Олег Рой - Страх. Книга 2. Числа зверя и человека Страница 10

Меня считают сильной женщиной, но это – чисто внешнее впечатление. Ну да, я умею отстаивать свои интересы. Но при этом прекрасно понимаю, что в мире, как ни крути, есть силы, намного превосходящие мое упрямство и упорство. С некоторыми вещами женщине справиться невозможно. К тому же мне в глубине души всегда хотелось быть слабой. Чтобы кто-то улыбался: не бойся, милая, я обо всем позабочусь, – и действительно заботился бы.

Хотя в наше время это, наверное, непозволительная роскошь – быть слабой женщиной, полностью доверяясь мужчине. Вот и приходится изображать этакую независимую валькирию. Но сказать, что мне нравится то, как я живу, – значит, изрядно погрешить против истины. Не нравится, несмотря на все мои старания продемонстрировать противоположное. Я теперь не столько живу, я играю роль, немного гротескную роль сильной, самодостаточной женщины, почти что женщины-вамп. Образно говоря, я оседлала тигра, и слезать с него мне почему-то не хочется (быть может, «слезать с тигра» мне попросту страшно). «Держать марку» мне очень помогает Эдит. Вот уж кто воистину человек без комплексов. Она совершенно не отягощена грузом моральных принципов. Легко преступает грань писаных и неписаных законов, собственно, почти не замечает их, поскольку правила устанавливает (и отменяет!) для себя сама. И не знает в этом удержу.

Как она обрадовалась, услышав, что я ушла наконец от Германа.

– Приезжай ко мне, – тут же потребовала Эдит, – места в моем коттедже хватит, живи сколько вздумается, я только за. Ты благотворно на меня влияешь. Ты ведь знаешь, Никочка, меня иногда… э-э-э… заносит на поворотах. Так можно и с трассы ненароком слететь, и голову потерять, а ты меня сдерживаешь. Ты такая гармоничная. Ну что тебе делать в доме этого твердокаменного моралиста и идеалиста Кмоторовича? Со скуки помрешь. Даже не думай – переезжай ко мне чем раньше, тем лучше.

Но я колебалась. Эдит – действительно особа без тормозов. Во всех смыслах слова. Я сильно подозреваю, что ей все равно, с кем спать – с мужчиной или женщиной. Нет, я не ханжа, но при мысли, что я стану объектом сексуальных притязаний особы с явно к тому же выраженными садистскими наклонностями, мне становится немного не по себе. Поэтому я колебалась. Несколько дней в доме – почему-то его все называют усадьбой – Алекса оказались очень кстати. Но – хорошего помаленьку. Тем более «хорошего». В смысле – «правильного». Очень уж мы разные. Идеализм Кмоторовича и его тезки действовали на нервы. Хотелось уже как-то расслабиться.

Вообще-то у Эдит тоже придется быть несколько настороже, но совсем в другом смысле. В ее мотивах нет ничего «правильного», тем более «благородного». Но и я, в конце-то концов, не такой уж беспомощный кролик, если что, смогу как-нибудь отстоять свое «право на самоопределение». И вообще. Возможно, все обойдется без эксцессов. Короче, поживем – увидим. Может, ей действительно нужен не столько очередной сексуальный партнер, сколько тот самый «сдерживающий фактор», что бы это ни значило. Ведь если даже я «оседлала тигра», то у Эдит их целая упряжка.

В кабинете, куда я заявилась, дабы поставить хозяина в известность о том, что гостья его покидает, кроме собственно Алекса обнаружился его любимый ученичок – Феликс. Ягненочек, как я его мысленно окрестила с первой встречи. Эдакая, знаете ли, помесь невинности и упрямства.

– Добрый вечер, Алекс. Вот пришла попрощаться. Съезжаю от вас, – заявила я чуть не с порога, потому что – а чего тянуть кота за хвост?

Он, однако, искренне удивился:

– А в чем дело? Мне показалось, что ты тут уже прижилась. Что-то не так? Ты чем-то недовольна? Обижена, боже упаси?

Радушный – и великодушный до полного маразма! – хозяин в своем репертуаре.

– Нет-нет, все в порядке, – я вежливо улыбнулась. – Очень благодарна за гостеприимство, но у меня сейчас другие планы, – я скромно потупилась, надеясь, что мою недельной давности обмолвку про Эдит он не вспомнит, сочтя «другие планы» намеком на новые отношения. – У вас и без меня гостей хватает – отец Александр, Герман, – а дом все-таки не слишком большой.

– Но тебе точно есть куда идти? – настаивал Алекс. – Где жить? Не на пару дней, а постоянно. Потому что ничуть ты меня не стесняешь. И никого здесь. Если что, живи сколько угодно.

Благородные все такие – с ума с ними можно сойти! Ради чего он передо мной так распинается?

