Джон Уиндем - История с лишайником Страница 11

Зефани обняла его и прижала к себе.

— Тс-с, папа. Ляг и попробуй расслабиться. Вот так, милый. Выпей еще глоток. Тебе станет лучше.

Френсис откинулся на спинку дивана. Поглядел на дочку. Потом поставил пустой бокал на пол и взял руку Зефани, какую-то минуту рассматривал ее, потом поднес к губам и поцеловал. И сразу же перевел взгляд на портрет жены.

— О боже! — проговорил он и зарыдал.

Спустя полтора часа, после сытного ленча, Френсис полностью пришел в себя и повел своих детей снова в кабинет, чтобы рассказать им о своих исследованиях.

— Как я вам уже говорил, — начал он, — я внес в открытие лейкнина немного. И помог этому случай, и Диана, как выяснилось, тоже сумела воспользоваться им. Самое трудное началось тогда, когда я понял, что именно открыл.

Сейчас на научном горизонте намечается с полдесятка важнейших открытий, но ничего не делается, чтобы подготовить к ним человечество. Идея антигерона, того или иного типа, наверное, уже давно возникла, однако я не слышал, чтобы кто-нибудь серьезно задумывался над теми проблемами, которые он с собой принесет. У меня самого не было ни малейшего представления, как поступить с антигероном, и, чем больше я думал над этим, тем больше меня охватывала тревога, ибо я начал осознавать, какой колоссальный диапазон действия у этого вещества. Оно не дает такого яркого эффекта, как атомный взрыв, но, уверен, гораздо взрывоопасней, и, одновременно, — куда важнее и потенциально благотворнее…

Но представьте себе, какая будет реакция при публичном обнародовании… реакция на то, что существуют способы удлинения человеческой жизни. Это будет то же самое, что пожар в прериях. Подумайте, как будут расписывать это газеты. «Одно из самых заветных мечтаний человечества наконец осуществилось!» Представьте себе двадцать миллионов экземпляров газеты «Ридерз Компект», что провозглашают на десятках языков: «Ты тоже можешь быть Мафусаилом!». Хитрости, интриги, подкупы, возможно даже драки — вот к чему придут люди, чтобы иметь возможность первыми урвать хоть несколько добавочных лет, и хаос охватит весь мир, и так уже перенаселенный в результате высокого процента рождаемости. Перспективы были и есть — ужасными. Три или четыре столетия назад мы, возможно; могли бы противостоять и овладеть ситуацией, но теперь в современном мире… Все это вызвало у меня ночные кошмары. Еще и теперь вызывает иногда…

Но это еще не самое худшее. Сделать открытие не в том столетии — это плохо, но я сделал еще хуже: я открыл не тот антигерон.

Я уверен, если уже существует одно такое вещество, то могут быть и другие, более или менее эффективные, однако они должны быть, Основные трудности, связанные с лейкнином заключаются в том, что он является производным особого вида лишайника, который нам присылает путешествующий ботаник Макдональд. Но, насколько мне известно, этот вид растет только небольшими колониями на территории в несколько квадратных миль. Иными словами, количество его мизерное. Согласно моим данным, урожая с него хватило бы для лечения, скажем, трех или четырех тысяч человек и не больше. Учитывая это, мы должны очень бережно, относиться к лишайнику: то, что есть, надо законсервировать, и нельзя чересчур часто собирать урожай.

Таким образом, теперь вы понимаете, что может случиться, или, по крайней мере, имеете об этом представление. Вы заявляете об открытии, а затем уточняете свое заявление, что только три или четыре тысячи избранных могут им воспользоваться. Боже мой! Это станет делом жизни или смерти. Кто будут те счастливцы, которые смогут жить дольше? И почему? Более того, цена на лишайник подскочит до астрономических цифр. Паника будет напоминать «золотую горячку», только куда больших размеров. За неделю-две, может, даже за несколько дней, весь лишайник будет уничтожен, стерт с лица земли. А это означает конец лейкнина. Finita la comedia.

Чтобы получить, хотя бы и приблизительна, необходимое количество лейкнина, нужно культивировать лишайник на площади большей, чем тысяча квадратных миль, но даже этого будет не достаточно. Кроме трудностей с поисками такой площади земли, пригодной для выращивания лишайника, есть еще одна — никогда никому не удалось бы его вырастить из-за невозможности охраны.

Уже на протяжении пятнадцати лет я вижу только один выход — найти метод синтезирования этого вещества, но мне никак не удается это.

