Эдвард Бульвер-Литтон - Грядущая раса Страница 10

В письме они не допускают выражения для обозначения Божества. Они заменяют его символом, имеющим вид пирамиды. Они не открыли мне, как чужестранцу, то воззвание, с которым они обращаются к Нему в молитве, и потому я его не знаю. В разговоре со мною, касаясь Божества, они употребляли такие выражения, как Всеблагой и т. п.

Если жизнь моя продлится, я, может быть, еще сведу в систематическую форму, те сведения, которые мне удалось собрать о языке Вриль-я. Но сказанного, я полагаю, будет достаточно, чтобы показать, как язык, сохранивший в их первоначальном виде многие из своих корней и прошедший чрез промежуточную эпоху, со всеми ее наносными уродливостями, по прошествии бесчисленных веков, наконец, сложился в свою настоящую инфлекционную форму, отличающуюся простотой и единством.

Но при всем том, литература этого языка принадлежит к области прошлого. Я покажу далее, что-то общественное благосостояние, которого достигли Ана, не допускает по самому существу своему дальнейшего развития литературы, особенно в двух ее главных отраслях – поэзии и истории.

XIII

Этот народ имеет свою религию, и что бы ни сказали против нее, она отличается следующими странными особенностями: во-первых, они верят в то, что исповедуют, и, во-вторых, строго исполняют то, что внушает им эта вера. Они все нераздельно поклоняются одному Божественному Творцу вселенной и верят, что через посредство этой вездесущей и всепроникающей таинственной силы, каждый помысел всякого живого существа достигает общего источника жизни. И хотя они не утверждают прирожденности идеи о божестве, но, по их мнению, насколько то позволяют их наблюдения природы, Ан (человек) единственное живое существо, которому дана способность воспринять эту идею, со всем последующим ее развитием. Они верят, что такое преимущество дано человеку не понапрасну, и потому молитва и благодарения должны быть приятны Творцу природы и необходимы для дальнейшего развития человеческого рода. Они молятся в общественном здании и у себя дома; как чужестранца, меня не допускали в их храм.......

ХIV

....... Как ни фантастичны верования Вриль-я, но они до некоторой степени уясняют их социальный строй; их поразительную кротость во всех их сношениях и ту жалостливость ко всем живым существам, истребление которых не требуется для охраны общества. Их понятие о том вознаграждении, которое ожидает помятый цветок, или раздавленное насекомое, при их будущих метаморфозах в высшие формы, не заключает в себе ничего вредного, хотя и может вызвать улыбку. Во всяком случае, все эти верования подземной расы наводят на довольно высокие размышления, что и в эти скрытые от нас бездны земли, никогда не освещавшиеся солнцем, проник светлый луч убеждения о всеобъемлющей любви Творца вселенной и той абсолютной, не допускающей конечного зла, справедливости в его законах, которая царит во всем живущем мире и царила во все времена.

ХV

Как ни были добры ко мне все члены семейства моего хозяина, но его молодая дочь проявляла особую внимательность в заботах обо мне. По ее совету, я оставил тот костюм, в котором спустился к ним с поверхности земли, и облекся в одежду Вриль-я, за исключением крыльев, заменявших у них во время ходьбы весьма красивый плащ. Но так как многие из Вриль-я во время деревенских работ не носили крыльев, то мой наружный вид ничем особенным не выдавался среди них, и я мог ходить по всему городу, не обращая на себя внимания любопытных. За пределами приютившего меня дома, никто не подозревал, что я выходец с поверхности земли; меня просто считали гостем Аф-лина, из какого-нибудь отдаленного варварского племени.

Город казался чрезмерно великим, по сравнению с окружающей его страной, которая, пожалуй, не превосходила размерами какого-нибудь большого Английского или Венгерского поместья. Но все это пространство, до самого подножия гор, было возделано самым тщательным образом, за исключением небольших участков, оставленных по их скатам и на пашнях для пастбищ прирученных, безвредных животных, которые, однако, не имели никакого применения в их хозяйствах. До того доходит их чувство сострадания к этим низшим существам, что ежегодно из общественной казны ассигнуется определенная сумма для перевозки части их в другие, более отдаленные поселения или колонии Вриль-я (конечно с согласия их обитателей), если вследствие чрезмерного размножения, отведенные им пастбища оказывались недостаточными. Но, сколько я знаю, они не размножаются в такой пропорции, как наши, разводимые на убой, животные; кроме того, подчиняясь какому-то особому закону, животные, бесполезные для человека, здесь постепенно покидают занятые им земли и даже вымирают.

