Дмитрий Барчук - Орда Страница 10

Женщины – все-таки проницательные создания. Каким-то шестым чувством моя ученица уловила, что мои познания в области русско-французского языкознания исчерпаны, и, проведя рукой по утомленному лобику, она встала из‑за стола, давая понять всем своим видом, что на сегодня экзекуция завершена.

Тут же все асташевские домочадцы, как по команде, засуетились и стали разбредаться кто куда. Представление было закончено, и, похоже, публика не догадалась, что ее надули. Я облегченно вздохнул.

– Все, Марина Кирилловна, стол накрыт. Кальмары в духовке. А я побежала. Не то на «Санта-Барбару» не успею, – домработница Клава вытерла со лба пот, повесила фартук и пошла в прихожую одеваться.

Хозяйка еще раз окинула критическим взглядом стол и осталась довольна. Просто, невычурно, но со вкусом. Ужин на троих. Бутылка хорошего белого грузинского вина. И еще одна в запасе, если возникнет необходимость. Легкие салаты. Овощи и морепродукты. Фрукты. Шоколад. Свечи в бронзовых подсвечниках. Легкая музыка – Хулио Иглесиас как раз подойдет. Атмосфера интимной доверительности и комфорта создана.

«И хорошо, что на кухне, – успокоила себя Марина Кирилловна. – А то Лариска возомнит о себе невесть что. И так такого мужика ее преподношу. Можно сказать, от сердца отрываю».

Да, сегодня вечером должна была решиться судьба друга их семьи – Владимира Валерьевича Киреева. Правда, он об этом еще не знал и сейчас занимался с Аленкой по истории в ее комнате. Но Марина Кирилловна знала, более того – именно она устраивала эту вечеринку, чтобы отдать, наконец, несчастного Володьку в надежные руки. Его многозначительные взгляды уже не раз ставили ее в глупое положение и заставляли краснеть. А она же не девочка, в конце концов. Или давай крутить настоящую любовь. Или проваливай к чертям собачим. Но мужа она немного побаивалась, ибо финансово была зависима от него. Поэтому был выбран второй вариант.

В качестве спутницы жизни для будущего светила исторической науки госпожа Аксакова отыскала одну из своих многочисленных подруг – Ларису Ивановну Лебедь, директора местного филиала крупной страховой фирмы, мать Аленкиной одноклассницы Юльки, той, что сама строила глазки учителю. Лариса Ивановна была женщина незамужняя, но весьма обеспеченная.

Не успела хозяйка помянуть свою подругу, как раздался звонок в дверь. Марине Кирилловне пришлось идти открывать самой. Прислуга ведь смотрела «Санта-Барбару». На крыльце и в самом деле стояла Лариска. Расфуфыренная, в норковой шубе до пят, но с непокрытой головой, дабы прическу не испортить.

«Часа три сидела в парикмахерской, дура, а изобразила на голове черт те что», – подумала Аксакова.

Но лицо Марины Кирилловны источало полный восторг и радость гостеприимства.

Помогая подруге разоблачиться, она все пыталась подобрать название для ее прически. На ум почему-то приходили больше названия кинофильмов, типа «Титаник» или «И корабль плывет». Но когда Марина Кирилловна увидела, что было на госпоже Лебедь под шубой, вся куафюрно-корабельная тематика была тут же ею забыта.

– Какой миленький костюмчик! – воскликнула хозяйка. – Тебе так идет красное! Где ты его купила?

Если бы Лариса Ивановна могла читать чужие мысли, то она бы в сей же миг схватила свой норковый балдахин и ноги бы ее не было больше в этом доме. А мысли эти были такие:

«Ну и корова! Тоже мне, сорокалетняя Кармен весом в семьдесят кило! Вырядилась в красное, как плащ тореадора. Такое даже Аленка не наденет, постесняется. Черная юбка едва прикрывает задницу. И обтягивает – мама родная! Пудра – толщиной с апельсиновую кожуру. А губы-то намалевала! Прямо алые маки Иссык-Куля. Поди, целый тюбик помады извела…»

– И где же наш объект? Плод моих желаний и вожделений? – едва переступив порог кухни, вопросила гостья.

– Сейчас придет. У него урок вот-вот закончится. Ты как раз вовремя.

– А как тебе мой прикид? Красное и черное. Твой Жюльен Сорель сможет это оценить?

– Умереть – не встать, госпожа де Реналь.

Аксакова, конечно же, могла назвать подругу и Матильдой де Ла Моль, но не съязвить по поводу ее возраста она не могла.

Странно, но Владимиру наряд неожиданной гостьи не показался вульгарным. Напротив, он отпустил ей комплимент именно по поводу удачного сочетания красного и черного тонов. От чего страховщица вся зарделась и стала одного цвета со своим блузоном. Марину Кирилловну это несколько смутило.

