Чайна Мьевиль - Город и город Страница 11

Эти экстремисты подвергались устной критике других, стремившихся сохранить свободу передвижения и собраний, какими бы ни были их тайные мысли и какие бы нити ни связывали их. Были и другие подразделения, расходившиеся во взглядах на то, что будет представлять собой объединённый город, каков будет его язык, как он будет называться. Даже за этими легальными группками непрерывно следили, их регулярно проверяли власти соответствующего города. «Швейцарский сыр, — сказал Шенвой, когда я позвонил ему в то утро. — Среди унифов, наверное, больше информаторов и кротов, чем даже среди Истинных граждан, наци или других психов. Я бы не стал о них беспокоиться — они и шагу не сделают без благословения кого-нибудь из органов безопасности».

Кроме того, унифы должны были знать, хотя надеялись никогда не увидеть доказательств этого, что любое их действие станет известным Бреши. Это означало, что во время своего визита я тоже окажусь в кругозоре Бреши, если только этого ещё не случилось.

Как всегда, встал вопрос, как проехать через город. Мне следовало взять такси, поскольку Корви ждала, но нет, добираться пришлось двумя трамваями, с пересадкой на площади Венселас. Покачиваясь под резными и заводными фигурами бещельских бюргеров на городских фасадах, не обращая внимания, не-видя более яркие фронтоны где-то ещё, в инородных частях.

Будапештстращ на всей её протяжённости покрывали заплаты зимнего буддлея, вспененного из старых зданий. В Бещеле это традиционный городской сорняк, но в Уль-Коме к нему относятся иначе: стригут, когда он вторгается, так что на Будапештстращ, являющейся бещельской частью заштрихованной области, все кусты, в это время не цветущие, неопрятно торчали возле одного, двух или трёх местных зданий, а затем, уже на краю Бещеля, обрывались резкой вертикальной плоскостью.

Здания в Бещеле были из кирпича и штукатурки, каждое венчалось глазеющим на меня домашним даром, маленьким гротескным человечком, и опоясывалось этим сорняком. Несколько десятилетий назад эти дома не были в таком упадке, из них доносилось больше шума, а улицы заполнялись молодыми служащими в тёмных костюмах и вызванными на дом мастерами. За самыми северными строениями находились промышленные дворы, а за ними скрывалась излучина реки, где доки некогда были оживлёнными до суеты и где до сих пор простиралось кладбище их железных скелетов.

В прежние времена район Уль-Комы, разделяющий это пространство, был тихим. Ныне он стал шумнее: соседи вступили в экономическую противофазу. Когда речной промысел Бещеля пошёл на убыль, бизнес Уль-Комы возрос, и теперь иностранцев, ходивших по стёртому заштрихованному булыжнику, стало больше, чем бещельских жителей. Когда-то рушившиеся трущобы Уль-Комы, зазубренные и облезло барочные — не то чтобы я их видел, я их старательно не-видел, но они всё-таки слегка незаконно отмечались, и мне помнились стили по фотографиям, — были реконструированы, среди них появились площадки для галерей и уль-комских новостроек.

Я посматривал на номера местных зданий. Они росли неуверенно, чередуясь с иностранными пространствами. В Бещеле было безлюдно, но не в области по ту сторону границы, и мне приходилось не-видеть, увёртываясь от множества проворных молодых мужчин и женщин, преуспевающих в бизнесе. Их голоса звучали для меня приглушённо — этакий случайный шум. Ради такого звукопоглощения от жителей Бещеля требовались многие годы стараний. Когда я дошёл до мрачно окрашенного фасада, у которого ждала меня Корви вместе с несчастно выглядевшим человеком, мы оказались в почти пустынной части Бещеля, окружённые оживлённой неслышной толпой.

— Приветствую, босс. Это Полл Дродин.

Дродин был высоким и худым человеком лет сорока. У него было несколько колец в ушах, одет в кожаную куртку со множеством загадочных и незаслуженных знаков принадлежности к различным военным и прочим организациям и необычайно красивые, хотя и грязные брюки. Он курил, глядя на меня с несчастным видом.

Он не был арестован. Корви его не задержала. Я кивнул, приветствуя её, затем медленно повернулся на 180 градусов и осмотрел здания вокруг нас. Я, конечно, фокусировал взгляд только на тех, что находились в Бещеле.

— Брешь? — спросил я.

Дродин выглядел испуганным. Такой же, по правде говоря, была и Корви, хотя она это скрывала. Не дождавшись от Дродина ответа, я задал следующий вопрос:

— Как по-вашему, власти за нами наблюдают?

— Да, нет, наблюдают.