Между разными государствами или штатами племени Вриль-я исстари укоренился обычай оставлять невозделанными нейтральные пространства по их границам. В описываемой мною общине, такой участок составляла скалистая гряда гор, ранее непроходимая для пешеходов, но через которую легко перелетали на крыльях или в воздушных лодках (я опишу их далее). В этих горах были, однако, пробиты дороги для проезда повозок, приводимых в движение врилем. Такие международные пути постоянно были освещены, и для покрытия расходов по их содержанию, существовал особый сбор, в котором принимали участие по раскладке все прочие отрасли племени Вриль-я. Благодаря этому, поддерживались постоянные коммерческие отношения между самыми отдаленными штатами. Богатство описываемой мною общины состояло главным образом в земледельческих продуктах, избыток которых они обменивали на предметы роскоши; важнейшие из них были уже упомянутые мною ученые птицы.

Их привозили сюда издалека, и они поражали красотою своих перьев и чудным пением; мне рассказывали, что много трудов было потрачено на их разведение и обучение, и что путем тщательного подбора, порода эта удивительно усовершенствовалась за последние годы. Я не встречал других домашних животных в этой общине, за исключением чрезвычайно забавных и резвых маленьких зверьков, похожих на лягушек, но с весьма выразительными головками; которых дети держали в своих садах. У них вовсе не существует таких домашних животных, как наши собаки или лошади; Зи, однако, сообщила мне, что подобные животные были когда-то и в этих местах, но что теперь их можно встретит только в отдаленных странах, населенных другими племенами. По словам ее, с открытием вриля, они постепенно исчезали в цивилизованном мире; потому что в них уже не было надобности.

Машины и крылья заменили лошадь для перевозки тяжестей; а собака, как сторож, или для охоты, потеряла всякое значение, потому что уже давно прошли те времена, когда праотцы Вриль-я нуждались в них, для защиты от своих врагов, или охотились с ними за мелкими животными, употреблявшимися в пищу; да кроме того, в этих гористых местах, лошадь вряд ли могла служить для перевозки тяжестей, или для прогулок верхом. Единственное животное, употреблявшееся для первой цели, видом похожее на крупную породу козы, мне приходилось встречать на их фермах. Уже самый характер окружающей местности должен был внушить, как мне кажется, необходимость применения крыльев и воздушных лодок. Несоразмерная величина пространства, занимаемого здесь городом по отношению к загородной территории, объясняется тем, что каждый из домов был окружен своим садом. Широкая главная улица, на которой жил мой хозяин Аф-лин, проходила мимо громадной площади, где находилась коллегия ученых и другие общественные здания; грандиозный фонтан какой-то светящейся жидкости бил в ее центре.

Все эти общественные постройки отличались одним общим характером массивности и прочности; они напоминали мне архитектурные картины Мартина. Их верхние этажи окружали балконы, или скорее, поддерживаемые колоннами висячие сады, которые были наполнены цветущими растениями и населены прирученными птицами. От главной площади шли, разветвляясь, несколько ярко освещенных улиц, которые постепенно поднимались в гору по обеим сторонам ее. Во время прогулок по городу меня никогда не пускали одного; мне всегда сопутствовали Аф-Лин или его дочь.

Лавок в городе здесь немного; требования покупателей исполняют разного возраста дети, которые отличаются понятливостью и вниманием; но никогда не надоедают покупателю назойливым предложением товаров. Самого хозяина лавки в ней редко можно встретить, и, по-видимому, он мало принимает участия в продаже, хотя и занимается этим делом по влечению, будучи независим от него в средствах существования; многие из самых богатых членов общины держат такие лавки.

...Все роды занятий пользуются одинаковым уважением. Ан, у которого я купил пару сандалий, был родным братом Тура – правителя штата; и хотя его лавка не превышала размером сапожных магазинов на Брод-Уей или в Бонд-Стрит, он был вдвое богаче своего брата, жившего во дворце. Без сомнения, он владел каким-нибудь загородным поместьем.