Клуб космонавтики (СИ) - Звягин Андрей Юрьевич Страница 24

Фантастическую! "Плутонию" Обручева! Вложил ее внутрь школьнопрограмной, и читает, как прогрессивный рабочий труды Ленина, когда рядом полицейские прохаживаются.

Я потерял дар речи. "Плутонию" я тоже читал, она не то чтобы очень сложная, но… Меня кое-кто из учителей называет слишком умным, и Артем что, такой же? Как ловко скрывает это!

Набравшись смелости, я пересел за его стол. Артем наклонил голову от неожиданности, мол, это что еще такое, ведь в библиотеке места и по отдельности хватает, а потом изобразил на своей физиономии привычное хулиганско-непоседливое выражение. Такое, с которым все его и видят. И книгу положил обложкой с перепоясанными пулеметными лентами матросами кверху.

— Привет, — сказал я. — Меня зовут Вадим.

— Чего тебе?

— Ты читаешь "Плутонию"?

— Какую "Плутонию"?

— Которую Обручев написал.

— Не читаю!

— Ну, как хочешь, — расстроился я. — А книга отличная.

Артем помолчал и вздохнул:

— Только не рассказывай никому.

— Почему? — удивился я.

Артем сердито зыркнул на меня.

— Серьезно не догадываешься? Тебя называют вундеркиндом, потому что много читаешь. И не любят!

— К тебе тоже не все хорошо относятся, оттого что хулиганишь! — малость обиделся я.

— Тоже мне, сравнил… — хмыкнул он. — Быть умным тяжелее, чем хулиганом. Закон природы. И не так весело.

— Но ты и сам умный. Глупые книг не читают.

— Поэтому я никому о книгах не рассказываю, — пожал плечами Артем, — а ты глупый, потому что все знают, что ты умный.

— Боишься? — спросил я.

— Не боюсь, — ответил Артем. — Просто не хочу.

— Понятно. А друзья у тебя есть?

Артем поднял подбородок.

— Нет. Я сам по себе. Одинокий волк!

— Ты странный!

— А сам-то какой!

— Угу, — грустно согласился я. Тут не возразишь.

— Вон еще один такой же, — кивнул в сторону Артем, — тоже читает.

В дальнем углу библиотеки сидел Глеб. По странности он превосходил нас с Артемом вместе взятых и умноженных на десять. Его мама часто приходила к моей, но Глеб со мной особо не разговаривал. Да он вообще мало с кем разговаривал! Даже на уроках, когда его о чем-то спрашивали, и при этом жутко волновался. Болеет, говорила моя мама, и очень жалела маму Глеба. Как ей тяжело, печалилась она.

Но умный Глеб — кошмар. Умножал за секунду в голове то, что робот будет неделю на листочке бумаги в столбик высчитывать. Увы, жизнь — не математика. И не литература (это я уже о себе).

— Давай подойдем, — предложил Артем, и, не дожидаясь ответа, пошел к Глебу.

Мы сели на стулья, стоявшие перед его столом, повернулись, и Глеб страшно перепугался. Стал красным, как вареный рак, начал хватать ртом воздух, как рыба на берегу. Не убежал, наверное, потому, что ноги перестали слушаться.

— Здорово, — произнес Артем. — Читаешь?

Глеб молчал и смотрел на нас изумленным взглядом. Книгу он после нашего появления закрыл и перевернул, но я узнал ее. "Лунная радуга" Павлова.

— "Лунная радуга", — сказал я.

— К-как ты д-догадался? — недоверчиво спросил Глеб.

— Читал когда-то и запомнил обложку.

— И в-все п-понял в к-книге?

— Нет, не все, — признался я. — Но книга интересная.

— И я т-тоже, — обрадовался Глеб. — Но интересная.

Новость о том, что кто-то еще читал "Лунную радугу", произвела на него магическое воздействие. Лицо вмиг перестало быть красным и задышал Глеб уже по-человечески.

— Но сложная, — добавил я.

— Оч-чень!

— Сложнее "Преступления и наказания".

— Н-намного!

— В "Преступление и наказании" я разобрался за полчаса, — сказал я, — не сообразил только, что за желтые билеты.

— Да! — Глеб буквально просиял, — и я. Самое загадочное в т-творчестве Достоевского.

