Уйти красиво (СИ) - Ясинская Марина Леонидовна Страница 3

Что до дяди Коли, Санька, а потом и меня — нам крупно повезло. С точки зрения нелегалов, конечно. Какой-то предприимчивый малый в свое время смекнул, как нас можно с выгодой использовать. Заключил контракт на уборку нескольких сетей магазинов, нанял своих приятелей уборщиками — на бумаге. А вместо них работали мы — нелегалы. Зарплату начисляли его друзьям, а те делились третью с ним и третью с нами. Хозяина это устраивало — ему-то все равно, лишь бы деньги шли. Работников его — тоже; они получали зарплату ни за что. Ну а у нас не было выбора. Мы и так пристроились получше многих товарищей по несчастью.

Дядя Коля работал на этого дельца восемь лет. По ночам, без выходных, без праздников.

Санька раньше мыл посуду в ресторане. Но хозяин там вообще гад оказался, не платил частенько и постоянно утилизацией грозил. Так что Санька с радостью ушел драить полы, когда его дядя Коля позвал, и до сих пор не нарадуется.

— Как там рейтинги?

— Растут, — удивленно ответил ассистент. — И стабильно растут.

— Хм, — режиссер задумался.

Ассистент снова запустил рекламу.

…Мы все старательно вкалывали, хватались за любую возможность подработки — все хотели в меру своих возможностей помочь Астре с Игорем. И вовсе не для того, чтобы были деньги на продукты, коммунальные услуги и разную нужную мелочь, хотя, конечно, и для этого тоже. Но больше всего нам хотелось сделать что-то хорошее для ребят. Не из-за крыши над головой, нет. Из-за того, что у них мы, по-своему уставшие от трудностей и разочарований, измученные одиночеством и равнодушием, нашли семью. Настоящую семью.

Не могу даже описать вам словами, как я это ценил. Я помнил об этом каждый миг, и меня просто распирало от счастья.

Будь я верующим, наверное, я бы ходил в церковь и благодарил бога. Но я в него не верю — даже сейчас. Если я на кого и молился, так это на Астру с Игорем.

И вообще — по-моему, верят в высшие силы или те, кому надо свалить на кого-то все свои беды, или те, кто надеется на чудеса, которые волшебным образом разрешат все проблемы. Да только ведь не кто-то там, наверху, делает мир таким, какой он есть. Это делаем мы сами. И выходит у нас поганенько, скажу я вам.

Конечно, многие думают, что смысла нет — ну что может изменить в целом мире один человек?

В мире-то, может, и ничего, а вот в нескольких судьбах — вполне. Игорь с Астрой полностью изменили жизнь шестерых людей. И если вы считаете, что этого мало — что ж, ваше право.

Да и не только на наши жизни они повлияли. Не проходило и дня, чтобы к ребятам не заявлялись самые разные люди. Одни просили денег взаймы, другим был нужен совет, третьим просто хотелось выговориться.

Частенько приходили вообще незнакомцы. Смущенно мялись на пороге, мямлили:

— Вы уж извините, пожалуйста, за беспокойство, но у меня есть друг, приятель которого слышал, что какой-то знакомый их знакомого говорил, что здесь, ну…

Всем им находилась минутка внимания, всем доставалась хоть капля сочувствия. Все уходили успокоенные и обнадеженные.

Жизнь была просто прекрасной. Ничего большего я и пожелать не мог — у меня все было. Все. Даже Брюшко жил вместе со мной.

Ах, да — про Брюшко-то я вам и не рассказывал.

Незадолго до того, как меня отыскал Игорь, на свалку приблудился котенок — страшненький, испуганный и тощий. Дичился всего на свете, и даже когда я с ним объедками делился, сначала не ел — ждал, когда я отойду. Через пару недель он ко мне привык, еду из рук брать стал. Лопал жадно, давясь — наверное, боялся, что отберу обратно.

— Самому жрачки не хватает, так ты еще с кошаком делишься. Совсем без мозгов! Будь у тебя в голове хоть что-нибудь, давно б его словил, зажарил да съел. Ты когда последний раз свеженькое мясцо пробовал? — потешались надо мной те, кто жил на свалке.

