Иэн Бэнкс - Игрок Страница 11

— Полагать, — продолжил Гурдже в тот самый момент, когда молодой человек начал было открывать рот, — что можно удалить из жизни элемент удачи, везения, случайности, означает…

— Жерно Гурдже, надеюсь, я не прерываю важную беседу? — сказал Маврин-Скел.

— Ничего существенного. — Гурдже повернулся к маленькой машине. — Как дела, Маврин-Скел? Надумали еще какую-нибудь проказу?

— Ничего существенного, — в тон ему повторил автономник, когда молодой собеседник Гурдже бочком отвалил в сторону.

Гурдже уселся в обвитой плющом беседке неподалеку от края площади, у обзорных балконов, выходящих на широкий занавес водопадов, где с быстрин между кромкой озера и километровой стеной воды поднимались мелкие брызги. Рев водопада создавал фоновый белый шум.

— Я нашел вашу молодую соперницу, — объявил маленький автономник.

Он вытянул одно из мягко мерцающих полей и сорвал ночной цветок с живой лозы.

— Кого-кого? — сказал Гурдже. — Молодую, вы говорите? А-а, ту, что играет в стрикен?

— Именно, — ровным голосом сказал Маврин-Скел. — Молодую… А-а, ту, что играет в стрикен. — Он разогнул лепестки цветка, прижав их к стеблю.

— Я слышал, что она здесь.

— Она за столом у Хаффлиса. Хотите познакомиться?

— Почему бы и нет? — Гурдже встал, машина отплыла в сторону.

— Опасаетесь? — спросил Маврин-Скел, когда они пробирались через толпу к одной из поднятых на уровень озера террас, где находились апартаменты Хаффлиса.

— Опасаюсь? — переспросил Гурдже. — Ребенка?

Несколько мгновений Маврин-Скел двигался молча.

Гурдже, поднимаясь по ступенькам, приветственно кивнул нескольким встречным. Наконец машина приблизилась к нему и тихо сказала, обрывая лепестки умирающего цветка:

— Хотите, я вам расскажу о вашем сердечном ритме, уровне восприимчивости кожи, выделении феромонов, состоянии нейронной функции?..

Гурдже остановился посредине широкого пролета, и машина смолкла.

Он повернулся к автономнику, взглянул прищуренными глазами на маленький аппарат. Над озером плыла музыка, воздух был полон мускусным духом ночных цветов. Световые приборы, вделанные в каменные балюстрады, подсвечивали снизу лицо игрока. Люди со смехом и шутками спускались по ступеням с террасы; толпа раздалась, обтекая Гурдже, как вода обтекает скалу, и — что не прошло мимо Маврин-Скела — в этот момент странно притихла. Несколько секунд спустя — Гурдже все стоял на ступенях молча, тяжело дыша, — маленький автономник насмешливо фыркнул.

— Неплохо, — сказал он. — Очень даже неплохо. Я пока еще не могу сказать, что именно вы секретируете, но степень контроля весьма впечатляющая. Все показания чертовски близки к норме. Кроме состояния вашей нейронной функции — она у вас понижена. Правда, ваш средний гражданский автономник, вероятно, не смог бы это выявить. Хорошая работа.

— Не смею больше задерживать вас, Маврин-Скел, — холодно сказал Гурдже. — Я уверен, вы найдете для себя что-нибудь поинтереснее, чем наблюдение за моей игрой.

Он двинулся дальше по широким ступенькам.

— В текущий момент ничто на этом орбиталище не в силах меня задержать, дорогой мистер Гурдже, — сказал автономник обыденным тоном, срывая последние лепестки с ночного цветка, потом бросил остатки его в желобок с водой, идущий по вершине балюстрады.

— Гурдже, рад вас видеть. Проходите, садитесь.

Гости Эстрея Хаффлиса, человек тридцать, сидели вокруг огромного прямоугольного каменного стола на балконе, нависающем над водопадом; анфилада арок была увита стеблями ночных цветков и увешана бумажными фонариками, испускавшими мягкий свет. В конце балкона, на краю огромной плиты, сидели музыканты с ударными, струнными и духовыми инструментами — они смеялись и играли главным образом для себя, каждый пытался выбрать темп побыстрее, чтобы остальные поспевали за ним.

В центре стола было длинное узкое углубление, наполненное раскаленными углями; над огнем располагалось нечто вроде миниатюрного вертела, по которому от одного конца стола к другому двигались небольшие кусочки мяса и овощей. Их нанизывал на вертел с одного конца один из детей Хаффлиса; к другому концу они подходили уже завернутые в съедобную бумагу, и там их снимал младший (шестилетний) ребенок Хаффлиса и довольно точно кидал любому желающему. Хаффлис с его семью детьми был явлением необычным — люди, как правило, рожали и воспитывали одного ребенка. Культура неодобрительно смотрела на такую плодовитость, но Хаффлис получала удовольствие, будучи беременной. В настоящий момент Хаффлис пребывал в мужской ипостаси, изменив пол несколькими годами ранее.

