Новый круг Лавкрафта - Майерс Гари Страница 40

Ибо в грязи лежали, сброшенные и смятые, серый плащ, и шляпа, и серый шарф, а принадлежавшая их носителю черная тень растворялась в тенях леса!

И тут, буквально через несколько секунд, в небо рванул нестерпимо яркий столп пламени! Он вырвался из леса и ударил вверх, разбрасывая снопы искр. Его основание оторвалось от земли и принялось с ужасающей скоростью расширяться, в то время как огонь с невозможной быстротой поднимался вверх. Одновременно, со всех четырех сторон света, поднялись к небу четыре похожих столпа! Они сошлись в зените и наложились друг на друга, образовав огромную пентаграмму, или пятиконечную звезду, перечеркнувшую и закрывшую разодранное небо и клубящиеся в нем тени. Я прикрыл лицо и закричал от страха!

— Вставайте! — завороженно прошептал профессор Стернс. — За работу!

И он принялся переписывать с листков бумаги странные узоры, разрисовывая ими, один за другим, камни ограды дьявольского колодца. Он наносил линии с помощью металлического тюбика, из которого выдавливалось что-то вроде странно выглядевшей пасты.

— Ну же! — воскликнул он, отбрасывая свою удивительную кисть. — Помогите мне с камнем!

Мы в четыре руки подняли тибетский магический камень, который вдруг принялся испускать необычный красноватый свет, к колодезному отверстию — и сбросили его вниз. Камень рухнул вниз — с грохотом, за которым последовали крики боли тех, кто находился внизу, быстро сменившиеся воплями ужаса. Колодец просел и обрушился внутрь себя. Профессор пробормотал что-то неразборчивое и сделал правой рукой странный знак.

— Дело сделано, — дрожащим голосом проговорил он. — Мы должны бежать — в лесу будет пожар.

И вправду — в том месте, откуда взлетело Огненное Существо, с треском пылали деревья.

И мы со всех ног припустили прочь, той же дорогой, что и пришли сюда. Однако я не утерпел и оглянулся, и увидел, как пламенеющая звезда поглотила тварей из ниоткуда, и дьявольское видение исчезло, а небо приняло свой обычный облик.

О дальнейшем пути через жуткий лес я умолчу — воспоминания о той ночи остаются для меня слишком болезненными. Пожалуй, мой растревоженный рассудок так не будет знать покоя — хотя в газетах на следующий день появился обычный вздор: мол, в штате Мэн откуда-то взялся вулкан, чье извержение сопровождалось странными атмосферными явлениями и сиянием в небе. Однако ответ, данный мне профессором Арлином Стернсом, ответ на мой заданный срывающимся шепотом вопрос, — о, его я запомнил навсегда. Дрожа от ужаса, я спросил, кем же был Гость? Прорываясь сквозь хлещущие ветви, профессор прохрипел:

— Он постучался в дверь… ночью… черный и текучий, как смола… он говорил со мной мысленно, наставляя, что делать и как быть… сказал, что пойдет с нами… мне пришлось придать ему форму человеческой фигуры, я обрядил его в эту одежду… Он сказал, что прибыл с далекой звезды Бетельгейзе, что в двухстах световых годах от земли… чтобы вместе с Братьями сразиться с Древними!..

И пока мы бежали к машине, к человеческому жилью, на память мне пришли строки из мерзостного «Некрономикона», ныне позабытые, но все так же мучительные для слуха, самое воспоминание о коих причиняет мне боль и страдание! Ибо, хоть этой ночью земля была спасена, в книге сказано следующее:

Уббо-Сатла есть незабываемый исток, откуда пошли Древние, что решились восстать против Старших Богов, имеющих облик черный и текучий. И те из них, что явились в виде Огненных Столпов, одолели Древних и изгнали их… но Древние вернутся! А Те, кто Ждет, обретут награду… И вместе они завладеют землей и всеми живыми существами на ней, и приготовятся к битве со Старшими Богами…

Когда же Властитель Великой Бездны получит известие об их возвращении, он придет с братьями своими в облике Столпов Огненных и сжигающих и рассеет Зло!

