Анастасия Баталова - Исполнитель желаний (СИ) Страница 11

— Как же мне воспользоваться этим архивом?

— Если ты готов провести настоящую работу, друг мой, я скажу тебе. В читальном зале есть компьютер с доступом ко многим материалам, которые возможно использовать в учебных целях. В том числе и к Архиву. Я долго добивался этого разрешения, не знаю, правда, зачем… Вероятно, на случай, что встречу здесь страстного фанатика-нумизмата. Я так его и не встретил, но твое появление хоть в какой-то мере оправдает мои старания. Так вот. Тебе придётся просмотреть множество изображений денежных знаков разных стран и эпох, сличая их с твоей монетой. Времени потребуется немало, возможно, в этом году тебе даже не удастся достигнуть цели, если будешь уделять поиску часок-другой после занятий. Я желаю тебе удачи.

Историк убрал лупу, взял под мышку свои папки и шагнул к выходу из кабинета.

— Последнее, — обернулся он в дверях, — иди до конца. Даже если тебе в какой-то момент покажется, что все бессмысленно, продолжай делать начатое. Даже если ты ничего не добьешься, это не важно, ты обретешь себя иного, ничто не закаляет и не умудряет так, как напрасно затраченные усилия.

Последовав совету, Билл начал работу с Большим Архивом. Как и предрекал ему учитель, только к середине следующего учебного года мальчику удалось наконец завершить своё маленькое расследование. Он последовательно просмотрел всю базу данных, разглядел каждое изображение в ней, пробежал глазами историю каждой монеты и…не нашёл своей. Опечаленный, он пришёл к историку.

— На самом деле, мой юный друг, большая часть наших усилий идёт прахом, — утешил его тот, — лишь очень малая доля наших действий действительно приносит пользу. А всё потому, что мы, люди, — все до единого блуждаем впотьмах. Мы не знаем кто мы, для чего созданы и что нам надлежит делать…

Билл стоял перед учителем в растерянности. Он чувствовал: ещё несколько мгновений, и из глаз хлынут злые непрошеные слёзы. Он почти никогда не плакал, но сейчас… Целый год напрасных стараний, и человек, которому он доверял, которого он считал своим другом, вместо того, чтобы как-то его поддержать, подбодрить, стоит перед ним и так спокойно, будто бы он всё знал наперед, говорит: ничего, мол, так и надо, это жизнь…

— А как же монета? Что мне с ней делать теперь? — с усилием произнёс Билл и прикусил губу.

— Секрет пока не раскрыт. Потому двигайся дальше. Ничто так не толкает вперёд, как неразгаданная тайна, это твоя тайна и твой путь.

Историк улыбнулся тихой грустной улыбкой.

— Мне тоже уже пора, — продолжил он, — . Ваш директор решил положить конец моим педагогическим экспериментам. Я уезжаю домой.

Билл молча наблюдал как учитель собирает вещи со стола. Как он складывает книги, обтирает от пыли и убирает в портфель миниатюрную старинную вазочку, настольный бронзовый бюст Вождя, позолоченные часы.

— Прощай, и помни: кажущееся напрасным порой может неожиданно принести пользу, а необходимое и разумное на первый взгляд — оказаться совершенно напрасным. Вот я, например, проработал в этом заведении десять лет, и теперь ухожу без сожалений, хоть недолго, но жизнь дала мне возможность быть здесь и сеять свои семена, пусть даже прорастет из них всего одно, если вообще прорастет. Удел учителя — не глядя бросать зерна, они попадают и в сочный чернозем, и в мерзлую глину — нет более напрасного труда, если ничего не выросло, как и нет большей сладости, чем принимать из рук ученика хлеб, проросший из твоего семечка. Учись принимать с лёгкостью тщету своих стараний, и это сохранит тебе возможность радоваться жизни, что бы ни случилось…. Представь, к примеру, если бы матери вдруг перестали рожать: ведь каждый рождённый рано или поздно умрёт, так к чему терпеть боль, производя его на свет? Все мы в своей жизни рождаем для смерти, строим для разрушения и обретаем знания вопреки грядущему забвению — в спокойном принятии этого и заключена самая большая мудрость.

ГЛАВА 3

1

Сухонький старичок с остроконечной бородкой и жалящим взглядом маленьких глубоко посаженных карих глаз прогуливался в выходной день по тротуару неподалеку от Красного Рынка. На нем было новое клетчатое пальто, чистая фетровая шляпа, и, несмотря на ясное небо, в руке старика грациозно покачивался при каждом шаге сложенный зонт-трость длиною почти в половину его роста. В последнее время господин Друбенс иногда чувствовал резко набегающую слабость во всех членах, и участковый терапевт посоветовал ему больше бывать на свежем воздухе. “Разумная физическая активность стимулирует обмен веществ, что в вашем возрасте особенно актуально…” “Хорошо ещё, что он не знает, сколько мне на самом деле…” — посмеивался про себя старик.