Потом было застолье по заранее отработанному женщинами сценарию. Выпили, закусили. Вторая бутылка вазисубани тоже была оприходована. Киреев был выпившим, но не пьяным. Он сам вызвался проводить Ларису Ивановну домой. Марина Кирилловна сильно, до крови, закусила губу, а потом долго стояла на крыльце особняка, провожая взглядом парочку, идущую в обнимку, и выкурила целых три сигареты.

Я лежал на кровати в своей светелке и смотрел в окно, в синеву наступающей ночи. Спать не хотелось. Все мои мысли были устремлены к Мари. Как все-таки здорово мы провели сегодня этих татар! Какая же она умница, эта милая маленькая француженка! Если так дело пойдет и дальше, то, глядишь, за месяц-другой, я с Божьей помощью обучу ее мало-мальски говорить по-нашему. Ведь научил же бедолагу Бопре когда-то. Пусть и не по учебникам, но для любовных забав его лексикона хватало.

Вдруг дверь скрипнула, отворилась, и в комнату вплыла, как привидение, фигура вся в белом. Вход в светелку лампадка освещала плохо, посему я мог только догадываться, кто это. Но по легкой поступи мог поручиться: это была женщина! «Мари?!» – екнуло мое сердце. Но не успел я насладиться даже мгновением сладостного предвкушения, как фигура приблизилась к свету, и я ахнул. То ли от разочарования, то ли от неожиданности. Это была не Мари. Это была Азиза.

– Вы разочарованы, мелкий лгунишка и притворщик, – громким шепотом произнесла женщина и, не дожидаясь моего приглашения, присела на край кровати.

Я инстинктивно отодвинулся, прижавшись вплотную к стенке.

– Не бойся. Я тебя не съем. Если бы хотела твоей погибели, еще днем сдала бы тебя с твоим французским. Компрэнэ муа, силь ву пле, мон шер? Да из тебя такой же учитель, как из меня воевода, мон ами.

Далее старшая жена моего пленителя говорила только по-французски. Причем ее речь лилась дивно и естественно, чище, чем у коренной француженки Мари.

Я уже говорил, что язык Парижа и Версаля знаю весьма скверно, но если мне объяснить одно и то же несколько раз, да еще и жестами для большей доходчивости, я могу понять, о чем речь.

Не буду вдаваться в подробности. Опустим описания Бахчисарайского дворца, где выросла моя сказительница, ее генеалогического древа (весьма древнего), ее нынешних родственных связей. Скажу проще, как дошло до меня. Азиза была дочерью крымского хана Гирея, не старшей, не младшей, а где-то посередине. Причем дочерью не от самой любимой жены. Однако воспитание она получила царское, или ханское, как вам больше нравится. Свободно болтает и пишет на всех известных мне европейских языках, кроме венгерского. Знает также арабский. Может по звездам определить, какой сегодня день в году, а по солниу – который час. В общем, барышня она была весьма образованная. Но случилось ей влюбиться в одного османского принца, тот тоже к ней симпатией проникся. Но на горе в этого же принца втюрилась еще одна ханская дочка, любимая. И хан, узнав про этот треугольник, любимую дочь сосватал в Стамбул, а ту, которая могла помешать этому счастливому браку, отправил в тьмутаракань – в далекий сибирский город Томск, замуж даже не за мусульманина, а за иноверца – сына здешнего воеводы.

Прошло время, старый воевода умер. И сын занял его место. Нельзя сказать, что Азиза полюбила своего суженого, но при отце он честь держал и не чудил. Она даже ему сына родила – Ивана. А как сам Василий взялся за воеводскую булаву, совсем ей житья не стало. Стал шляться по девкам, по замужним бабам, а потом объявил, что вообще гарем заводит. Прежний архиерей его за это даже проклял, грозился от церкви отлучить. Но за деньги дело замялось.

Так в их доме семь лет назад появилась Елена, купеческая дочь из Нарыма. Димка и Настя – ее дети. Потом откуда-то из‑за Байкала привез воевода Бортэ. Но она оказалась к деторождению непригодной и больше являлась для воеводы другом, нежели женой. А полгода назад из Тобольска еще и француженку приволок. Когда в доме появилась вторая жена, Азиза перестала спать с мужем. А ей, как оказалось, сейчас всего тридцать два года. Замуж же ее выдали в пятнадцать.

Еще во время своего рассказа Азиза распустила прежде стянутые шнурком длинные черные волосы и потихоньку стала пододвигаться ко мне. Наконец ее лицо оказалось совсем близко от меня. Поверьте, она тоже была прекрасна в этот миг! Белое лицо окаймлял плащ из густых черных волос, глаза горели призывным дьявольским огнем, ноздри античного носа раздувались, как у породистой лошади…