Анатоль Имерманис - Пирамида Мортона Страница 10

Зрители вскочили со своих мест, участники передачи — тоже. Никто еще не осознал, что в сущности произошло, когда из всех микрофонов одновременно донесся голос Лайонелла:

— Телёмортон продолжает свою передачу по 21 каналу.

Я склонился над Торой и только наполовину видел, как железная стена за моей спиной раздвинулась, открыв гигантский, оформленный под телевизор экран. На нем (это мне уже рассказали) зрители увидели пустую галерку телевизионного театра и человека, опрометью кинувшегося к дверям. А другой объектив уже показывал брошенную им снайперскую винтовку, и тут включился третий, и сорокафутовое распростертое тело Торы с ясно проступившими сквозь багровую тунику пятнами крови прыгнуло на зрителей, и миллионными уменьшенными копиями пошло по 21 каналу.

— Полиция? Произошло убийство!

Короткая пауза.

— Скорая помощь? Только что стреляли в Тору Валеско! У нескольких зрителей нашего театра нервные припадки! Еще один! Нет, кажется, это обморок!

Я словно раздвоен. Рядом со мной Лайонелл с телефонной трубкой в руке, и он же — на экране контрольного телевизора, наполовину заслоняя меня, стоящего на коленях возле Торы. И уже в другом ракурсе: одна только Тора, и сразу — зрительный зал, и люди в белых комбинезонах с надписью “Телёмортон. Санитарная служба”. По экрану проплывают носилки, а на них дергающаяся в истерике пожилая женщина с широко открытым ртом, из которого рвется крик. А на контрольном экране уже виден выбегающий из подземного тоннеля телевизионной Дашни человек — убийца Торы.

Это было неестественно, выше человеческого понимания. По зрительному залу пронесся шипящий выдох, единодушное “Ах!”, похожее на свист выходящего под огромным давлением пара. С этой секунды экран перестал быть простым оптическим устройством. Он превратился в магнитное поле невероятного притяжения, в сатану, целиком завладевшего душами миллионов.

Я не был исключением. Уподобившись чародею, который, понадеявшись на силу магической формулы, вызвал духа и оказался всецело в его власти, я перестал ощущать реальность. Мертвая, а может быть, еще живая Тора, сцена с сотней вращающихся кресел, на которых сотня знаменитостей сидела, повернувшись лицом не к публике, а к экрану, — все это стало зыбким, неправдоподобным, иллюзорным. Единственной реальностью во всем огромном мире был экран: бегущий по улице убийца, вскакивающие на ходу в машину полицейские, резкие сирены карет скорой помощи.

Я сам, винтик за винтиком, монтировал убийственный аппарат Телемортона, но никогда не представлял себе, что это может действовать как сильнейший наркотик.

Впоследствии меня ничуть не удивило, когда я узнал, что миллионы людей, успевших приобрести наши телевизоры, не сомкнули в эту ночь глаз.

Убийца еще бежал по улице, а сцену театра уже наводнили полицейские, врачи, санитары.

Кто-то оттащил меня от Торы, я услышал голос инспектора полиции:

— Подождите! — Это относилось к врачам. — Сначала я должен осмотреть пострадавшую.

Он наклонился над Торой, вернее хотел наклониться, но экран успел схватить и его в свои магнитные лапы.

— Вот он! Убийца! Держите его! — закричали на сцене. Кто-то даже протянул руки, словно намереваясь остановить бегущего к машине человека. Убийца опасливо оглянулся. Мы впервые по-настоящему увидели его лицо. Немного растерянное, обычное. Если бы мы не видели это лицо мельком на галерке театра, в нескольких шагах от брошенной снайперской винтовки, мы бы никогда не поверили, что это он.

Но сейчас весь зрительный зал взревел в яростной жажде крови:

— Он убежит! Полиция! Куда смотрит полиция?

Полиция уже смотрела куда следует — на экран. И не только полиция. Врачи, позабыв, что рядом умирает человек, глядели на убийцу, который быстро прыгнул в машину, завел мотор и, выжимая скорость, удалился из кадра.

И тут пилот вертолета доказал, что недаром Мефистофель так заботился о бесплатных местах на прекрасных кладбищах Объединенного Пантеона. Чудилось, удаляющаяся машина валится набок — с такой молниеносностью к ней приблизился объектив. И крупным планом, во весь экран, мы увидели автомобильный номер.

Вместо машины возникла голова в пилотском шлеме.

Ее сопровождал голос:

— Вы только что видели Боба Таунберри, пилотирующего вертолет “Телемортон. Соединенные Штаты, 978”. Передачу веду я, Алвин Картер! Мы следуем за ним!

Переключение. В кадре уже стоящий на сцене телефон и инспектор полиции, дающий указания задержать машину.

