон?

— Вариантов не много, — собеседник на мгновение задумался. — Либо светлое, либо темное. Серая обыденность тебе никак не поможет.

— Использовать только… эээ… светлые воспоминания?

— Спорный вопрос. В каждой жизни они более менее схожи, разве что кроме Валкира и их обряда Возвышения…

— Валкира?

— Шестой Мир Кольца… — он почесал затылок. — Позднее все поймешь, тебе надо только вспомнить… Может пандемии на Дэкурте? Прости, не силен в арифметике — не могу сразу так взять и посчитать, когда ты там жил.

Все его вопросы напоминали бред сумасшедшего. Однако, если не получается проснуться, то остается только расслабиться и получать удовольствие.

— Это тоже Мир твоего Кольца?

— Второй если быть более точным. Помнишь или нет?

Для вида, немного напрягшись и сделав задумчивое лицо, я несколько удивился от внезапно нахлынувших… воспоминаний?

— Лишь отголоски, — в голове вспыхнули картинки из документального видео про военное время. — Скорее изучал как исторический факт, чем сам пережил.

— Можешь зацепиться за воспоминание? — с надеждой в голосе спросил собеседник.

— Вряд ли. Слишком смутно, — я развел руками.

— Тогда не подойдет, — Третий грустно выдохнул. — В твоем последнем Мире ничего интересного не происходило за последние лет сто. Кхм… Как насчет дня Исхода на Кераке? По времени более менее подходит…

— Исход, Исход… — я судорожно перебирал ассоциации и вдруг отчетливо вспомнил. — Секта стала полноценной религией и множество людей свершили массовое самоубийство в надежде уйти в лучший мир?..

— Вот оно! Развивай!

— Мне неприятно это воспоминание… Оно приносит боль, только не понимаю почему…

Яркая вспышка вспыхнула в сознании. На краю обрыва, впадающем в море, стоит толпа людей. Все они одеты в белые церемониальные одеяния. Вышитые золотистыми нитками символы на халатах и рукавах означают принадлежность к избранным. Моя Элика находится среди этих гребанных фанатиков… Ее огненные волосы развиваются на ветру. Я пытаюсь прорваться сквозь охрану, но меня держат два огромных амбала. Мой отчаянный крик, в попытке привлечь внимание дочери, заглушается голосом из динамиков, призывающим к началу Исхода. И она делает шаг…

— Элика! Нет! — вскрикнул я.

— Оу… — только и проинзес Третий.

— Нет! Нет! Нет! — меня трясло, слезы текли ручьем. Дыхание сбилось, грудь сдавило от потрясения. Хотелось наказать всех причастных к ее смерти. Да только толку, все они отправились за ней и так по своей воле… У меня даже не было возможности разукрасить их последние мгновенья особенно жестким способом…

Прежде чем вспышка начала затухать, в сознание ворвалась вся жизнь в том Мире. Несколько минут потребовалось на то, чтобы разложить по полочкам моменты от рождения до самой смерти. Я очнулся, стоя на коленях и держась за голову обоими руками.

— Это… не может быть сном…

Третий присел напротив меня на корточки и положил руки на плечи. Он взглянул в глаза и произнес:

— Поверь, друг. После первого вспоминания мне тоже хотелось, чтобы все это было лишь сновидением. Но пережить вновь подобные потрясения необходимо, чтобы обрести подлинного себя… У тебя кто-то погиб во время Исхода? Ты прокричал имя Элика. Супруга?

— Дочь…

— Соболезную, искренне… Скажи — когда ты вспомнил всю жизнь на Кераке, эмоции быстро улеглись?

— На удивление…

— Время ведь лечит. Восприятие почти века за мгновенье сгладило горечь утраты.

Я скинул его руки со своих плеч, встал и пошел к реке. Мне необходимо было умыться прохладной водой, чтобы окончательно придти в себя.

— Почему нельзя вспомнить прожитое, зацепившись за светлое? — меня до сих пор немного потряхивало. — Почему нужно использовать именно… негатив?

— Я не говорил, что нельзя. Происходящие ранее ужасы проще пробуждают память. Ну и щепотка моей философии тому виной.

— Тебе нравится смотреть, как человек мучается?

— Быстро ты меня записал в садисты, — он махнул рукой и продолжил. — Все просто — преодолевая боль мы понимаем, кто мы есть на самом деле.

— И как мне поможет понять себя смерть дочери?!

— Твои первые мысли после ее гибели? Дай угадаю — уничтожить всех причастных? И как, получилось?

— Они сами покончили с собой, не дав мне ни шанса…

— И что ты сделал после? Смирился и просто дожил свой век?

— Все произошло в один день, по всей планете! Ни осталось ни одного последователя!

— То, что произошло однажды, непременно произойдет вновь. Фанатики оставили самое страшное после себя — идеологию. Или это уже проблема будущих поколений?

— Что ты от меня хочешь? — меня начинали раздражать его намеки на обвинения. — Я тогда потерял все, что у меня было!

— Я не говорю о том, что ты мог предотвратить случившиеся с тобой. Но ты мог сделать что-то, чтобы никто больше не испытал подобного.

— Каждый сам делает свой выбор, — стоит признать, все же, в чем-то он был прав. Опустошенность оставалась тогда со мной еще очень долго. Но я действительно ничего не сделал. Просто жил и жалел себя.

— Бездействие тоже действие? И по-твоему это выбор? Это слабость характера. Ты должен был взять в одну руку канистру бензина, в другую спичку и пойти жечь все что осталось после сектантов.

— Этим уже занялись и без меня.

— И тебе не хватило места или что? Почему вечно должен быть кто-то другой, а не ты?

— Тебе не понять!

— Полегче, ты меня знать не знаешь. Или ты думаешь кто я такой? Просто мужик, появившийся из ниоткуда и начавший учить тебя жизни? Правильности выбора? Друг, я прошел ничуть не меньше тебя. И поверь — я тоже терял близких.

— И чему тебя научила эта боль? — мне хотелось перевести разговор в другое русло, подальше от событий тех лет.

— Что она всегда разжигает пламя. Что с ним сделать дальше — выбор всегда остается за тобой.

— И какой же выбор сделал ты?

Третий на минуту призадумался. Он молча стоял и смотрел на меня. Потом вздохнул и сказал:

— Узнаешь со временем.

Каждый из нас ушел в свои мысли. Я вспомнил то старое, давно забытое чувство всепоглощающей вины. Со временем, она довела меня до непрекращающейся депрессии и апатии. Нужно было срочно отвлечься.

— Ты слишком загадочен для голого по пояс мужика в шортах, не находишь?

— Немного таинственности придает мне шарма, — он усмехнулся. — Но твоя позиция мне понятна.

— Разочарован?

— Ни в кой мере. Сейчас мы с тобой сядем, выпьем по бутылке пива и ты продолжишь вспоминать прошлые жизни. После вернемся к разговору.

— И много их?

— Жизней? Да не особо. Всего двенадцать.

— И ты назвал меня Двенадцатым…

— …потому что ты последний, кого мы ждали с нетерпением, — Третий вскинул ладонь вверх, ознаменовывая торжественность момента.

— Это многое объясняет! — сказал я и собеседник приподнял одну бровь, удивляясь неожиданному откровению. — Например… Ничего! Вообще ничего!

— Да брось ты, — усмехнувшись, произнес он. — У меня даже есть чек-лист порядка пробуждения. Вот, смотри.

С этим словами, он из кармана шорт достал скомканный желтый лист и развернул его. Под цифрой «один» значилось «помочь вспомнить прошлые жизни». Под цифрой «два» — «объяснить, что происходит и что от него хотят».