Турист поневоле (СИ) - Большин Сергей Артурович Страница 6

Петр шутки не понял, а потому и не принял.

– Ужас! Получается, наша работа – коту под хвост. Неужели молодежью никто не занимается?

– Что-то под хвост коту, а что-то кому-то в карман. Брось ты эти старорежимные словечки: молодежью не занимаются! Кому надо занимаются, те же наркоторговцы…

– Д как же!... Кошмар! Не могу поверить, что речь идет о нашей Родине! Столько поколений трудилось, столько лишений и жертв, и – ничего? Никакого нового человека, нового общества… налей, Коля.

– Давай, Петруха, привыкай! Не такое узнаешь. Мы-то постепенно погружались, а тебя, неподготовленного, сразу с головой… Не боись, старик, привыкнешь.

– Да, старик, вот тебе и светлое будущее…

– Кстати, Петя, предлагаю этот жаргон нашей молодости забыть. Мне тебя, пацана 27-летнего, стариком называть глупо, а тебе меня – оскорбительно.

Посмеялись, выпили.

[1] – аллюзия на к/ф «Любовь и голуби»

Глава 3

– Коля, можно твой телефон посмотреть? – попросил Петр.

– Конечно.

Еще одно потрясение пришельца из прошлого. Телефон, почта, фото, видео, музыка, книги и черт знает что еще, и все помещается в кармане!

– Это же совсем другая жизнь! – восторгался он, - В прошлом году мои дикарями в Крым ездили. Пока доехали, поселились, прислали телеграмму, прошло три дня. Я весь извелся, как там, что там? А тут: сел в поезд – сообщил, приехал – известил, захотел – позвонил, захотел – написал. И каждую секунду на связи! А уж по работе…

– Правильно рассуждаете, товарищ! – подхватил Николай. – Получите ложку дегтя! Ты сегодня во сколько со своей конференции слинял?

– В час.

– Правильно. Куда поехал? К Светке своей. На работе в понедельник сказал бы, что конференция была до пяти-шести. То же самое зарядил бы Танюхе, верно?

– Верно…

– А в наше время тебе бы уже сто раз позвонили все кому не лень, и хрен бы ты отвертелся: на работу поехал бы как миленький, а потом домой. А если телефон выключишь или трубку не будешь брать, придется объясняться – в какой это ты дыре пропадаешь, что там нет связи. У нас так – если не на связи, сразу подозрения.

– Здорово! Хорошую службу сослужили бы мобильники в наше время для налаживания трудовой дисциплины! Ленин писал, что «социализм – это учет и контроль». Поставить прогресс на службу строительства нового общества…

– Господи, что ты несешь, пить разучился? Ленина он вспомнил… Забудь этого придурка!

Взгляд Петра сделался стальным, губы поджались:

– Не сметь так говорить о Ленине! – Петр выпрямил спину и не мигая сверлил друга взглядом, рушился последний бастион его убеждений.

– Ой, как грозно! Все стали по стойке смирно… Это почему же не сметь? И не надо мне приветливых взглядов исподлобья. Кто он, твой Ленин? Кровавый диктатор, решивший отомстить миру за свое ущемленное самолюбие…

– Прекрати!

– Не прекращу! Сам эту тему поднял, вот и слушай. Миллионы жизней положили на алтарь светлого будущего, а получилось темное прошлое! Если бы не большевики, все эти ужасы раннего капитализма там, до 17-го года, так бы и остались. А твой Ленин этот подарок второй раз на наши головы вывалил. И по законам диалектики на новом уровне бессердечия и цинизма. Так что вот тебе мой совет: не принимай у нас ничего близко к сердцу, а то не выдержишь. Тебе интересно знать, как мы до всего этого дошли?

– Спрашиваешь.

– Вот и не перебивай старших. Тем более тебе во всем разобраться времени осталось – всего ничего. Будем действовать по плану. Как это называлось? Ленинский комплексный план [1]. Блин, у вас, что ни возьми, все «ленинское», хоть бы что-нибудь сталинское оставили для разнообразия.

– Между прочим, я на два года старше тебя. Так что это ты не перебивай старших. И, кстати, куда это мы так торопимся?

– На первый вопрос отвечу сейчас: по общему количеству прожитых лет я старше тебя, сопляк, без года на четверть века. А на второй отвечу завтра с утра, пока мы оба не готовы.

