СССР-2061 (антология) (СИ) - Гвор Виктор Страница 6

Я посмотрела на экран вычислителя и сказала, что понятно. И сделала вид, будто мне не очень интересно. На самом деле я кое-что придумала.

На следующий день мне, конечно же, попало. А ведь Федя предупреждал.

— Ну-ка, иди сюда, — поманила мама. — Это что такое?

— Закон, — говорю. — О том, что в школу можно с любого возраста идти.

— Как же ты его сюда внесла? — удивилась мама. — У тебя ведь и кода доступа нет.

— Я запомнила твой, — шмыгнула носом жалостливо. — А напечатать Федя помог через голосовой набор.

— Ой-ой-ой, — сказала мама. — Хулиганка ты, Софья Почемучкина. Зря я стенки около твоей кровати листами из старого учебника обклеила. И папа с подарком поторопился. Рано тебе с Федей общаться.

Я сильнее зашмыгала. Я же понимаю, что мама не сердится. Она не сердлявая.

— Ладно, — говорит, — иди спи, Президент. А то мне еще извинения писать надо, да код доступа другой получить. А со школой… со школой потерпи немножко.

Как я ходила на океан.

Федя всегда говорил:

— Выходить из купола нельзя.

И мама говорила:

— Не выходи из купола, простудишься. И всегда включай на курточке электроподогрев.

Но я не люблю этот подогрев. Будто тебя в одеяло закутали. Колючее. Все тело чешется. И в куполе не люблю сидеть. Потому что плохо видно океан. Внутри тепло и зелень — кусты, деревья, трава.

Но снаружи — интереснее. Федя говорит, там одни камни. Земля Санникова недавно из океана поднялась, растений на ней нет. Но меня не растения интересуют. Однажды я видела белого медведя. Он прошел рядом с куполом. Повернул к нам с Федей голову и принюхался. А потом дальше пошел. К океану.

На входе в купол — дверь. Шлюзом называется. Чтобы выйти, нужно набрать нужные цифры. Но я с цифрами дружу. Я знаю, что нужно нажимать. Я видела, когда мама брала меня в обсерваторию. Поэтому я сделала так, как делала мама, и шлюз открылся.

— Туда нельзя, — сказал Федя.

— Ну и не ходи, — сказала я. Просто так сказала, потому что знала — он все равно за мной пойдет. Как привязанный. Потому что должен идти.

На тропинке среди камней стоял указатель.

Обсерватория — 1 км.

Океан — 500 м.

Москва — 10 000 км.

В обсерваторию мне не нужно. Я там была. Вон белые купола светятся, будто шарики от пинг-понга разбросаны. Отсюда они маленькими кажутся, а на самом деле — огромные. Еще дальше — такой же огромный купол абэвэгэдэйкиных. Из него длинная дорога прямо в океан тянется. Там корабли стоят. И подводные лодки.

До берега совсем недолго оказалось. Только холодно. Я прибавляла, прибавляла подогрев, но ветер под куртку забирался и кусал. Но я терпела. По сторонам смотрела. Вдруг медведь опять покажется? Нет, я медведя не боялась. Со мной ведь Федя был.

На берегу оказалось много интересного. Но самое интересное — корабли. Вереницы кораблей.

— Северный морской путь, — сказал Федя. Будто я сама не знала. Но у него привычка такая — все объяснять. — Глобальное потепление позволяет использовать этот путь круглый год. Раньше навигация длилась всего лишь несколько месяцев.

Мы стояли и смотрели на корабли. Они плыли далеко от нас, но было понятно — какие они огромные. Много кораблей. Я даже про холод забыла.

Потом я набрала красивых камешков, и мы пошли домой в купол.

Медведя так и не увидели.

Как меня лечили.

Мама потрогала мой лоб:

— Ты заболела!

Горло драло, из носа текло. И было очень холодно. Я прижимала к себе Федю, но не могла согреться.

— Где ты простудилась? — спросила мама. Но я ничего не сказала. Ведь пришлось бы сказать, что мы ходили на берег. Без разрешения.

Нет ничего противнее горячего молока с медом. И горчичников. А потом пришел врач и стал кричать:

— Разве так можно! Запустили ребенка! У нее воспаление легких!

А мама сказала:

— Не надо кричать. Надо лечить, — и заплакала.

