Нил Гейман - Хрупкие вещи Страница 10

– Уважаемые господа, – сказал он, – есть ли здесь мистер Генри Кемберли? Один джентльмен поручил мне передать ему записку.

– Да, это я, – сказал мой друг. – А что вы можете рассказать мне об этом джентльмене? Скажем, за шесть пенсов?

Паренек, которого звали Уиггинсом, прежде чем спрятать монетку в карман, попробовал ее на зуб, а потом сказал нам, что веселый малый, который дал ему записку, был высоким, темноволосым и курил трубку.

Эта записка сейчас у меня, и я беру на себя смелость привести ее тут целиком.

Уважаемый сэр!

Не стану обращаться к вам, как к Генри Кемберли, потому что это не ваше имя. Меня удивило, что вы не назвались своим настоящим именем: это доброе имя, и оно делает вам честь. Я прочел несколько ваших работ, все, которые смог достать. Сказать по правде, мы даже вели с вами весьма оживленную переписку по поводу вашей работы о динамике астероидов.

Мне было безмерно приятно увидеться с вами лично. Не сочтите за дерзость, но вот вам несколько подсказок, могущих оказаться полезными в профессии, которую вы выбрали себе в последнее время. Во-первых, да, у человека, курящего трубку, могла оказаться в кармане совершенно новая трубка, и при этом не оказаться табака – но это крайне маловероятно, как и крайне маловероятно встретить театрального агента, который понятия не имеет о принятом в театральной среде обычае компенсировать актерам расходы за тур, к тому же в компании неразговорчивого офицера в отставке (служившего в Афганистане, если не ошибаюсь). К тому же, как вы очень верно заметили, в Лондоне повсюду есть уши, и я бы не советовал вам садиться в первый же подъехавший кеб. У кебменов тоже есть уши, и к тому же – отменный слух.

Однако вы, безусловно, правы в том предположении, что именно я заманил полукровку в меблированные комнаты в Шордиче.

Если вас это утешит, сообщаю вам следующее: изучив пристрастия принца в том, что касается проведения досуга, я сказал, что доставил ему девушку из монастыря в Корнуолле, которая в жизни не видела ни одного мужчины, и, стало быть, его вид и его прикосновение наверняка сведут ее с ума.

Если бы эта девушка действительно существовала, она погрузилась бы в пучину безумия еще до того, как он полностью ею овладел. Он бы высосал ее разум, как человек, пьющий сок из мякоти спелого персика, оставляя лишь кожицу и косточку. Я видел, как они это делают. Я видел, как они делают и более ужасные вещи. Это не та цена, которую стоит платить за мир и процветание. Это слишком большая цена.

Мой добрый друг доктор – который полностью разделяет мои убеждения и который действительно написал нашу пьесу: у него есть талант, и он умеет развлекать публику, – уже ждал нас, держа наготове свои ножи.

Эта записка ни в коем случае не насмешка, не издевательство в манере «поймай меня, если сможешь», потому что мы с доктором уже покинули этот город, и вы не сможете нас найти. Я всего лишь хотел сказать, что мне было приятно хотя бы на мгновение почувствовать, что у меня есть достойный соперник. Куда более достойный, чем эти нелюди из-под земли.

Боюсь, «Лицедеям со Стрэнда» придется искать себе нового актера на главные роли.

Не стану подписываться, как Верне. Пока не закончится охота и в мире не восстановится прежний порядок, думайте обо мне просто как о

Rache.

Инспектор Лестрейд выбежал: из комнаты, созывая своих людей. Они заставили юного Уиггинса отвести их туда, где мужчина передал ему записку – как будто актер Верне ждал их там, покуривая трубку. Мы с моим другом посмотрели на них из окна и покачали головами.

– Они остановят и обыщут все поезда, которые уходят из Лондона, и все корабли, отплывающие из Альбиона в Европу и в Новый Свет, – сказал мой друг. – Они будут искать высокого мужчину и его спутника, который слегка прихрамывает. Они закроют вокзалы и порты. Они блокируют все выезды из страны.

– Как вы думаете, их поймают?

Мой друг покачал головой.

– Возможно, я ошибаюсь, но готов поспорить, что сейчас они находятся примерно в миле от нас, в трущобах Сент-Джайлза, куда полицейские не осмеливаются заходить меньше, чем вдесятером. И они будут прятаться там, пока не стихнет весь шум. А потом снова займутся своими делами.

– Почему вы так думаете?

