Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен Страница 54

— Убью я ягуара или он убьет меня, — резко сказал он ей, — это будет принадлежать тебе. Если через неделю я не вернусь, считай, что я не вернусь никогда.

Она отступила на шаг, и на ее лице отобразилось беспокойство, словно она увидела его в новом свете и поняла, каковы могут быть последствия ее поступков. Но, когда он зашагал к двери, она не попыталась его остановить.

На другой стороне улицы стоял, прислонившись к стене «Кантина Атомика», Раймундо Эстевес. Он беседовал с двумя девушками в джинсах и оборчатых блузках; девушки размахивали руками и пританцовывали в такт музыке, доносившейся из кафешки. Эстебану они казались существами гораздо более неведомыми и чуждыми, чем то, на которое он собирался охотиться. Раймундо приметил его и зашептал что-то девушкам; они оглянулись через плечо и засмеялись. Эстебан уже кипятился из-за Инкарнасьон, а тут его окатила волна холодной ярости. Он перешел улицу, держа ладонь на рукояти мачете и пристально глядя на Раймундо; раньше он не замечал, как рыхло его тело, как мало в нем жизни. Под челюстью у него рассыпалась целая пригоршня угрей, кожа под глазами была испещрена крошечными оспинами, словно ювелир постучал своим молоточком. Не в силах выдержать пристальный взгляд, его глаза метались от одной девушки к другой.

Гнев Эстебана растворился в отвращении. Он сказал:

— Я Эстебан Каакс. Я сам построил свой дом, я обрабатывал свою землю и привел в этот мир четверых детей. Сегодня я отправляюсь охотиться на черного ягуара, чтобы вы с отцом разжирели еще больше. — Он смерил Раймундо взглядом и, когда омерзение переполнило его до краев, спросил: — А ты кто такой?

Одутловатое лицо Раймундо стянулось в узел ненависти, но на вопрос он так и не ответил. Девушки захихикали и шмыгнули в дверь забегаловки; Эстебан слышал, как они описывают случившееся. Последовал смех. Он не отрывал взгляда от Раймундо. Еще несколько девичьих голов показалось из-за двери, они хихикали и перешептывались. Подождав пару секунд, Эстебан развернулся на каблуках и ушел. Вслед ему раздался взрыв уже не сдерживаемого смеха, и кто-то из девушек выкрикнул насмешливо: «Раймундо! Кто ты такой?» К ней присоединились другие и стали повторять эту фразу хором.

Баррио Каролина не было в прямом смысле «баррио», или пригородом, Пуэрто-Морады: местность располагалась за Пунто Манабик, на самом юге залива, и была отгорожена от моря изогнутым рядом пальм и самым прелестным пляжем в округе: скругленная полоса белого песка, выходящая на нефритово-зеленые отмели. Сорок лет тому назад здесь был головной офис экспериментальной фермы, устроенной фирмой по экспорту фруктов. Проект был настолько масштабным, что рядом даже построили небольшой городок: ряды бревенчатых каркасных домов — плоская крыша, крыльцо с москитной сеткой — словно из журнальной статьи о жизни в сельских районах Америки. Компания вовсю рекламировала свой проект: он, мол, станет залогом блестящего будущего в регионе, а высокоурожайные посевы избавят народ от голода. Но в 1947 г. по побережью прокатилась эпидемия холеры, и город опустел. К тому времени, как ужас перед болезнью утих, компания уже прочно закрепила свои позиции на политической арене, и ей уже не нужно было поддерживать имидж благодетеля. Проект был предан забвению, земля стояла заброшенная, пока — в тот самый год, когда Эстебан оставил занятия охотой, — ее не купили застройщики, планируя превратить в крупный курортный комплекс. И тогда появился ягуар. Он не убивал рабочих, но запугал их до такой степени, что они отказывались продолжать работу. Против него послали охотников, и вот их-то он уже стал убивать. В последний раз охотников отправили на дело, вооружив автоматами и снарядив по последнему слову техники, но ягуар выловил их одного за другим. Этот проект тоже пришлось оставить. Ходили слухи, что землю перепродали (и теперь Эстебан знал, кому именно) и, похоже, снова рассматривали идею сделать из побережья курорт.