Джон Гласби

СМОТРИТЕЛЬ ДАРК-ПОЙНТА

Весьма странное исчезновение Стивена Делмора Эштона летом 1936 года едва ли вызвало интерес у местных и национальных газетчиков. Впрочем, сей джентльмен и ранее был склонен исчезать безо всякого предупреждения, отправляясь в путешествия в дальние уголки земного шара. Пожалуй, можно без преувеличения заявить, что, начиная с возраста совершеннолетия, когда юному Эштону исполнилось восемнадцать, он провел под отцовским кровом, в старинном Треваллен-Мэйноре, в общей сложности не более трех лет.

Тем не менее, в этом случае мы располагаем по меньшей мере одним свидетелем странных событий, приведших к исчезновению молодого Эштона; и этот человек способен с уверенностью убедить вас, что Стивена более нет среди живых.

Не в моих правилах предавать сведения такого рода огласке, ибо мне известно, что люди склонны скептически относиться к рассказам о столь чудовищных и вызывающих естественное недоверие событиях, — конечно, если не принимать в расчет тех немногих, кто, подобно мне и молодому Эштону, осведомлены о подлинной природе нашей вселенной, в коей человек ошибочно полагает себя венцом творения, — тем не менее, я полагаю необходимым предостеречь тех, кто имеет уши и слышит: наши нынешние знания об устройстве мира неполны, и за привычной нам действительностью таится нечто, способное смутить самые пытливые умы, склонные к скепсису и недоверию.

Люди здравые и облеченные властью безусловно заявят, что, несмотря на совершенно очевидные свидетельства о родственниках Эштона с материнской стороны, по праву гордящихся тем, что их родословная насчитывает более двух тысяч лет, и все эти несчетные годы бесценные знания непременно передаются от поколения к поколению, — так вот, скажут эти достойные люди: чудовищные мифы и жуткие легенды, которые любят связывать с этой семьей суть не более чем пища для досужих разговоров, не имеющая никаких твердых научных оснований. Обнаруженная нами невообразимо древняя книга непременно будет объявлена современной подделкой, а сохранившаяся между станиц записка — бессвязным бредом сумасшедшего.

И даже необъяснимое разрушение башни маяка в Дарк-Пойнте, того самого, что некогда высился на скалистом мысу в этой части Корнуолла, припишут ярости невероятно сильного шторма, который подточил основания и обрушил изрядно обветшавшее строение, заброшенное и всеми забытое в течение последних пятидесяти лет.

Поэтому я позволю себе обратиться к тем, кто способен прозреть связи между кажущимися разрозненными фактами и усмотреть в них свидетельство и указание на некие события, безусловно ужасные и неприглядные, о которых сторонники фальшивых очевидностей и рациональных теорий не могут и подозревать.

С юным Эштоном я свел знакомство еще в Университете, ибо его увлечение народными преданиями счастливо гармонировало с моими собственными склонностями. Его уверенность в том, что мифологические циклы указывают на некую древнюю память человеческого рода о временах давно ушедших, разделялась мной чуть более, чем полностью. Часами мы вели жаркие споры о том, могли ли и впрямь существовать цивилизации более древние, чем созданные человеком, такие, что расцветали и приходили в упадок в эпохи, соответствующие самой юности нашей планеты; о странных, нездешних руинах, скрытых в непроходимых уголках земли, развалинах строений, возведенных очевидно нечеловеческими существами во времена, когда на землю еще не ступила нога наших первопредков. После окончания курса наши дороги разошлись, однако мы продолжали обмениваться письмами. Я остался в Англии, зарабатывая на жизнь сочинением книг по древней и средневековой истории, в то время как мой приятель посвятил себя путешествиям по удивительным и экзотическим местам в погоне за неопровержимыми доказательствами подлинности содержащихся в мифах сведений.

Друг мой и прежде не баловал меня предварительными уведомлениями о скором возвращении, так что появление юного Эштона на ступенях моего дома этим летом не стало для меня невероятным сюрпризом. Некоторое время назад я нанял небольшой коттедж в предместье Риветона, крохотного городка среди вересковых полей Йоркшира, ибо желал уединиться в тишине и спокойствии, столь необходимых мне для завершения труда по истории средневекового ведовства. Тем не менее появление друга весьма меня обрадовало — ибо составило уважительную причину для того, чтобы с легким сердцем на время забросить литературные занятия и предаться праздности.