Неспешно прохаживаясь вдоль необычайно длинного ряда барахольщиков, яркий солнечный свет сегодня выманил на улицу даже самых ленивых, господин Друбенс сразу выделил среди прочих матушку Иверри с её загадочными черными статуэтками. На солнце они казались еще чернее и глаже; отполированные поверхности фигурок маслянисто блестели в золотистых осенних лучах.

Старик подошёл и остановился возле картонки. Своим наметанным глазом торговка тут же оценила содержимое его бумажника, и уста ее разверзлись, чтобы расточать мёд и патоку:

— Добрый день, почтенный господин… — “Что бы такого наплести, чтобы этот старый олух купил у меня статуэтки?” Хитрость кормит торговца, и Иверри завела свою заученную песенку.

— Эбеновое дерево? — недоверчиво пробурчал старик, вертя в руках одну из фигурок, — я что, по-вашему, дурак? Это же обыкновенная полимерная смола.

Иверри смешалась, однако быстро пришла в себя и попыталась выкрутиться:

— Ну, может, и смола, только вот в смоле тоже сила, она оттягивает старческие хвори, знаете вы, вот у меня ежели что болит, так я как положу на больное место, так и высосет все… Вы сами попробуйте. Купите, недорого…

— Сила, говоришь… Хвори высосет… — задумчиво проговорил старик, и так посмотрел на Иверри, что ту сразу бросило в холод.

Она опустила глаза, слишком уж страшно оказалось встретится с ним взглядом. Он как будто мигом угадал всю суть её, и теперь только разыгрывал доверие, проверяя, куда способна завести рыночную торговку привычка к безнаказанной лжи. Иверри подумала вдруг о своей родине, крохотной прекрасной стране на берегу теплого моря — и зачем только понадобилось ей когда-то, глупой молодухе с младенцем на руках, пытать счастья здесь, на севере, в столице стекла и бетона? Тогда она думала: “Все идут в города, и я пойду; остаются только старики да калеки; недаром же говорят люди, будто в Большом Городе почётно даже бродяжничать, там живут настолько богатые люди, что и отходами после них неплохо можно прожить…”

На деле всё оказалось далеко нет радужно. Мигрантов отлавливали, ставили на учет и отправляли на обязательные работы. Естественно, самые грязные и тяжёлые: уборщиками, грузчиками, упаковщиками товаров. Иверри испугалась, что этот странный старикан так на неё смотрит потому что он из Надзора. Если их жилище обнаружат, их опять переселят в бараки, Гая заставят работать… А что будет с ней, со старой? Мыть бесконечные лестницы небоскребов с прежним проворством она уже не сможет. Поговаривали, что Надзор усыпляет немощных и больных мигрантов как бродячих кошек и собак — они приносят Городу столько же пользы…

Жуткий старик тем временем одну за другой брал с картонки и тщательно осматривал статуэтки, сама торговка, казалось, его уже не занимала вовсе. Он разглядел, что на подставке каждой фигурки, на дне, тонким острым предметом выцарапано определенное слово. "Судьба". "Время". "Богатство".

— Это что?

Иверри совсем растерялась. Она была близорука, и мелкие надписи на поставках никогда прежде не замечала.

— Я, господин, не знаю… — В кои-то веки она не стала ничего придумывать, опасаясь, что старик снова посмотрит на неё взглядом, от которого мёрзнут кишки. — Сын мой делает их, его и спросите.

— Отведи меня к нему, и я куплю у вас все сразу.

Торговка засуетилась. Такого ценного клиента терять нельзя, какие бы причуды он ни выказывал, пусть хоть к Вельзевулу попросит проводить, она, Иверри, всегда рада лишней копейке. А уж если он с сыном ее потолковать хочет — чего проще! Тот, небось, все равно дома сидит, мастерит, или вышел в закуток в домино поиграть.

— Только идти придётся в Заброшенные Верфи, — виновато предупредила старушка, — ежели господина это не конфузит…

Она торопливо запихала сложенную картонки в полотняную сумку.

— Никак полиция? — всполошилась одна из соседок, — кто упредил? что-то я не слыхала…

А старик и Иверри шли уже вдоль длинного ряда барахольщиков в ту сторону, где лежали гремящее металлом и днём и ночью скоростное шоссе, промышленный порт, грязные улочки окрест, и вдалеке, там, где глаз больше не упирался в стены и крыши — Залив — бескрайняя серебристая гладь под слабо-голубеющим осенним небом.