Дойдя сюда из Пуэрто-Морады, он устал и изжарился на солнце. Добравшись, Эстебан уселся под пальмой и съел обед из холодных яблочных оладий. О берег бились волны, белоснежные, точно зубная паста; берег был чист: никаких следов человеческой жизни, лишь мертвые пальмовые листья, принесенный морем лес-плавник да кокосовые орехи. Джунгли поглотили все дома, за исключением четырех, но и те были наполовину скрыты темно-зеленой порослью. Даже под ярким солнечным светом они казались призрачными: разорванные москитные сетки, посеревшая обшивка, увитые лианами фасады. Манговое дерево проросло сквозь крыльцо одного из домов, и дикие попугаи лакомились его плодами. Эстебан не бывал здесь с самого детства; тогда руины пугали его, теперь же манили, служа подтверждением того, сколь могущественны законы природы. Мучительно было думать, что он поможет превратить все это в место, где попугаи будут прикованы к домам цепями, а ягуаров можно будет увидеть только на узорах скатерти; в королевство бассейнов и туристов, что потягивают коктейли из кокосовых скорлупок. И все же, закончив обед, он отправился исследовать джунгли и вскоре заметил тропу ягуара: узкая дорожка, петлявшая между остовами домов, опутанных лианами. Она тянулась около полумили и обрывалась у Рио-Дульче. Зелень речной воды была мутнее морской, река изгибисто стремилась вдаль по джунглям; следы ягуара шли вдоль берега, они были всюду; особенно густо они рассыпались на кочковатом подъеме, в пяти-шести футах над водой. Это озадачило Эстебана. Отсюда ягуару до реки не дотянуться, и, уж конечно, для сна это место тоже не подходит. Он немного поразмышлял над этой загадкой, но в итоге решил не забивать себе голову и вернулся на пляж. Охотник собирался бодрствовать всю ночь, а потому прилег вздремнуть под пальмами.

Несколько часов спустя, уже после полудня, он подскочил, мигом стряхнув с себя дремоту: кто-то его звал. Высокая и стройная женщина с кожей цвета меди шла к нему, облаченная в темно-зеленое платье — оно почти сливалось с зеленью джунглей. Вырез приоткрывал выпуклости ее груди. Когда она подошла ближе, он увидел, что, хотя ее черты были отлиты по образцу патука, но в них была какая-то отшлифованная четкость, нехарактерная для этого племени, словно они были так отточены, что превратились в прелестную маску: выпуклые скулы переходили в нежные впадинки. Полные губы словно изваяла рука скульптора. Брови — перья, вырезанные из черного дерева. Глаза — блестящий черный и белый оникс. И все это осенял налет человечности. Нежный глянец пота покрывал ее грудь, а над одной из ключиц так изящно завивалась прядь, что казалось, будто ее поместила туда рука искусного стилиста. Она встала перед Эстебаном на колени, вглядываясь в него бесстрастным взглядом. Его глубоко взволновало жаркое дыхание чувственности, что исходило от женщины. Морской бриз доносил до него ее аромат: сладкий мускус, что напоминал о вызревающих на солнце плодах манго.

— Меня зовут Эстебан Каакс, — представился он, мучительно осознавая, как сильно от него пахнет потом.

— Я слышала о тебе, — сказала она. — Охотник на ягуаров. Ты пришел убить ягуара этого баррио?

— Да, — признался он со стыдом.

Она зачерпнула горсть песка и наблюдала, как он сочится сквозь ее пальцы.

— А как зовут тебя?

— Если мы станем друзьями, я назову свое имя. Почему тебе надо убивать ягуара?

Он рассказал ей про телевизор, а потом, к своему удивлению, обнаружил, что описывает сложности своих отношений с Инкарнасьон, объясняет, как собирается отныне приспособиться к ее образу жизни. О таком с незнакомцами обычно не говорят, но что-то влекло его раскрыть тайны своей души; ему казалось, он почувствовал душевное родство с этой женщиной, и из-за этого изобразил свой брак в более мрачных красках, чем то было на деле: он ни разу в жизни не изменил Инкарнасьон, но сейчас сделал бы это с радостью, если бы представилась такая возможность.

— Но это черный ягуар, — сказала она. — Разумеется, ты знаешь, что это не обычный зверь, что у них есть свои магические цели, в которые лучше не соваться?