А врач опять сказал:

— Вызывайте врача из абэвэгэдэйки. У них должны быть нужные антибиотики.

Я хотела спросить что такое антибиотики, но не смогла. Тоже хотелось плакать. Мама и так плакала и гладила меня по щеке. Поэтому я сдержалась. Только сказала, что мне стало очень жарко. А потом — очень холодно.

А потом пришел другой врач с большим чемоданом. В чемодане какой-то прибор с лампочками. И проводки. На концах проводков — шарики, которые врач прикладывал ко мне. Шарики щипались. А врач приговаривал:

— Хорошо… хорошо… хорошо…

А мама стояла рядом с врачом и держала кружку с горячим молоком и медом. Но врач сказал:

— Мед и горчичники — устаревшие народные средства. А мой диагност подтверждает диагноз вашего поселкового врача.

— Неужели у военных нет лекарств? — спросила мама.

— Не волнуйтесь, товарищ, — строго сказал врач. — У военных есть все, но для детей это не подойдет. Я свяжусь с Новосибирскими островами, они пришлют лекарство.

— Погода нелетная, — опять заплакала мама. И я заплакала.

— И на море шторм, — сказал врач. — Но не переживайте. Арктическая боевая войсковая группа не оставит ребенка в беде. Что-нибудь придумаем. Лекарство будет через два часа.

Врач сидел рядом и рассказывал мне сказки. И мама сидела рядом и говорила:

— Она у нас взрослая, сказки ей неинтересны.

— Товарищ, — строго сказал врач, — сказки интересны всем.

А потом в дверь постучали, и вошел человек в черной форме и пилотке. И с чемоданчиком.

— Здравствуй, Петров, — сказал врач.

— Здравствуй, Иванов, — сказал Петров. — Доставил все, что просил. А кто у нас больной?

— Я больная, — сказала я.

А врач Петров открыл чемоданчик, достал шприц и сделал укол. Не больно. Просто приложил к плечу трубку, и мне сразу стало легче.

— Как вы быстро, — сказала мама.

— Скоростная подводная лодка, — сказал Петров. — Шли на максимальной скорости под водой. Наверное, рекорд поставили. Больше не болейте.

Я хотела сказать, что больше не буду болеть, но не успела. Заснула.

Как мы поехали путешествовать.

— Ребенку нужны фрукты, — сказал Валя. Валя работает вместе с мамой в обсерватории. Он большой и толстый. И я ни разу не видела, чтобы он ел фрукты. Обычно он ест хлеб с колбасой. Но пока я болела, он приносил мне апельсины. И яблоки. Суб-ли-ми-ро-ван-ные. Вот какое длинное слово. Федя объяснил, что их такими делают специально. Чтобы больше к нам привезти. Яблоко вроде маленькое, сморщенное, но пакет разорвешь, и оно становится большим.

— Ребенку нужно солнце, — сказал Валя, когда я совсем стала здоровой. Но мама меня из дома не выпускала.

— Мы ходим на облучение, — сказала мама. — Вчера ходили. И завтра пойдем.

Облучение — это когда заводят в комнату, раздевают до трусиков, заставляют надевать темные очки и включают специальную лампу. От лампы плохо пахнет, но от нее другая польза. В организме витамины вырабатываются.

— Сублимированные фрукты, облучение, — хмыкнул Валя. — Ребенку нужны настоящие фрукты и настоящее солнце. Отправлю я вас в отпуск. Тем более и повод есть.

— Я не поеду в отпуск, — сказала мама. — У меня программа исследований полетит. Сам знаешь.

— Пойдешь как миленькая, — сказал Валя. — Ребенку нужно не только здоровье. Ребенку нужны новые впечатления. А что он тут на острове видит? Даже белых медведей не видит.

Я хотела сказать, что белого медведя я видела. Но промолчала. Чтобы маму не расстраивать.

— У нее есть Федя, — сказала мама.

— А еще у нее есть папа, — сказал Валя.

— Перестань, — сказала мама.

Но все же Валя маму уговорил. И вечером она сказала:

— Мы едем в отпуск.

— Ура! — закричала я. — И Федю в отпуск возьмем?

Мама посмотрела на Федю.

— Не оставлять же его здесь, — сказала мама. И стала собирать чемодан. А я стала собирать рюкзак.