В его голосе звучала обида. Я уверен, что он в самом деле обижался.

— Конечно. Конечно. Вы спрашиваете меня, где они?

Это более или менее бессмысленный вопрос, но такой, что его нельзя запретить ни в Бещеле, ни в Уль-Коме. Дродин смотрел только мне в глаза.

— Видите то здание через дорогу? В котором когда-то была спичечная фабрика?

Остатки почти столетней стенной росписи в струпьях краски: саламандра, улыбающаяся сквозь корону из языков пламени.

— Видите, как что-то там движется. Что-то, знаете, вроде бы появляется и исчезает, чего обычно не бывает.

— Значит, вы видите, как они показываются?

Ему опять стало не по себе.

— Думаете, они проявляют себя именно там?

— Нет, нет, но процесс ликвидации…

— Дродин, ступайте к себе, — сказала Корви. — Мы будем через минуту.

Она кивнула ему на дверь, и он вошёл.

— Что за хрень, босс?

— Какие проблемы?

— Вся эта чушь про Брешь. — Она понизила голос на слове «Брешь». — Что вы делаете?

Я ничего не сказал.

— Я пытаюсь установить здесь рупор власти, и говорить в него буду я, а не Брешь, босс. Мне такого дерьма на горизонте не надо. Откуда, чёрт возьми, вы берёте эту жуткую дрянь?

Не дождавшись ответа, она покачала головой и провела меня в здание.

Фронт солидарности Бещкома не предпринимал особых усилий, чтобы украсить свой офис. Там имелись две комнаты, две с половиной при более точном подсчёте, полные шкафов и полок, забитых папками и книгами. В одном углу участок стены был от всего освобождён и очищен, как видно, для фона, и на него, а также на стоявший там пустой стул была нацелена веб-камера.

— Трансляция, — сказал Дродин. Он видел, куда я смотрю. — По сети.

Он принялся сообщать мне веб-адрес, но я покачал головой.

— Все остальные разбежались, как только я вошла, — сказала Корви.

Дродин сел за свой стол в задней комнате. Там имелись ещё два стула. Он их не предлагал, но мы с Корви всё равно уселись. Стол его покрывал завал из книг, окружавший грязный компьютер. На стене висела крупномасштабная карта Бещеля и Уль-Комы. Чтобы избежать судебного преследования, линии и оттенки разделения там имелись — сплошные районы, альтернативные и заштрихованные, — но линии были демонстративно тонкими, а различия обозначались в оттенках серого. Некоторое время мы сидели, глядя друг на друга.

— Послушайте, — сказал Дродин. — Я знаю… Вы понимаете, я не привык к… Я вам, ребята, не нравлюсь, и это нормально, это понятно.

Мы помалкивали. Он возился с какими-то вещицами на столе.

— И я не стукач.

— Господи, Дродин, — сказала Корви, — если вам требуется отпущение грехов, обратитесь к священнику.

Но он продолжал:

— Это лишь… Если это как-то связано с тем, в чём она участвовала, то вы все будете считать, что это имеет какое-то отношение к нам, может, это даже и связано с нами, но я никому не дам повода ополчаться на нас. Вы понимаете? Понимаете?

— Ладно, хватит, — сказала Корви. — Уймитесь с этим дерьмом.

Она осмотрела комнату.

— Я знаю, вы полагаете себя умным, но если серьёзно, то как много проступков, по-вашему, я вижу прямо сейчас? Ваша карта, для начала, — вы считаете, она выполнена осторожно, но прокурору, отличающемуся особым патриотизмом, не составит труда истолковать её таким образом, чтобы вы остались за решёткой. Что ещё? Хотите, чтобы я пробежалась по вашим книгам? Сколько их здесь из списка запрещённых? Хотите, чтобы я просмотрела ваши документы? На вашем здании мигает неоновая вывеска: «Оскорбление бещельского суверенитета второй степени».

— Как в клубных районах Уль-Комы, — подхватил я. — Неон Уль-Комы. Вам он нравится, Дродин? Предпочитаете его местной разновидности?

— Так что благодарим вас за помощь, господин Дродин, но давайте не будем обманываться относительно того, почему вы это делаете.

— Вы не понимаете, — пробормотал он. — Мне надо защищать своих людей. Там что-то странное. Странная какая-то дрянь происходит.

— Ладно, — сказала Корви. — Что бы ни было. Давайте вашу историю, Дродин.

Она достала фотографию Фуланы и положила перед ним.

— Расскажите моему боссу то, что начали рассказывать мне.

— Да, — сказал он. — Это она.

Мы с Корви подались вперёд. Идеальная синхронность.