Александр Тюрин - Каменный век Страница 11

— Э, хозяин, ды вы не фиксируйте неприязнь к нему,— посоветовал специалист.— Расслабьтесь немного, подумайте о вишнях в цвету, потом какая у него милая мордашка, он ведь почти улыбается.

— Скоро и куры будут надо мной смеяться,— холодно откликнулся инспектор и приподнял другую, еще непотрепанную ногу, чтобы обуздать зарвавшегося робика.

— Ни в коем случае, командир,— мастер распознал настрой хозяина и решительно предупредил,— враждебный поступок он запомнит. Это ж малая система, ассоциаторы еще слабенькие, заполнение базы данных постепенное, начальные ситуации очень важны. Мало ли какую информацию он сейчас выудит из сетевого “эфира”, вдруг о том, что “труп врага всегда хорошо пахнет”. Нет, не советую, при первой возможности обязательно отомстит — ночью там, в туалете, в ванной.

Феодосий представил, как ему будет неуютно с процарапанной яремной веной, и отставил свои агрессивные замыслы. Кот уже беспрепятственно наслаждался его брюками. Петух тем временем забрался на шкаф, возле которого беседовали люди, и несколько раз пытался достать клювом до макушки офицера ССС.

-А с цыпой надо построже. Иначе он поступит с вами, как Иван Грозный со своим сыном. У него анализаторы несерьезные и память слабая. Одним словом, птица. Как возбуждается, так и разряжается быстро,— разъяснил мастер.

Он выписал Петуху смертельно обидный щелбан по гребешку. Птицеробик рванулся, метясь в глаз обидчика, но его схватили за горло и завернули в пиджак. Петух возмущенно заорал, но через двадцать секунд был досрочно выпущен из заключения кротким и добрым.

— Скажи мне, кудесник, а это возбуждение, иными словами, раздражение, у них собственное или наведенное? — попробовал выяснить Феодосий.

— Конечно, собственное,— поспешил обрадовать мастер,— пока что. Вы войдите в положение. Ассоциаторы, напоминаю, еще хилые. И поведение окружающих объектов, и команды начальства не очень-то понятны. Наш робик судорожно пытается определить правила игры. Ну, вспомните свою собственную юность. Мы же такие же задиристые были. Ум-разум вдруг не сваливаются, по себе знаю… А вот уже Кот ваш, похоже, возмужал и помудрел.

Действительно, возмужавший Кот расправился, наконец, со штаниной, отвалился от Феодосия и лениво похилял, жуя кусок трофейной материи.

— Нога цела, ноги не ел,— зарекламировал мастер.

— А меня они слушаться будут, хоть иногда, в ответственные моменты? — задал тоскливый вопрос Феодосий.

— Конечно, нет. У тебя слишком много ответственных моментов: отчет, доклад, горячка, запарка, конец месяца,— вмешалась Мелания.

— Да, уважаемый. Супруги — плоть едина, но настройка прибора сугубо индивидуальна. С женой надо договариваться. Надеюсь, она у вас не Шемаханская царица,— мастер с удовлетворением от своего труда собрал инструмент в портфель.— А теперь самое интересное для меня. Кто гонорар отслюнявит?

Да, кстати, только наличными.

— Это совсем не годится, когда малая оболочка подключена без каких-либо фильтров к вычислительной сетевой среде,— рассудил инспектор и вдруг осознал недоразумение.— Стоп, кадр. Ну-ка предъявите вашу лицензию.

Но мастер уже трогал с места свой автомобиль.

— Не будьте формалистом, шеф. Кулибину даже царские чиновники такого не говорили.

Блок 6

Всю ночь напролет монстры скреблись под дверью и царапали стены в коридоре. Мелания их не отключила, чтоб “быстрее развивались”. В какую сторону, ей уже неважно, подумал инспектор.

А во время завтрака псевдоживотные два раза влезали в его тарелку. Феодосий раслабился, лишь когда добрался до “застенка” — так любовно называли главный корпус сотрудники ССС.

Дядя Витя пришел на “собеседование” обиженный, с претензиями, сразу накинулся на инспектора.

— Больше слова моего не услышите, вы все супротив меня поворачиваете, как нарочно,— и специально рухнул в кресло, не дожидаясь приглашения, да так, чтоб оно загудело.

— Как раз слов мне больше не надо. Вашу руку, сэр.

— Зачем это… без руки мне никак… это что ж, в носу придется ковырять ногой?— засуетился дядя Витя.

Вылезшие из кресла пластиковые скобы все же прихватили его конечности, а вертящуюся голову зафиксировал обруч, выскочивший из спинки кресла. Дядя Витя стал бросать взгляды попавшего в силки зверя.