– Потому что, – ответил мой друг, – на их месте я сделал бы именно так. Кстати, записку лучше сжечь.

Я нахмурился.

– Но ведь это улика.

– Это крамольная чушь, – строго заметил мой друг.

Я не стал спорить и сжег записку. Когда Лестрейд вернулся, я сказал ему, что я сделал, и он ответил, что это было правильное решение. Лестрейд сохранил работу, а принц Альберт написал моему другу письмо, в котором выразил восхищение его блистательным интеллектом, но вместе с тем и сожаление о том, что преступник по-прежнему разгуливает на свободе.

Шерри Верне – или как его звали на самом деле – так и не поймали, как не поймали и его друга-убийцу, в котором якобы опознали бывшего военного хирурга Джона (или, может быть, Джеймса) Ватсона. Что любопытно: он тоже служил в Афганистане. Не исключено, что мы с ним даже встречались.

Мое плечо, до которого дотронулась королева, продолжает заживать. Скоро я снова смогу стрелять по-снайперски метко – как раньше.

Однажды вечером, несколько месяцев тому назад, когда мы были одни, я спросил моего друга, помнит ли он переписку, о которой упомянул в своей записке человек, называвший себя Rache. Мой друг ответил, что помнит и что «Сигерсон» (тогда актер называл себя так и утверждал, что он из Исландии), видимо, вдохновившись теориями моего друга, также выдвинул несколько невероятных теорий о связи между массой, энергией и гипотетической скоростью света.

– Полная чушь, разумеется, – сказал мой друг без тени улыбки. – Но чушь вдохновенная и опасная.

Из дворца пришло сообщение о том, что королева довольна работой моего друга, и на этом дело замяли.

Однако я сомневаюсь, что мой друг так просто откажется от него. Эта история не закончится, пока один из них не убьет другого.

Я сохранил эти записи. Я попытался как можно точнее рассказать о событиях, связанных с этим делом, причем сказал много такого, чего не стоило говорить. Будь я человеком чуть  более разумным, я бы сжег эти страницы, но, с другой стороны, как любит повторять мой друг: даже пепел может выдать секреты. Я положу эти бумаги в банковский сейф вместе с распоряжением о том, что вскрыть конверт можно лишь после смерти всех участников событий. Хотя в свете происходящего в России, боюсь, этот день может настать много раньше, чем мы полагаем.

С. М. майор (в отставке)

Бейкер-стрит,

Лондон, Новый Альбион, 1881

ЭЛЬФИЙСКИЙ РИЛ

The Fairy Reel

Перевод. Н. Эристави

2007

Когда бы снова я молод был,И верил бы снам, и не верил бы смерти,Я б сердце свое пополам поделил,Чтоб быть среди вас хоть полжизни, поверьте!

Полсердца осталось на ферме моей,Чтобы об эльфах страдать неустанно,Полсердца крадется меж серых теней,По тропке лесной, извилистой, тайной.

Когда бы встретил эльфийку я,Я б стал целовать ее, робок и жалок.Она же орлов созвала бы, друзья,И к древу в огне меня приковала!

И коль из черных сетей ее косГлупое сердце мое рвалось бы,Она б его заперла в клетку из звезд,И я бы оставил мольбы и просьбы.

Когда бы я опостылел ей,Она б мое имя забыла даже,А сердце бы кинула средь ветвейКостра, вкруг которого эльфы пляшут.

Пусть с сердцем играют они моим,Пускай его вытянут нитью гибкой,Пускай обратят его в прах и дым,Пускай струною натянут на скрипку!

Пусть день и ночь на сердце-струнеИграют они мелодии странные,Чтоб каждый сгорал в них, точно в огне,Чтобы плясал, пока ноги не ранит!

Вот – скрипка и танец ведут свой спор,Чтоб эльфы летели в пламенном риле,Чтоб в их очах, золотых, как костер,Огни негасимые проступили!

Но стар я. Уж зим шестьдесят назадУтратил я сердце свое без возврата,Что ночь – несется оно сквозь ад,Мелодий странных за гранью заката.

Я сердце свое разделить не посмел, –Скитаюсь, слепец, одинок и беден...К луне ущербной я не взлетел,А солнцу неведом эльфийский ветер!

О вы, кто не слышит Эльфийский рил –Похитят сердца ваши скоро, поверьте!Да, молод был я, и глуп я был,Оставьте ж меня в одиночестве смерти!

ОКТЯБРЬ В ПРЕДСЕДАТЕЛЬСКОМ КРЕСЛЕ