Мэтт Хейг - Эхобой Страница 11

— Я купил эту картину в Эрмитаже в России до того, как там началась гражданская война. Нравится? — спросил дядя.

— Это Матисс, — ответила я. Это был не тот ответ, которого он ожидал. По правде говоря, из-за нейродетекторов я не могла понять, хорошая это картина или плохая. Может быть, чтобы по достоинству оценить произведение искусства, нужно в полную силу чувствовать боль и грусть. Но дядю мои слова впечатлили.

— Для своих лет ты очень много знаешь.

— Мама любила живопись. Она водила меня в галереи. Иногда в настоящие, иногда виртуально — в иммерсионной капсуле.

— Твоя мама была очень образованной. И, наверное, была хорошим учителем. А папа тебя чему-нибудь учил?

Я покачала головой.

— Нет, он был слишком занят своими книгами и статьями.

Дядя Алекс горько усмехнулся.

— В основном об индустрии «Касл».

На это я ничего не ответила. Просто сказала:

— Знаете, он иногда рассказывал мне о том, как писать. Он утверждал, что слова — это оружие. Найди нужное слово, и оно будет сильнее всего на свете. Слова могут помогать людям, а могут их ранить. А в основном он учил меня просто быть собой. Учил иметь свои принципы. Поступать так, как считаешь правильным, даже если это тяжело. И еще он учил меня готовить.

Дядя Алекс кивнул и в замешательстве посмотрел на меня. Я только сейчас заметила, что губы у него были тонкие, тоньше, чем у папы. Тола однажды сказала: «Никогда не доверяй человеку с тонкими губами», но она часто говорила глупости.

— Основная проблема с правдой заключается в том, что она, как и моральные принципы, у каждого своя. Для одного это правда, для другого — ложь. То, что одному хорошо, другому — плохо. Вероятно, твой отец говорил обо мне ужасные вещи.

Я села за стол, взяла ложку и начала есть кашу. Несмотря на нейродетекторы, я смогла проглотить только одну ложку.

— Нет, не ужасные. Он любил вас и всегда говорил, что вы хороший человек. Он утверждал, что цивилизованные люди могут расходиться во взглядах, но при этом нормально общаться. — Это было правдой, но едва ли дядя Алекс в это верил.

— Он правда так говорил, — добавила я.

— Одри, послушай. Ты моя плоть и кровь. Ты часть моей семьи. А семья — это важно. И я сделаю все, чтобы тебе здесь было настолько удобно и спокойно, насколько это вообще возможно… Я уже объявил в «Касл», что проведу всю следующую неделю дома, а если понадобится, то и больше. Я не буду выходить из дома, обещаю. Наши европейские штаб-квартиры находятся в Оксфорде, а это всего в паре минут пути по магнитному треку, но я могу работать и не выходя отсюда. И я знаю, что тебя расстраивает присутствие Эхо. Так что я буду рядом.

— Да, они меня и правда беспокоят, — сказала я, вспомнив светловолосого Эхо, который пытался попасть в мою комнату прошлой ночью. — Один из них пытался пробраться сюда прошлой ночью. С улицы. Он карабкался вверх и пытался проникнуть в комнату. Тот самый, которого я видела вчера вечером. Дэниел.

На секунду дядино лицо омрачила тень беспокойства, но он тут же взял себя в руки, по крайней мере попытался:

— Об этом не беспокойся. Эхо требуется всего два часа для подзарядки, ты сама это знаешь. И они работают по ночам. Занимаются снаружи кое-каким ремонтом. Дождевые сливы часто забиваются. Он лез вверх, чтобы их прочистить.

— Но там была еще одна Эхо — с оружием, и она угрожала этому парню. Ну, так мне показалось.

— Какая именно?

Я рассказала.

— О, это Мадара. Прототип военных Эхо. Я собираюсь запустить серийное производство. Думаю, образец получился стоящий. Надеюсь, вскоре нам удастся пройти комиссию. Мадара очень хороша. Она охраняет меня ночью и патрулирует окрестности. Запрограммирована командовать другими Эхо. Поверь мне, ничего опасного не произошло. Она не вышла из строя.

— Хорошо, — согласилась я. К тому же нейродетекторы на висках приглушали волнение.

Дядя Алекс сел ко мне на кровать, скрестил руки, будто в молитве, и глубоко вздохнул, раздумывая над подходящими словами:

— Учитывая все произошедшее, я прекрасно понимаю твое беспокойство, но хочу кое-что тебе сказать. Здешние Эхо отличаются от той, что убила твоих родителей. Я общался с полицией. Они посмотрели запись системы безопасности и подтвердили, что ваша Эхо определенно была произведена «Семпурой», а не «Касл». Это легко определить, ведь у нее были карие глаза, а у всех наших Эхо — зеленые. Ты это знала?