— Похлопотал вот об электрическом стуле, помурыжили, как у нас принято, но дали, ненадолго. А нам долго и не понадобится,— сообщил унылым голосом Феодосий.

Дядя Витя шутки не понял, зажмурился.

Инспектор аккуратно постучал пальцами по панели управления “электрическим стулом”. Две иглы вошли в задержанного ровно в том месте, где проглядывали синие дорожки вен. С легким шипением закатались под кожу несколько кубиков крепкого транквилизатора. Через полминуты дядя Витя сидел размягченный и добрый, как после трех кружек “ерша”. На голографическом экране появились его информационные отпечатки. Отпечатки его тела, его мыслей, его чувств, его слуха, обоняния, зрения. Даже комната с инспектором, которую сейчас видел дядя Витя, тоже появилась на экране. Серыми пятнами выделялись напряженные группы мышц, навязчивые мысли, ненужные чувства. Инспектор пустил по дяде Вите слабый ток. Тот захрипел.

— Ерунда, Виктор Васильевич, не разыгрывайте меня, это не похоже на боль. Смотрите на экран, видите там грязь? Сейчас эти пятна начнут таять, как черти поутру.

Объемно зазвучал “голос океана”, заструился мягкий голубоватый свет, ароматизаторы добавили йодистого запаха водорослей.

— А если благовонялка сломается, противогаз мне найдется? — выступил слабым голосом дядя Витя, но с поставленной задачей справился.— Только мозги не трогайте, иначе на работе мне ничего кроме палки-копалки не доверят.

Тут он получил заряд супраэнцефалина. Дядя Витя пустил пару пузырей изо рта и перестал отличать звуковидеоряд на голографическом экране от реальности.

— Вы сейчас уйдете из этой комнаты, от этих стен, потолка, инспектора, от желания что-то что-то доказать и как-то оправдаться. Покой, Начало зовут вас. Надо вернуться к истокам и пойти снова, но уже верным путем. Не отрывайте взгляд от экрана, не пытайтесь закрыть глаза. Иначе мне придется имплантировать вам в глаза интраокулярные дисплеи.

Инспектор стал убирать с экрана изображение комнаты, вначале цвет, потом плоскости стен, потолка и пола, изображения предметов. Стер и самого себя.

— Сверху ничего нет, и по бокам, и снизу. Ничто вас не держит, вы падаете. Вы на дне самой глубокой впадины мира. Только холод и тьма вокруг. Но вас принимает в себя раковина. В ней тепло и свет, в ней забота, в ней ваша жизнь. Никогда не покидайте ее, если хотите себе блага.

В густой черноте экрана появился маленький светящийся пузырек, который принялся разрастаться, пока в нем не стал просматриваться зародыш с сильно раздутым мозгом.

— Это ваш информационный портрет. — сообщил инспектор.

Но из погруженного в нирвану почти бессознательного дяди Вити донеслось:

— Сейчас получишь у меня. Думаешь, что сердцевед, а в натуре говноед. У тебя душа — зараза, чемпион ты унитаза.

Феодосий поморщился. Не дяди-Витины угрозы так его достали — вовсе нет, к подобным фокусам он давно привык. Просто картинка на экране переменилась незапланированным образом. Уже не пузырек, а яйцо какое-то. И не эмбриончик в нем сидит, а настоящий гад, змей горыныч, противный такой дракончик.

Пасть-воронка, глаз на стебельке, пронзительный, красный, еще и отростки на тельце, все крутятся, как скакалки. И мечется дракончик туда-сюда, будто хочет яйцо расколотить.

Что-то постороннее в памяти компьютера…

Феодосий метнулся к другому экрану, поскорее опознать просочившийся из сети киберобъект. Но ничего из этой затеи не вышло. От ворот — поворот, никакой запрос не проходил из-за переполнения памяти.

— Начальник,— тем временем шепнул дядя Витя,— я тебе сейчас говорить буду, а ты записывай в скрижали истории. Скоро перекинусь я змеем, драконом ужасным. Я уже себя будущего вижу. Внушительное зрелище, пиши, поэт, свой стих. Я вам все показатели испорчу, все останетесь без квартальной премии…

Было невооруженным глазом видно, что дядя Витя “расфокусировался”. Но колоть его опасно, супраэнцефалин ему и так всю защиту снял.

— Сейчас только отколупну скорлупку немного,— бредил дядя Витя,— да ногу высуну, к ней ножная сила и привяжется, она поможет одолеть дорогу. Потом и руку за ручной силой протяну. А это значит, что я чего хочешь достану. Потом крылатую силу выловлю, и, значит, до неба доберусь. Когда я большим сделаюсь, басурманов затошнит со страху, а певец песню споет про наш с тобой поединок. Я тебя головой укушу и конечностями зацарапаю. Ты только заранее в протокол занеси, что ристалище у нас честное.