Впрочем, они надо мной и раньше смеялись, еще с тех пор, как я нашел среди мусора выброшенные кем-то книги — целую библиотеку. Читал я их запоем — и потому что нравилось, и потому что за печатными страницами пусть и ненадолго, пусть и не по-настоящему, но пропадала свалка и исчезал вечный страх.

Так что на насмешки я обращал внимания. Поздно ночью после сортировки мусора я шел в самый дальний угол свалки и поджидал котенка. Он всегда прибегал. Сначала настороженно показывался из-за какого-нибудь контейнера, а потом, удостоверившись, что это я, подходил ко мне и принимался громко мяукать. Я кормил его с рук и тихонько с ним разговаривал. Прозвал его Брюшком.

Наверное, в глубине души у каждого есть потребность кого-то любить и о ком-то заботиться. У меня она оказалась такой сильной — я сам не ожидал. Уж очень не хотелось мне становиться таким же зверьем, как и те, кто меня окружал. А для этого просто необходимо отдавать хоть немного ласки и получать в ответ хоть каплю нежности. Пусть даже это всего лишь мурлыканье тощего котенка.

С самого первого дня я выносил из дома мусор, а на улице отбирал объедки и по вечерам относил их на свалку. Брюшко радовался моему приходу, а я чувствовал себя виноватым. Перед ним — за то, что сам ушел, а его бросил. И перед Астрой с Игорем — что вроде как тайком выношу что-то из их дома.

Не знаю, как они прознали про Брюшко. Я думаю, может, Игорь меня заметил — он же по-прежнему мусор со строек на свалку свозил. Одним словом, как-то вечером, недели через две после моего переезда ко мне подошла Астра и сказала:

— Приноси своего котенка домой.

Я не помню, когда плакал в последний раз. Наверное, в самом раннем детстве. Но когда услышал ее слова, честное слово, думал, разревусь как маленький ребенок.

Так что не жизнь это была, а просто сказка. И длилось это счастье чуть больше года.

Но, знаете, есть такие люди, у которых нет ничего святого. И они, к сожалению, непременно появляются на пути каждого.

Так случилось и с нами.

Видимо, кто-то из тех знакомых и незнакомых легалов-нелегалов рассказывал, вполне возможно, совершенно искренне, без задней мысли, об Игоре с Астрой, о нас обо всех. И это услышал как раз такой — тьфу, даже человеком его назвать не могу…

И пришла в наш дом беда.

— Кхе, — вежливо кашлянул ассистент.

— Да? — режиссер оторвался от экрана.

— Рекламу давно уже пора пускать.

— Пора? — удивился режиссер. — Ладно. Только давай побыстрее. И покороче — мы ведь уже сунули лишние ролики, так что этот блок урежь.

— Вы же сами говорили — деньги, — растерянно протянул ассистент.

— Ну, — режиссер, кажется, смутился. Замолчал, преувеличенно внимательно глядя на экран, на котором замелькали яркие картинки надоевших стиральных порошков и кухонных роботов.

— Да? — решил спросить ассистент, подождав несколько минут.

Режиссер молчал.

— Как рейтинги? — спросил он наконец.

— Секундочку, — с готовностью отозвался ассистент. Поколдовал над клавиатурой.

— Ого! — вдруг воскликнул он. — Вы гляньте — еще немного, и мы дотянем до стандартной нормы.

— Давай-ка закругляйся с рекламой, — прервал его режиссер, — И знаешь что? Ролик футуристской межконтинентальной церкви попридержи — он целых две с половиной минуты идет. — Углядел изумленно вытаращенные глаза ассистента и добавил, — Скажу тебе по секрету, религиозные концессии нам вообще не платят — нас государство заставляет крутить их ролики. Так что благотворительностью займемся в другой раз. Ну же, шевелись, итак уже вон сколько пропустили!

…Таких денег нам вовек было не собрать. Даже если все продать, вплоть до дома. И потом, мы побаивались, что это будет не выход. Ну, откупимся мы от него раз. Так он потом опять заявится, снова шантажировать будет. Еще больше захочет.

Но выбора у нас так и так не оставалось. Да и не имело смысла загадывать на будущее, когда надо решать текущую проблему.

Весь день мы усиленно размышляли, где бы раздобыть денег. Ближе к вечеру нас придавило препоганое настроение обреченной безнадежности.