Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт Страница 5

   Обстановка стремительно накалялась. Айдиш сделал попытку слегка понизить градус напряжения и вернуть беседу в какое-то более конструктивное русло.

   - Полина Юрьевна, - спросил он, - а что вам помешало попросить привезти сюда ваши цветы, чтобы не устраивать этот цирк на весь город?

   Полина с той же сияющей улыбкой резким движением повернула к нему голову:

   - Айдар Юнусович, спасибо за любезное предложение, но, для начала, спасать было нечего уже ко дню приговора, так что не стоило хлопот. Кстати, а что еще можно было попросить сюда привезти? Всю библиотеку? Дверной звонок и подсвечники? Вы бы еще в "Кресты" предложили это все взять.

   Айдиш и сам начал раздражаться:

   - А вы действительно не видите разницы между камерой в "Крестах" и вашей комнатой здесь?

   В ответ она таким же резким движением развернула голову в прежнее положение и выключила улыбку:

   - Я уже сказала, что просьб и жалоб у меня нет. Условия отличные. Если не знать, что это лишение свободы, можно считать вполне комфортной командировкой.

   По всем законам саалан лишение свободы было невообразимо мягким наказанием за то, в чем ее обвиняли, ну, если забыть на минуту, что оно в принципе отсутствовало в их практике как мера воздействия. Но Айдиш не стал говорить этого, вспомнив вчерашнюю прогулку по Приозерску и особенно увиденный во время этой прогулки восстановленный через семь десятков лет после сноса памятник первому правителю этих мест и заодно некоторые дополнительные пояснения о событиях этих семидесяти лет. Пояснения дал словоохотливый дедок из местных, обрадовавшийся свежим ушам. Сложив вчерашнее с сегодняшним, Айдиш решил, что ситуацию этот аргумент явно не улучшил бы, явись он в разговор. Особенно учитывая реальное положение вещей с домашним садом Полины Юрьевны.

   Димитри, в отличие от Айдиша, вчерашний день провел совершенно за другими занятиями, чем изучение местной истории и топонимики, и в этом аргументе ничего плохого не видел. Он раздраженно развел руками:

   - Ну, знаете... благодарить вас за все ваши подвиги у нас пока причин нет. А учитывая все то количество неразберихи, которое ваши действия привносят в жизнь этого города, лучшее, что вы могли бы сделать для него - это...

   Договорить ему не удалось. Полина слегка наклонилась вперед в кресле и развернулась к нему:

   - Господин наместник, если мне будет нужна ваша персональная благодарность, я вас вот об этом самом лично и попрошу. Искренне надеюсь, что девять граммов свинца для меня у вас найдется.

   Марина передвинула кресло как можно ближе к подруге и прикоснулась к ее рукаву:

   - Полечка, Поля, у тебя и так уже срок, что же ты делаешь, Полечка, пожалуйста, не волнуйся.

   Димитри резко отодвинулся от стола вместе с креслом:

   - Что вы себе придумали, и ради чего я должен отвечать перед вами за ваши выдумки? Какой, к чертям собачьим, срок? Хватит изображать жертву, вас тут никто не держит!

   Полина подарила наместнику еще одну ослепительную улыбку:

   - Тюремный срок. Срок лишения свободы как наказание за преступное деяние. Семьдесят лет. Расстрел вы отменили, но остальное-то осталось. А если меня здесь не держат, мои документы должны быть уже у меня на руках.

   Димитри, очень медленно и тщательно выбирая слова, спросил:

   - Не хотите ли вы случайно сказать, что я, с вашей точки зрения, способен по собственной прихоти лишить человека свободы?

   Полина засмеялась, слегка откинув голову:

   - Вы до сих пор не в курсе ваших прямых обязанностей... господин наместник?

   Князь дернулся в кресле, как от оплеухи. Еще никто не оскорблял его, просто назвав его должность. Эта - сумела. Он с трудом вернул себе равновесие и ответил:

   - Я не приобретал тебя и не захватывал в плен. Ты не моя собственность и не добыча моего оружия.