— Не знаю, о чем вы, — буркнул Артем, — "Лунную радугу" я не читал. И "Преступление с наказанием". Но уверен, что "Плутония" интереснее. Там динозавры, саблезубые тигры и дикие люди с топорами.

— А почему ты читаешь книги здесь? — спросил я у Глеба.

— Не хочу м-маму расстраивать. Она утверждает, что д-для меня это вредно. Сложные к-книги опасны, по ее мнению.

— А мои смирились, — развел я руками. — Папа иногда ворчит, и все. Ну и учителя считают, что я постоянно умничаю, и одноклассники… и вообще все вокруг! А когда читаешь, то поневоле умничаешь. Говорить получается только по-другому, не как все. Слова выдают, как парашют шпиона.

— Т-точно, — подтвердил Глеб. — Пропитываешься словами, будто огурец рассолом.

— Интересно, есть ли еще в школе любители фантастики, — сказал я.

— Наверное, нет. Читающего фантастику видно издалека. Я знал, что вы ее читаете, хотя и не п-предполагал о "Радуге".

— И про меня догадался? — спросил Артем. — Я думал, это незаметно.

— А ты зн-наешь о Шерлоке Холмсе?

— Да, и что?

— Дедукция. У любителей фантастики глаза немного как у инопланетян. Отличаются от обычных людей. Говорят о том, что ты не от мира сего. Это не объяснишь, посмотрите, и п-поймете. Если знать секрет, то заметить легко.

Мы с Артемом вы уставились друг на друга, потом рассмотрели всех в библиотеке и снова встретились обалдевшими взглядами.

— Он прав, — сказал потрясенный Артем.

— Свихнуться можно — кивнул я. — Выходит, мы точно не от мира сего, хотя я эту фразу ненавижу.

— Тогда вот что, — произнес Артем с видом полководца, принявшего решение о наступлении, — будем дружить. Деваться нам троим все равно некуда.

— Д-дружить? Это к-как?

— Разберемся! — уверенно ответил Артем.

9

Скоро на чердаке стемнело. Включили лампу, но играть расхотелось, потому что уже шайбы перед глазами замелькали.

И мы отправились по домам. Завтра у меня день напряженный. Папа сказал, что будет генеральная уборка — я, пока не уехал, должен помочь родителям, тем более что детей надо приучать к труду. Меня, значит, приучать. Ладно, приучимся.

Глава 12 БАМ и мамонты

1

Дома было все, как обычно. Как вчера и позавчера. И позапозавчера. Папа — на кухне с чертежами, мама — в родительской комнате перед телевизором что-то штопает. Сегодня, правда, не штопает, а шьет, ну да какая разница. Сидит на диване, а перед ней табуретка со швейной машинкой. Стучит игла по ткани, сшивает ее половинки. Раньше у мамы была ручная машинка, в которой нужно колесо вращать, но недавно купили электрическую, у нее это колесо вместо маминой механическая рука крутит. Первая машинка называлась "Подольск", а вторая, со стальной пятерней — "Подольск-5". Видимо, из-за числа пальцев.

По телевизору — концерт эстрадной музыки. Интересно, замогильный желтый свет в концертном зале действительно такой или телевизор постарался. Наверное, и то, и другое. Мертвые лица у певцов и ведущих. Говорят и улыбаются так, будто их ключом заводили перед выходом на сцену. Наш робот-гардеробщик и то веселее, даже если не знать о надписи у него на лбу.

Мама телек вроде и не смотрит. Включила, чтоб просто работал. Заглушал тишину. Отвлекал от грустных мыслей, да и от мыслей вообще, тем более что мысли, если они в голове есть, вероятнее всего, грустные. Многие знания — многие печали, говорил Достоевский, и здесь я с ним согласен. Грустна жизнь тех, кто думает. По себе знаю.

— Ты сегодня обедал? — спросила мама.

И я вспомнил, что нет. Еду она мне в холодильник положила, оставалось только прийти и разогреть (я умею), но мы налопались конфет и заигрались. Хотя сейчас понял, что голоден, а из кухни пахнет вкусно.

— Мам, забыл.

— Молодец. И зачем я готовила.

— Питаться надо вовремя, — это уже отец из кухни. — Иначе вредно для здоровья. Все болезни от нервов и неправильного питания. Сейчас поставлю греться.

На кухне протрещала зажигалка, ухнуло пламя, кастрюля стукнула о конфорку. Потом зашуршала бумага — папа начал собирать чертежи.