Конечно, можно положиться на счастливую случайность, что кто-то когда-то наткнется на еще какой-нибудь вид антигерона, который можно будет получать из более богатого источника. Однако это может произойти как завтра, так и через много лет…

Так что же я должен был делать? Мне очень был нужен человек, на которого я мог бы положиться. Мне нужны были ассистенты, которые помогали бы работать над синтезом. Но кому я мог довериться? Как найти людей, которые устояли бы перед искушением — искушением заработать миллионы только за несколько слов, которые дали бы ключ к разгадке. Но даже если бы такие и нашлись, все равно будут существовать десятки других способов просачивания тайны — достаточно всего лишь одного-двух неосторожных слов, даже обычного намека на то, что мы занимаемся чем-то подобным, чтобы кое-кто начал делать определенные предположения, а затем и выводы… А потом — преждевременное разглашение, и, разумеется, как я Вам уже сказал, конец лишайника!..

Так я пришел к выводу что существует только один-единственный человек, которого я смогу удержать под полным контролем, — это я сам. Пока все находится только в моей власти, я могу быть уверенным, что ни одно, слово никому не будет сказано, ничто никогда не раскроется…

А с другой стороны, если никто не воспользуется открытием, это будет равносильно тому, что его вообще не было. Я был полностью удовлетворен исходом моих опытов над животными. А следующим шагом было испытание на себе. Я провел его и результаты оказались успешными. Тогда назрел вопрос о вас двоих.

Если кто и имел право воспользоваться моим открытием, то, это прежде всего, вы, мои дети. Но и тут снова возникла все та же опасная проблема. Единственный возможный выход — сделать все без вашего ведома.

Затем пришло понимание того, что все это так или иначе обречено на самораскрытие. Неминуемо настанет время, когда вы сами — либо кто-то другой — заметите последствия и начнете увязывать концы с концами. Ибо, хоть уже и прошло десять лет с тех пор, как я сделал Полю первую подсадку, но за все это время я не достиг какого-либо прогресса — все осталось на той стадии, на какой было с самого начала.

Вот состояние дел на сегодня. Я сделал все, что в моих силах, однако этого оказалось недостаточно. Что касается Дианы Брекли, то уже не имеет большого значения, покончено со всеми этими ее неприятностями или нет. Уже не так много осталось времени до того момента, когда кто-нибудь скажет: «Странно, как молодо для своего возраста выглядят эти трое Саксоверов». Так что, считаю, настало время и вам узнать об этом. Тем не менее лучше для нас всех сохранить все в тайне настолько долго, насколько удастся. Может, что-то за это время изменится, и ситуация станет менее критической. Остается — выиграть время. Зефани молчала несколько минут, потом сказала:

— Папа, как ты на самом деле относишься к Диане и ее делу?

— Это очень сложный вопрос, доченька.

— Мне кажется, ты воспринял все абсолютно спокойно, но только до тех пор, пока я не сказала тебе про «Нефертити»?

— Думаю, я никогда еще спокойно не реагировал на необычные развязки. И я очень сожалею о том, что так открыто проявил свои чувства. Кроме всего прочего, сначала это меня просто рассердило. Но я взял себя в руки. С ее стороны здесь только нарушение условий, но не кража — и я рад этому. Я имел целых пятнадцать лет, чтобы решить, как поступить, — и потерпел поражение. Поэтому, думаю, это справедливо. Так что я не имею ни малейшего понятия, чем занимается сейчас Диана, но ей как-то удается сохранить эту тайну. Но теперь… Как я уже говорил, так долго продолжаться не может. Нет, я не сержусь, — я даже чувствую облегчение от того, что я уже не один. Но все ж таки хочется как можно дольше оттягивать время, когда тайна раскроется…

— Если сообщение Дианы правдиво, если она счастливо выберется из этого положения — в таком случае ничего не изменится, разве не так?

Френсис покачал головой.

— Три дня назад я был один. Теперь я осведомлен, что и Диана знает, и мы, по сути, удвоили количество посвященных в тайну людей.

— Но это только мы, папа, — Поль и я. Если, конечно, Диана не рассказала еще кому-нибудь.

— Она заверяет, что нет.

— Тогда все в порядке. И в самом деле, ничего ведь не изменилось.

Поль подался вперед в своем кресле.

— Все это очень хорошо, — вставил он. — Возможно, для вас и ничего не изменилось, но не для меня. Я ведь женат.