Он обменялся любезностями с Гурдже и усадил игрока рядом с профессором Борулал, которая, счастливо улыбаясь, раскачивалась на стуле. На ней было длинное черно-белое платье; увидев Гурдже, она шумно поцеловала его в губы. Она хотела было поцеловать и Маврин-Скела, но тот метнулся в сторону.

Борулал рассмеялась и длинной вилкой сняла с вертела в центре стола полупрожаренный кусочек мяса.

— Гурдже, познакомьтесь с милой Ольц Хап! Ольц — Жерно Гурдже. Пожмите, пожалуйста, друг другу руки.

Гурдже сел, взяв маленькую бледную руку испуганной с виду девушки, сидевшей справа от Борулал. На девушке было надето что-то темное и бесформенное, на вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Он улыбнулся, чуть нахмурившись, посмотрел на профессора, пытаясь сделать юное светловолосое существо соучастницей пьяного представления Борулал, но Ольц Хап смотрела на его руку, а не на лицо. Она позволила Гурдже прикоснуться к своей руке, но почти немедленно вырвала ее, уселась на обе ладони и уставилась на блюдо перед собой.

Борулал глубоко вздохнула, словно пытаясь сосредоточиться, и отхлебнула из высокого бокала, стоявшего перед ней на столе.

— Ну, — сказала она, глядя на Гурдже, словно тот только-только появился. — Как поживаете, Жерно?

— Неплохо.

Он смотрел на Маврин-Скела, который маневрировал вблизи Ольц Хап, подплывая к столу из-за ее спины; поля его переливались официальным синим и дружеским зеленым.

— Добрый вечер. — Голос автономника звучал чуть ли не по-отечески.

Девушка подняла голову и посмотрела на машину; Гурдже прислушивался к их разговору, одновременно беседуя с Борулал.

— Привет.

— Настолько неплохо, что готовы сыграть партию в стрикен?

— Меня зовут Маврин-Скел. А вас — Ольц Хап, верно?

— Пожалуй, профессор. А ваше самочувствие позволяет вам выступить в роли арбитра?

— Да. Здравствуйте.

— Хера с два. Нет, конечно. Пьяна в сосиску. Придется вам найти кого-то другого. Может, со временем очухаюсь, но пока… не-е-е…

— Ох, ах, обменяйтесь рукопожатием с моим полем, а? Очень мило с вашей стороны; почти никто не хочет этого делать. Рад с вами познакомиться. Мы все о вас наслышаны.

— А как насчет самой барышни?

— Ах, ах, милочка.

— Что?

— В чем дело? Я сказал что-то не то?

— Она готова играть?

— Нет, это просто…

— Во что играть?

— Ах, вы так застенчивы. Это совершенно лишнее. Никто не будет заставлять вас играть. И меньше всего сам Гурдже, поверьте мне.

— В игру, Борулал.

— Но я…

— Что, вы хотите сказать — сейчас?

— Я бы на вашем месте не беспокоился. Правда.

— Сейчас или в любое другое время.

— Ну, не знаю. Давайте спросим у нее! Послушайте, детка…

— Бор… — начал было Гурдже, но профессор уже повернулась к девушке.

— Ольц, так вы хотите сыграть?

Девушка посмотрела прямо в глаза Гурдже. В ее глазах отражался огонь, горевший в центре стола.

— Если мистер Гурдже не против, то — да.

Поля Маврин-Скела засверкали красным цветом удовольствия — ярче горящих углей.

— Отлично! — сказал он. — Схватка.

Хаффлис одолжил свой собственный комплект стрикена — автономник-посыльный принес его из кладовки за считаные минуты. Комплект поставили в одном из углов балкона — там снизу ревел водопад. Профессор Борулал, повозившись со своим терминалом, послала запрос автономникам-арбитрам — судить предстоящую игру. Игроки в стрикен нередко пользовались высокими технологиями для мошенничества, и при серьезной игре требовались серьезные меры предосторожности. За ходом игры вызвались наблюдать автономник с Узла Чиарка и производственный автономник из доков, расположенных у подножия гор. Одна из машин университета должна была представлять Ольц Хап.

Гурдже повернулся к Маврин-Скелу, чтобы тот представлял его, но машина ответила:

— Жерно Гурдже, я полагаю, вы могли бы попросить Хамлиса Амалк-нея — пусть он вас представляет.

— А Хамлис здесь?

— Явился только что. Он меня избегает. Я его сам попрошу.

На терминале Гурдже послышался сигнал вызова.