   Айдиш, посмотрев на Полину после этой реплики Димитри, подумал только два слова: все рухнуло. Это уже не разговор, а склока. Людей, сохраняющих здравость суждений тут, кажется, не осталось. Князь, вон, начал вспоминать правовые нормы времен своей молодости. А Полина Бауэр сидит с абсолютно прямой спиной и кажется каменным изваянием. И ее руки сомкнуты под грудью. Это не было жестом женщины, изо всех сил сдерживающей эмоции, она не переплела пальцы. Ее левая рука плотно обхватывала правую, сжатую в кулак, локти были слегка отведены в стороны, и дыхания было почти не видно. "Плохо. Очень плохо", - подумал Айдиш. А когда Полина заговорила, досточтимый Айдиш сразу понял, что "плохо" - это не то, что было только что, а то, что произойдет сейчас. То, что уже происходит.

   Тихим и ровным голосом, в котором эмоций было не больше, чем синевы в небе за окном, женщина сказала, что если человек не видит разницы между свободой и отложенным наказанием за деяние, то он или сам не слишком свободен, или не привык оценивать свои действия и примерять их к интересам других людей. А если он к тому же не видит разницы между поражением в правах, которое естественно следует за приговором по суду, и полноценной возможностью правами пользоваться, то ей интересно, умеет ли этот человек в принципе жить по закону, или все это время ему кто-то помогал не перейти грань. И если второе, то непонятно, почему власть этого человека надо официально признавать законной и зачем ему нужно вставать в какую-то позу, уничтожая неугодных, если живой силы и патронов у него достаточно.

   Почему-то этот тихий и ровный голос Димитри слышал лучше, чем реплики Лейшиной, обращенные к подруге, хотя их содержание только добавляло масла в огонь - звучало что-то про условия содержания, про дисциплину, которую Полине никак нельзя нарушать, и еще какая-то чушь, которую он даже слушать не мог. Он не делал этого всего. И не имел в виду ничего из того, что они говорили. И он не хотел быть тем, кем они его выставляли.

   Мастер Айдиш все-таки сумел прервать монолог мистрис Бауэр, звучавший, как шелестящий поток раскаленного песка.

   - Так, - сказал он. - Дамы, позвольте нам с господином наместником оставить вас ненадолго. Нам нужно переговорить наедине.

   Он вышел в приемную вместе с князем, постучал по столу секретаря. Тот оторвался от экселевского файла, в который что-то вбивал.

   - Мальчик, - сказал Айдиш, - иди и найди нам всем кофе, сахар и... И, наверное, коньяк.

   Секретарь округлил красиво подведенные глаза и исчез за дверью. Айдиш кивнул Димитри на свободный стул и перешел на сааланик - так, на всякий случай:

   - Пресветлый князь, садись и слушай. Готовься, будет скверно.

   Димитри криво усмехнулся:

   - Скверно по сравнению с чем? Хуже, чем только что было, уже не будет, мастер Айдиш.

   Айдиш покачал головой:

   - Будет, князь. Будет. Мы думали, что они догадаются обо всем, что мы им не сказали, - они и догадались. Но не как мы ждали, а как они привыкли, да и странно было бы ждать иного. Мы-то сделали так же. В их привычках есть много скверного, но это не то скверное, которое привычно нам. Как видишь, оставить жизнь и вернуть свободу для них не одно и то же - таковы их законы. Как видишь, для них власть и порядок могут быть разными вещами - такова их власть. Как видишь, у них право силы может оказаться над законом и даже над порядком - таковы их нравы. У них есть основания ждать этого и от тебя. Не потому что ты таков, а потому что они такое уже видели и для них все еще нет разницы между тобой и теми выродками, которые тут орудовали еще пятьдесят лет назад. Мы сейчас вернемся назад и продолжим разговор. Я при тебе задам Полине Бауэр все те вопросы, ответы на которые она тебе уже дала. Пора прояснить нечто, что нам всем давно надо было прояснить. Князь, пойми: она все это время ждала от тебя длинной мучительной смерти. И от меня тоже. И сейчас все еще ждет. И с ней этого от тебя ждут ее подруга и все те, кто устроил тинг в городе, а еще те, кто на этот тинг не пришли. Мы ведь даже не знаем, сколько их, князь...