Но я улыбнулась еще добродушнее:

– Спасибо. Но у меня – да, есть где жить и куда идти. И я правда благодарна за все.

Да, я его не люблю. Вот именно потому, что он именно такой. Потому что Алекс – не Ройзельман. Потому что и сам раб своих принципов и таким же сделал своего сына. Но Валентин – просто ничтожная тряпка, а Алекс – мужчина. И это противоречие раздражает: если можешь, но не достигаешь – кто ты после этого? И не надо о принципах и морали – это чистой воды отмазка.

Эдит, кстати, тоже его не любит. Да что там – она его ненавидит. С ее точки зрения, профессор Кмоторович – главное зло нашего мира, тормоз прогресса и все такое. Мне эта ненависть не совсем понятна, ведь Эдит с Алексом никогда особо не сталкивались. Так, шапочное знакомство. Но она говорит, что это «мировоззренческая ненависть», дескать, не будь таких, как Алекс, мир давно бы стал другим – обновленным и без всяких ветхих предрассудков.

– Ну хорошо, – кивнул «тормоз прогресса». – Помочь тебе с вещами?

– Нет, спасибо. Я уже все сложила. Таксист заберет.

На самом деле часть вещей я уже перевезла, но ему об этом знать не обязательно. Покинув кабинет, я устроилась в холле первого этажа – ждать такси. Вот и хорошо. Обошлось без благородных поз и слюнявых потоков участия и попыток благотворительности.

И тут внезапно – у калитки никто не звонил, так что я, естественно, никаких визитеров не ожидала, – входная дверь распахнулась…

И вместе с холодом в прихожую ворвался – извольте радоваться – мой бывший муж!

Впрочем, я почему-то не удивилась. Где-то подсознательно я ожидала, что в какой-то момент Валентин явится выяснять отношения, и, в общем, была к этому готова. А сейчас, когда я жду такси, – это даже лучше, чем я рассчитывала. Вот и расставим уже все точки над «i».

Валентин уставился на меня, потом заметил мои чемоданы. Сказать, что физиономия его просияла, – ничего не сказать. Словно человеку уже возле плахи помилование зачитали.

– Вероника! Ты… ты хочешь вернуться?

Ну да! Бегу и спотыкаюсь! Вот так и знала, что не сумеет характер выдержать. Слабак – он и есть слабак. Я смерила его презрительным взглядом и нарочито грубо процедила:

– Куда? К тебе? Да ты никак бредишь? Размечтался… дешевка! – последнее слово я выплюнула абсолютно в манере Эдит. Жестоко? Я вас умоляю! А кто же он еще? Слизняк, слюнтяй и дешевка.

Валентин отпрянул, словно я ему дала пощечину:

– Ника, как ты можешь… – А затем неожиданно – я даже вздрогнула – рухнул на колени и попытался подползти ко мне. – Ника, я понял… Я был очень, очень неправ! Я тебя страшно обидел! Пожалуйста, вернись, я никогда больше и не заикнусь ни о каких детях! Ты для меня важнее всего на свете!!!

Обидел? Он – меня? Да что он о себе возомнил?!

Ситуация, однако, начала меня забавлять.

– А как же твоя драгоценная поломойка? – ухмыльнулась я.

Валентин заплакал (ну кто бы сомневался).

– Я не люблю ее, – всхлипывал этот… это… эта пародия на мужчину. – Я ее ненавижу! Ее и эти ужасные аппараты… И с каждым днем все больше…. Я только тебя люблю…

Какая, черт побери, идиллия! Впору пасть бывшему на грудь и порыдать в унисон, путаясь в слезах и соплях. Бр-р-р!

Как-то надоело мне это развлечение.

– За каким чертом мне сдалась твоя сопливая любовь? Погляди на себя – это ж сущий позор для уважающей себя женщины, тряпка, а не мужчина! – отрезала я. – А раз ты тряпка, вот и иди к своей швабре, понял? Вы вполне достойны друг друга. Сладкая парочка – баран да ярочка.

– И что же мне теперь делать? – его глаза разом потухли.

Ну да, зачитанное на лобном месте помилование оказалось фальшивкой. Впрочем, сам виноват: нечего было себя чемоданными мечтами тешить, я ни словом, ни взглядом к тому оснований не давала.

– Можешь пойти нажраться, – не удержалась я от доброго совета. – Герману вон помогает. А потом ползи к своей Жанне и поплачься ей, какая у тебя сука бывшая жена. Ничего, переживешь.

Тут, к моему счастью, подъехало наконец такси. У меня мелькнула было мысль – не приказать ли бывшему муженьку дотащить до машины мои вещи, – но это, пожалуй, был бы уже перебор. Управилась сама.

Не стану клясться – мол, ноги моей здесь больше не будет, – мало ли, как жизнь еще повернется. Но, если честно, лучше бы вовек никого больше из этой семейки не видать.