Василий Мидянин - Коричневое Страница 11

— Черт! — рявкнул Янкель. — Черт! Черт! Ну почему все это всегда случается именно со мной? Где его искать, этого твоего демона?

— Он наверняка где-нибудь возле воды. Он любит влажные эманации Инь. Кроме того, ему нужно возвышенное место, чтобы наблюдать за городом — ну-ка, где еще пьют коричневое!

— Мост через Темзу! — воскликнула мисс Хоган. — Этот, дурацкий, как его! С высокими башенками! Который «Темз телевижн»!

— Мидянин, — подозрительно сказала Саша. — Сдается мне, ты активно вешаешь нам на уши макаронные изделия малого калибра. Лепишь первое, что приходит в голову, чтобы мы не завалили тебя прямо на месте.

— Ну, ты! Дабтин Фомас! — обиделся я. — Пошла в сраку. Если у общества есть другие идеи, я готов выслушать любые встречные предложения.

Сашнёв тяжело сплюнула.

— И даже не пытайся рыпаться, — заявила она. — Даже не пытайся слинять. Если помнишь, я зыкинско метаю бритвенные лезвия на сорок метров.

— Брось, — сказал я. — Мы в одной лодке. Мне тоже нужен демон коричневого. Вместе нам с ним будет легче справиться.

— Ну-ну, — угрожающе произнесла Саша. — Смотри мне, гребаный рашен. Я не спущу с тебя глаз.

— Никогда не доверял гребаным рашенам, — произнес Янкель. — И впредь не буду, если жив останусь. Аллилуйя.

— Аллилуйя, брат, — отозвался Семецкий.

Пока мы держали военный совет, он при помощи своих красящих пальцев быстро превратил мокрое пятно, оставшееся на стенке телефонной будки от коричневого, в топографически точную карту острова Ньюфаундленд с указанием населенных пунктов и высочайших точек местности.

— Кто у нас местный? — Я повернулся к Янкелю. — Как нам быстрее добраться пешком до этого дурацкого моста, который «Темз телевижн»?

— Мы можем угнать машину, — мрачно заметил Янкель.

— Если мы снова прямо на ходу потеряем водителя, можем навернуться все одновременно, — ответил я. — Ну? Скоренько!

Янкель сориентировался, составил в голове какой-то маршрут, и мы всем стадом бросились в указанную сторону. Меня терзали смутные сомнения насчет того, что обдолбанному Деметриусу можно доверять, но вариантов не было, тем более что прочие джанки, знавшие Лондон отдельными кусками, не выдвинули возражений.

Мы благополучно миновали еще пару пустынных кварталов с сумрачными одноэтажными домиками из закопченного красного кирпича, когда из-за поворота появились огромные, в полтора человеческих роста, ножницы. Ничего отталкивающего или пугающего; просто огромные ножницы. В два размашистых шага приблизившись к Плеханде, они качнулись набок, скользнули вперед, так что опешивший латинос оказался точно между двумя сверкающими отточенными лезвиями, и резко сомкнулись с характерным щелчком. Плеханду перерезало пополам с такой легкостью, словно он был набит тряпьем. Совершив молниеносную экзекуцию, ножницы снова приняли вертикальное положение и в несколько широких шагов скрылись за углом.

Я почувствовал, что меня начинает трясти. У моих ног содрогались еще теплые половинки Андреса, из них хлестала какая-то фиолетовая дрянь, а напротив стояла Лэсси, зажимая себе ладонью рот и тем самым сдерживая крик или рвущуюся наружу рвоту.

— Опа, — только и сумел произнести озадаченный Янкель.

Мне подумалось, что завтра флики здорово охренеют, когда найдут на асфальте вот это. Впрочем, если дела пойдут и дальше в таком духе, завтра им предстоит еще неоднократно удивиться.

— Нам надо двигаться быстрее! — ломким голосом пискнула Саша. Мне показалось, что сейчас она завопит пронзительным басом.

Семецкий быстро очертил половинки Андреса толстой белой линией, чтобы флики завтра сэкономили на мелу.

— Брось! — рявкнул я. — Вперед!

Я хотел привычно ухватить его за шиворот, но почему-то сгреб за загривок. Это меня несколько удивило: жест был отработанным. Я развернул Семецкого к себе, чувствуя, как легион ледяных мурашек в солдатских калигах с торчащими из подошв дюймовыми гвоздями снова начинает неторопливое триумфальное шествие от моего копчика в направлении шеи.

— Чертов поляк! — взревел я. — Где ты ухитрился так стоптаться?

И ранее невысокий Юрайя теперь едва доставал мне до середины груди. Для того чтобы поцеловать его в макушку, мне пришлось бы нагнуться.

— Двигаемся, двигаемся! — донесся издали голос убежавшей вперед Саша.