– Ты сейчас о чем?

– Сказал завтра, значит, завтра. Слушай старших, говорю! Итак, на чем я остановился? Да: Танька, розыск… Она тебя ждала, надеялась, но с началом перестройки, в 85-м году, в ней как будто что-то выключилось, она поняла, что ты не вернешься. Страна рушилась, и твоя Танька тоже. Она часто плакала. Похоже, предчувствовала…

– Что предчувствовала?

Николай досадливо поморщился, как будто сболтнул лишнего.

– Ничего особенного, что должна предчувствовать молодая, красивая женщина, если она покинута и живет в одной комнате с сыном? Что, завянет в одиночестве. Это стало ее навязчивым состоянием, пришлось ей полгода поваляться в больнице.

– В психушке?

– Нет, в Первой градской, я ее в неврологию устроил, но лечили, конечно, голову. С Васей мы на пару вели хозяйство, он уже в школу пошел, помогал. Душа в душу жили.

– Я всегда знал, что ты – настоящий друг. У Таньки так никого и не появилось?

– Никого, – твердо сказал Николай и в очередной раз отвел взгляд.

Попробуй признаться другу, что тебе всегда нравилась его жена, что ее соленые слезы капали прямо на твое сердце, что однажды вечером на кухне ты в порыве нежности и сострадания по-дружески прижал Татьяну к груди, что по-дружески долго не получилось, что ты потом клял себя за эту слабость, что из-за этого целый год никого не мог пригласить к себе домой.

Надо отдать должное Татьяне, почувствовав бесперспективность отношений, она сама дала Николаю «вольную».

– Бедная моя, бедная… найди ее номер, мне нужно ей позвонить!

– Тпру! Я сказал, действуем по плану. Что ты ей скажешь через 27 лет? Здравствуй, дорогая, я из прошлого? Опять же, посмотри на себя и на меня, почувствуйте, что называется, разницу. Нужно подготовься к этому разговору.

– Ты прав. А что такое «перестройка»?

– Петя, счастливый ты человек, тебе повезло миновать все это говно. В 85-м, после того как на кремлевское кладбище свезли очередного Генсека…

– Андропов, получается, всего два года у власти был.

– Год. Андропов умер в феврале 84-го. В 85-м умер Черненко.

– Этот старый маразматик? Его Генсеком?!

– Именно. Но ненадолго. У нас тогда была пятилетка в три гроба. Четыре Генсека за четыре года! Четвертым был Горбачев.

– Его Юрий Владимирович из Ставрополья перетащил…

– Ага, нам на голову. Этот комбайнер Союз и прикончил.

Николай коротко изложил свою версию новейшей истории России и мира. Как рушилась Империя, как тараканами разбежались союзные республики и Варшавский договор; как не было года, чтобы на территории бывшего СССР не воевали (заодно рассказал о кровавой бане в любимой Петром Югославии); как бросились грабить родную страну ее верные сыны; как профессора становились нищими, а уголовники миллионерами; как демократическая общественность свергла партийную номенклатуру и, заняв ее место, превратилась в гораздо более закрытую касту; как новая власть занялась конверсионными операциями «власть – деньги» и наоборот…

– Как же вы выжили?

– Парадокс. С одной стороны, все было даже хуже, чем я рассказал, а с другой, и выжили, и как-то устроились. И жить богаче стали – вон сколько машин на улицах. Меня возьми… Хотя нет, я – плохой пример. У меня непонятно, чем все кончится…

– Тебе жаловаться! В наше время так как ты, наверное, не все секретари ЦК жили.

– Эх, Петя, зелен ты еще! Объясню… но начну издалека. Во времена перестройки при комсомоле стали создавать молодежные коммерческие центры. Я сразу почувствовал – мое. Создал такой центр, райком выделил несколько зданий в районе, теперь они в моей собственности. Пока в моей. Сдаю в аренду.

– Ты их выкупил у райкома?

– Почти. Тогда это называлось – приватизировал. Формально купил, реально задаром взял.

– То есть ты – вор?! Ты, кто в наше время, рискуя карьерой, не дал второму райкома партии незаконно оформить квартиру на дочку?! Как ты мог так переродиться! Неужели я тоже таким стану?