Я кивнула. Более того, мне это и раньше было известно. Алисса была сделана «Семпурой». Мне вспомнилось папино лицо в тот день, когда она прибыла. На нем было написано презрение.

— Это Эхо, а не конец света, — сказала ему мама.

— Для меня — никакой разницы, — возразил он, подходя ближе к Алиссе, чтобы ее рассмотреть.

Мне удалось проглотить еще ложку каши.

— С нашей продукцией подобного не могло произойти. Видишь ли, мы всегда отслеживаем, чтобы наши дизайнеры устанавливали локальные блоки. Они ограничивают возможности Эхо, но зато гарантируют владельцам полную безопасность. А после завтрака мы поедем на прием к миссис Мацумото. Это тот самый специалист, о котором я тебе говорил.

— Она — программа? — спросила я.

— Нет, бывают случаи, когда даже я считаю, что нет ничего лучше настоящего человека и разговора лицом к лицу. И нет профессионала лучше, чем миссис Мацумото. Она непревзойденная. Ее услуги стоят огромных денег, и на них всегда есть спрос. Иногда весьма полезно иметь богатого и влиятельного дядю, — и он мне подмигнул. Я, как могла, улыбнулась в ответ. И он тоже мне улыбнулся. Наверное, подумал, что мне стало лучше.

Дядя Алекс внимательно смотрел на меня. Похоже, он немного нервничал и не знал, как продолжить разговор. Он посмотрел в сторону, как будто боясь моей реакции:

— Она психиатр. Помогла мне после развода. Я знаю, психиатры — это что-то из девяностых, но повторяю: она лучшая в мире. Думаю, она сможет тебе помочь.

— А где она живет?

— Здесь. В Лондоне. Я тебя отвезу.

Мне не хотелось ехать. Мир снаружи вдруг показался мне пугающим:

— Со мной все в порядке. Просто хочется остаться здесь.

— Ну, мы никуда не спешим, — ответил он, — торопиться некуда.

Он сказал это таким голосом, что я сразу расслабилась. И стоило мне немного отпустить напряжение, как я сразу выпалила:

— Нет, я, пожалуй, лучше встречусь с ней сейчас.

— Она не ездит к клиентам на дом. Даже если предложить ей миллион союзных долларов, она все равно откажется.

— Это неважно.

Дядя Алекс заправил мне за ухо выбившуюся прядь, как раньше это делал папа, и я заметила, что в его глазах стоят слезы.

В дверь постучали. Этот звук заставил меня вздрогнуть, несмотря на нейродетекторы. Дядя Алекс встал, чтобы посмотреть, кто там. На пороге показалась женщина-Эхо, та самая, с веснушками. Мадара, созданная, чтобы быть солдатом. Она держала в руках полотенце. Я снова сняла детекторы. Хотелось самой понять, что она собой представляет, а может, и разобраться, что же все-таки произошло прошлой ночью.

— Мы пропололи клумбы, господин, — проговорила она пустым, как у всех Эхо, голосом. — Купить одежду для девочки, как вы велели раньше?

— Да, Мадара. Она ей понадобится.

На долю секунды перед моими глазами появилась Алисса, держащая кухонный нож. Должно быть, я схватилась руками за лицо, потому что детекторы оказались на полу, а меня затопила волна паники.

Я стремглав бросилась от них и, пробежав через всю комнату, едва не вылетела в окно. Посмотрев наружу, я увидела светловолосого юношу Эхо, который смотрел на меня, и в этот раз я не смогла сдержать крик. Я кричала, как и прошлой ночью. Дядя Алекс захлопнул дверь и подбежал ко мне. Он крепко обхватил меня, пытаясь надеть детекторы, но они соскальзывали.

В моей голове эхом отдавались мамины слова:

— Все в порядке, Алисса, мне нравится проводить время со своей дочерью.

А дядя Алекс пытался успокоить меня, повторяя:

— Все будет хорошо.

Но уже ничто и никогда не могло быть хорошо.

ГЛАВА 13

По эстакадам разрешается двигаться только самым дорогим автомобилям — «Серебряным пулям» и «Просперо» (как раз на такой мы и ехали). Прошлой ночью я не заметила, что эстакада проходит прямо над дядиным домом. Она была проложена на высоте сто метров, поэтому ее трудно было заметить, даже стоя на подъездной дороге. Тонкая белая линия, пересекающая небо, — словно между облаками натянули веревку.

Перед отъездом дядя Алекс показал мне другую часть дома. Левиборд доставил нас на лужайку — разработанную по последнему слову техники, как объяснил дядя Алекс. Зрелище было потрясающим, но мои чувства настолько притупились, что я с трудом могла по достоинству оценить идеальные генетически моделированные платаны и кусты в отдалении. Разноцветная трава переливалась сиреневым, желтым и бирюзовым.