— Не вздумай больше рисовать! — предупредил я Семецкого, когда мы возобновили движение. — Это сердитое коричневое, не забывай. Ты рисуешь собственными внутренностями и мясом, поэтому уменьшаешься в размерах ровно настолько, сколько израсходовал краски!

— Блин, Мидянин, — пробормотал Юрайя, — ты бы знал, какой это кайф… когда делаешь вот так… — Он поднял растопыренные пальцы и поводил ими перед лицом, словно раскрашивая его в боевую индейскую раскраску. — Всякий оргазм, всякий приход бледнеет перед этим…

Янкель, Сашнёв, Хоган и Канадзава убежали не так далеко. Образ жизни хронического джанка не способствует легкоатлетическим рекордам. Они стояли на другой стороне улицы возле забитых досками витрин брошенного бара и, согнувшись в три погибели, пытались восстановить дыхание. Саша, кроме того, надсадно кашляла, невнятно матерясь, Лэсси же зажимала рукой судорожно колотящуюся селезенку.

Нам с Семецким следовало присоединиться к ним, однако, едва ступив на пустынную двухрядную проезжую часть, я сразу понял, что сейчас произойдет. В раннем детстве меня чуть не сбила машина, и с тех пор переходить через дорогу стало для меня пыткой. Я начинал паниковать, едва приблизившись к краю тротуара. Пожалуй, это была моя самая жестокая фобия, сохранившаяся с детских лет. Лучшего способа расправиться со мной у сердитого коричневого просто не было.

Я готов был держать пари на что угодно, что сейчас из ниоткуда материализуется огромный черный джип с наглухо закрытыми тонированными стеклами, который размажет меня чугунной радиаторной решеткой о ближайшее дерево, а если Промахнется с первого раза, то будет преследовать вопящего и непрерывно мочащего джинсы от ужаса, по вымершим улицам, как в «Колесах страха», кои, в свою очередь, являются ремейком более раннего фильма шестидесятых годов «Автомобиль дьявола». Сердитое коричневое способно на любую подлость.

На ватных ногах я сошел с тротуара и двинулся на противоположную сторону улицы. Мне почудилось, что из-за соседнего здания высунулось с глухим рычанием черное рыло с раскосыми фарами дальнего света и кровавой надписью на лобовом стекле: «Умру, но газ не сброшу». Впрочем, видение тут же рассеялось. Не в силах согнуть ноги в коленях, я журавлиным шагом добрался до противоположного тротуара, приблизился к нашим, оперся спиной о грязную стену и утер подолом футболки с Масяней обильно струящийся со лба могильный пот.

Ну что ж. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, а кому суждено быть растерзанным в африканских джунглях гигантской гориллой-людоедом, тот нипочем не попадет под машину. Следовательно, у меня есть куда более изысканные и кошмарные подсознательные фобии, которые сердитое коричневое активизирует чуть позже. Это некоторым образом обнадеживало.

Из глубины подсознания услужливо выпрыгнули светящиеся неоном огромные буквы: «РУССКИЯ НЕ ЗДАЮТЬСА!!!»

На дверях бара, возле которого мы столпились, облупленными пляшущими буквами было написано, что внутри клиентов ожидает надоедливое ограбление, или как там переводится это ихнее strip-tease. Туго у меня с языками, туго.

— Надо двигаться, — проговорил я. — Харе загорать. У нас нет времени на глупости.

— Сейчас, еще минуточку, — простонала несчастная Саша.

— Мы не можем так быстро, — отрезал Кирае Бенедиктус, перелистывая свою электронную книжку. — Имей совесть, гребаный рашен. Прямо никакой политкорректности.

— Мистер Канадзава, — вкрадчиво произнес я, внезапно пораженный страшной догадкой. С момента принятия внутрь коричневого он ни разу не поднял головы от своего наладонника. Похоже, он так и бежал, не отрывая взгляда от текста.

— Ну, — сказал Бен Канада, глядя в палм.

— Посмотри-ка на меня немедленно!

— Зачем? — Узкие глаза Бенедиктуса, продолжавшие стремительно бегать по строчкам, сузились еще больше, он почувствовал подвох.

— Так надо. Ну, быстренько!

— Пошел в дупло, — отозвался Бен, упорно, слишком упорно не отрываясь от произведения г-на Конде.

Без дальнейших китайских церемоний я схватил его палм и дернул на себя. Завладеть машинкой мне не удалось: пальцы Канады, вцепившиеся в пластиковый корпус, побелели от напряжения. Однако в момент рывка я отчетливо увидел толстые лиловые щупальца, тянущиеся из палма и опутывающие лицо и голову несчастного ниппонца. В то время, пока Бенедиктус читал книгу, книга сама читала его, высасывая нашего коллегу изнутри.