Дэвид Вонг - В финале Джон умрет Страница 11

Мне захотелось выплеснуть кофе ему в лицо.

— Извини, Дейв, за то, что нарушил твой суточный ритм, за все, что произойдет, за то, что люди… э–э… взорвутся.

Я двинулся к выходу. Наверное, за нас расплатился Джон. Точно не знаю. Я вышел на улицу, нашарил ключи в кармане и открыл дверь водителя. Молли выпрыгнула на тротуар, посмотрела на меня и залилась лаем. Затем пробежала немного по пустой площадке для парковки, обернулась, залаяла; потом сделала еще пару шагов и снова гавкнула.

— Похоже, она хочет, чтобы мы пошли за ней, — заметил Джон.

Собака понеслась по тротуару, время от времени оглядываясь, словно проверяя, идем ли мы за ней. Я сел в машину и поехал в противоположном направлении. Похоже, у Джона сложилось свое мнение на этот счет, но он увидел выражение моего лица и промолчал.

Краем уха я слышал, что собака бежит за нами и лает, но решил не останавливаться. В машине повисло напряженное молчание.

Наконец Джон осторожно осведомился о том, куда мы направляемся.

— На работу, черт бы ее побрал. Шесть утра, пора открывать лавочку. Подменить нас некому.

Джон отвернулся и стал смотреть на витрины магазинов и редких любителей утренних пробежек. В конце концов я спросил, чем он там занят, но ответа не получил. Я видел, что Джон все еще дышит — это хорошо. Значит, он просто спит — и это, наверное, тоже неплохо.

Если Джон заболеет и умрет, то твой труп, Роберт Марли, найдут в какой–нибудь канаве.

Я остановился на красный сигнал светофора и, как всегда, почувствовал себя полным идиотом. На улице ни души, но я тем не менее торможу, потому что того требует цветной фонарь. Проклятое общество отлично меня выдрессировало. Я потер глаза и застонал. Внезапно мне показалось, что я — самый одинокий человек в мире.

Бах!

Что–то царапнуло по стеклу.

Что–то похожее на когти.

Я вздрогнул и посмотрел назад.

Это действительно были когти.

Молли стояла на задних лапах, прижав передние к стеклу.

— Гав!

— Пошла прочь!

— Гав!

— Заткнись!

— Я сказал — заткнись! Убери лапы!

— ГАВ! ГАВ! ГАВ!

— Заткнись! Заткнись! Зат–кнись!

Мне неприятно вспоминать о том, сколько все это продолжалось. В конце концов я вышел из машины, чтобы Молли могла запрыгнуть на заднее сиденье. Да, в ту ночь моя жизнь полетела под откос, и все потому, что собака одолела меня в споре.

Молли обнюхала Джона, затем гавкнула; в закрытом пространстве лай прозвучал оглушительно. Джон даже не шелохнулся.

— Чего ты хочешь?

В тот момент данный вопрос казался мне вполне резонным. У собаки, похоже, были свои планы, и отступать от них она не собиралась.

«Что? Ты решила, что я — твой хозяин? Малыш Тимми упал в колодец? Что тебе…»

Я замолчал: мой взгляд привлекла металлическая бирка, болтавшаяся на ошейнике: «Я — Молли. Пожалуйста, верните меня…*

Собака перестала лаять.

Это место было у черта на куличках, рядом с большим заводом, выпускавшим жидкость для прочистки канализации. В какой–то момент я свернул направо; Молли залаяла как сумасшедшая — и успокоилась только после того, как я развернулся.

Увидев в конце квартала высокий, старый викторианский дом, я понял, что собака привела меня точно по адресу.

— Черт!

Я произнес это вслух — и притом громко. Что–то щелкнуло в голове, да так, что все тело содрогнулось.

Я знал, чей это дом. В голове возникла картинка с вечеринки: рядом с ямайцем Робертом спиной ко мне стоит огромный рыжеволосый парень.

Большой Джим Салливан.

Это его дом.

Большой Джим был на год старше меня, на шесть дюймов выше и в два раза тяжелее. Он стал знаменит после одной попытки угона, которая закончилась тем, что Джим вырвал из рук преступника пистолет (ободрав указательный палец угонщика), а затем избил беднягу его же оружием. Позднее Джим навестил того парня в больнице и в течение нескольких часов читал ему Библию. А однажды Джим победил в драке Зака Голдстейна, перебросив через перила лестницы.

Одна мысль о Салливане приводила меня в ужас; захотелось выкинуть собаку из машины и умчаться прочь.

Дело в том, что у Большого Джима была сестра.