Потом… Кажется, я на несколько минут потерял сознание.

— Ну, как? Тебе лучше, Трид? — услышал я голос Лайонелла.

Я открыл глаза! На уровне моей головы чья-то рука в белом убирала блестящий шприц. Движение руки было бессознательным — врач, только что сделавший мне укол, глядел не на шприц, не на меня, а на единственную реальность этого нереального мира.

— Где Тора? — спросил я хрипло.

— Выпей. — Лайонелл протянул мне полный стакан бренди. — Тора? Вот она.

Удивляясь, почему он показывает не вниз, на пол, а куда-то вверх, я приподнялся и увидел ее. В карете скорой помощи. Закрытые глаза, кровавый шрам на лбу, тело скрыто белой простыней. Из-под простыни бессильно свисает рука, врач скорой помощи щупает пульс, рядом чья-то спина в белом комбинезоне с надписью: “Телемортон. Санитарная служба”. Вой сирены. В промежутках голос:

— Тора Валеско по-прежнему находится в бессознательном состоянии. Мы везем ее в госпиталь Святого Патрика! Все приготовлено к операции! Оперировать будет срочно поднятый с постели профессор Маркин!

Другая сирена. На этот раз полицейская. Она врезается в гущу движения, словно ножницами пропарывает сверкающий поток автомобилей, голос полицейского радиооператора:

— Сектор 86! Он только что свернул на 106 улицу! Всем направиться на 106 улицу! Перекройте движение!

Переключение. Улица с птичьего полета. Во всю длину.

Впереди похожая на игрушечную машина. Из боковых улиц вылетают другие. Скачок. На экране крупным планом автомобиль убийцы. Из-за опущенного ветрового стекла выглядывает искаженное страхом лицо. Он заметил погоню.

Карета скорой помощи подкатывает к подъезду госпиталя. Стоящие наготове санитары распахивают дверцу.

Мельком виден лежащий на спине телеоператор. Перешагивая через него, санитары вносят носилки с неподвижным телом.

На экране дымок. Что это такое? Взрыв? Нет, мы видим дрожащие пальцы и между ними странную сигарету — красную с длинным черным мундштуком. Это курит один из зрителей телевизионного театра. Голос ведущего:

— Сигарета Телемортон — лучшее средство против сна! Оставайтесь у телевизоров! Мы покажем вам поимку убийцы Торы Валеско и его первый допрос!

Переключение. Рука с пистолетом. Выстрел. Еще один. Пули свистят вокруг мчащегося на полной скорости автомобиля. С птичьего полета — вся сцена погони. В погоню включились уже три полицейские машины.

Дымки выстрелов. И снова крупным планом — нажимающий на спусковой крючок палец, яростное лицо стреляющего полицейского. Выстрел. Еще и еще. Душераздирающий аккомпанемент полицейских сирен. Прижавшиеся к стенам прохожие, раскрытые окна — на первом этаже, на десятом, на сороковом, в окйах лихорадочно блестящие глаза… Наплыв на одно окно. Ребенок, привстав на цыпочки, глядит на улицу, а в глубине тёмной комнаты вся остальная семья, прикованная к экрану телевизора. И на крошечном экране — погоня, вспышки выстрелов, бешено мчащиеся машины, Переключение. Сцена театра. Голливудская знаменитость, с устремленными на экран глазами маньяка. Нервные пальцы вслепую разрывают коробку, вытаскивают черно-красную сигарету.

Убийца на полном ходу сворачивает в темный двор, выпрыгивает из машины, машина с оглушительным лязгом врезается в стену дома. Звон стекла, крик из дома.

Убийца карабкается по кирпичной стене, прыгает в соседний двор, падает, вскакивает, бежит дальше.

Тора лежит на операционном столе. Лицо скрыто анестезионным аппаратом. Люди в белых масках, волосатые руки в прозрачных перчатках. Какие-то хирургические инструменты.

В ворота въезжают одна за другой полицейские машины. Из них выскакивают вооруженные люди.

Операционная. Молочно-белая, так хорошо знакомая мне кожа. Рука цветным карандашом проводит по ней закругленную линию. Другая, со скальпелем, следуя за извилинами этой линии, рассекает кожу. Кровь… Тампоны. Слабо трепещущий кусок сырого мяса.

— Неужели это сердце? — думаю я. — Сердце Торы?

Переключение. На экране мое лицо. Я вглядываюсь в себя, как в чужого. Почему я не рядом с Торой? Почему я здесь? Почему только одна моя половина страдает, а другая думает об иных предметах? Например, о съемке в инфракрасном освещении. Инфрасъемка, как ее фамильярно называют специалисты Телемортона. Черный смог форсировал ее развитие, это благодаря ей оказался возможен скандальный снимок в вечерней газете.