Мы звали ее Огурец, а ее настоящее имя я забыл. Девочка, младше меня на два года, училась со мной в спецшколе. Все думали, что «огурец» — это намек на какие–то сексуальные изыски, но на самом деле это сокращение от «морской огурец». У этих существ есть забавный защитный механизм: при встрече с хищником они извергают из себя кишки, рассчитывая отвлечь внимание врага. Это правда, можете мне поверить, ведь прозвище придумал я.

Понимаете, сестру Джима часто тошнило — то есть очень часто. Она извергала содержимое своего желудка не менее двух раз в неделю. Почему с ней это происходило, я не знаю. Вообще проблем у нее хватало, но прозвище по крайней мере у нее было классное.

Когда меня исключили из обычной школы и отправили в заведение для детей с психическими отклонениями, Джим узнал, что прозвище его сестры придумал я. До конца учебного года я жил в постоянном страхе — боялся, что громила подстережет меня на стоянке и порвет в клочья. Весь ужас заключался в том, что, истекая кррвью и выплевывая выбитые зубы, я бы понимал, что получил по заслугам.

Значит, Большой Джим был на той вечеринке. С Робертом? Что бы это значило? И почему там оказалась его собака? Он что, берет ее с собой на все вечеринки? Может, он ослеп и Молли служит ему поводырем? Может, у нее день рождения?

Я чувствовал себя полным идиотом: вместо того чтобы спокойно оставить псину на поле, я катаю ее по городу.

Я лихорадочно попытался понять, что мне совсем этим делать — с Робертом, «соевым соусом» и сверхъестественно умной собакой.

Постой. Рядом с домом нет машины.

Ну и что? Наверное, Джим крепко выпил и сейчас отсыпается у подружки.

Бред. Большой Джим не пьет, и, кроме того, он бы не оставил сестру всю ночь сидеть дома в одиночестве.

Я вылез из машины и жестом велел собаке идти за мной. Она не сдвинулась с места. Я вспомнил, как подзывают собак, окликнул ее и похлопал себя по бедру. Безрезультатно. Так продолжалось несколько минут: собака обнюхивала Джона, а в мою сторону даже не смотрела. Наконец мне стало ясно, что я могу хлопать хоть до посинения, но это ничего не изменит. Я нагнулся и потянул за ошейник. Собака попятилась, зарычала и посмотрела на меня с отвращением. Мне и в голову не приходило, что собаки могут испытывать подобные чувства.

— Вылезай, черт побери! Ты сама заставила меня сюда приехать!

Джон, лежавший на неудобном сиденье, сгорбленный и перекрученный, словно манекен для краш–тестов, даже не шевельнулся, и это напугало меня больше всего. Похоже, он не спал, а потерял сознание. Я грубо схватил Молли за ошейник.

Следующие десять минут я пропущу и скажу лишь, что в конце концов я отнес Молли к дому на руках. Я собирался подойти к черному ходу, привязать собаку у двери и незаметно улизнуть, однако стоило мне проскочить мимо парадного входа, как дверь открылась — не во всю ширь, а лишь на дюйм, насколько позволяла цепочка.

Я вздрогнул, словно меня застали на месте преступления, обернулся и увидел бледное, веснушчатое лицо сестры Джима. Похоже, девушка совершенно не понимала, что происходит. Меня она не узнала — или сделала вид, что не узнает.

Эй! Мы с тобой не учились в одной спецшколе?!

Я уперся подбородком в спину Молли.

— Э–э, привет. Я, э–э, нашел вашу собаку.

Дверь закрылась. Я растерянно стоял, борясь с желанием бросить псину и удрать. Через минуту послышался голос Огурца:

— Джим! Пришел парень, который украл Молли!

Я посадил собаку на землю и крепко ухватил за ошейник. Дверь снова открылась, и я внутренне сжался, ожидая, что в проеме покажется медно–рыжая голова Джима. Но это снова оказалась его сестра.

— Он сейчас придет, так что отдавай собаку. Или оставь ее себе, если хочешь.

— Что?

— Можешь оставить Молли себе. Собака стоит сто двадцать пять долларов, но она подержанная, и поэтому достается тебе бесплатно.

— Не нужна мне… Она ваша, да?

— Это собака Джима, только он ее не любит. Он сейчас придет.

— С ней что–то не так?

Огурец быстро взглянула на меня, на собаку и снова на меня. Что–то промелькнуло в глазах девушки… Страх? Она боится эту собаку?

Не ты одна, детка.

— Нет, — сказала Огурец, глядя в землю.

— Тогда почему вы заплатили за нее сто двадцать пять долларов?

— Ты когда–нибудь видел щенка золотистого ретривера?

— Твоего брата нет дома?

Она не ответила.

— Машины его не видно — у него ведь какой–то здоровый внедорожник?

— У нас дома есть ружье, — заявила Огурец, внимательно посмотрев на меня. — Ну так что, берешь собаку или нет?

— Я… что? Нет. А где Большой Джим?