Аделаида Агурина - Джокер Страница 11

Но как доказать? Джокер пока не объявлял себя. И не было никаких таких его влияний, с которыми требовалось бы бороться, чтобы что-то доказать. Но тут Алина вспомнила. Имя! Она докажет ему, что ей нельзя что-то навязывать! У неё останется её имя. В самом деле! Кто может заставить её сменить своё имя, пусть и не очень ей нравившееся, на другое. Алина даже тихонько засмеялась. Ну, право слово, этот Джокер тут повёл себя, как мальчишка. А вот она это возьмёт и скажет ему в следующую их встречу!

На самом деле, если бы кто спросил не саму Алину, а окружающих, они бы заявили что Алина немного изменилась. Правда, каждый из них нашёл бы вполне логичное объяснение этой перемене. Кроме перемены цвета её глаз и чуть-чуть – черт лица. Ну, так этого вообще никто не заметил. Точнее, не помнил, какими они были до перемены. А что касается остального… коллеги бы заметили, что Алина вроде стала немного поувереннее. Не то, что она раньше всего боялась – девушка как девушка, достаточно ответственный работник, умевший когда надо отстоять своё мнение. Но сейчас… девушка стала более жесткой, что ли. Более уверенной. Но это вполне можно было бы списать на то, что Алина всё больше и больше осваивается в работе. Мужчины коллеги, – те самые, чьи телефоны попали в список телефонов Алины, – могли бы сказать, что только сейчас, когда они поближе познакомились, они по-настоящему смогли рассмотреть и узнать девушку. Ну, да мало ли. Видел и видел, заходя в кабинет минуты на две. А вот как в сотый раз на две минуты зашёл, так сразу и понял – она! И красивая, – не видел раньше, странный случай куриной слепоты, – и умная, – я, правда, никогда с ней не говорил, но глаза-то, глаза то умные! И вообще – мужская интуиция не подводит. Просто дремлет иногда. Долго. А другие мужчины и не озадачивались подобными вопросами. Они ведь видели девушку в первый раз.

А сама Алина казалась себе всё более отстраненной. Даже в компании ей казалось, что она находится где-то ещё. Откуда за всем наблюдает. Но ведь Алина и раньше особой любовью к компаниям не отличалась. Хотя на вечеринки ходила, и вроде даже веселилась на них с удовольствием. Даже в последнее время именно Алина становилась центром, душой компании. При чём она, кажется, не прикладывала для этого ни малейших усилий. Просто так получалось само собой, и всё тут. Правда, до сих пор гораздо больше встречи в шумной компании девушка любила посидеть где-нибудь вдвоём, втроём в тихом кафе. А ещё подруги могли бы заметить, что Алина стала чуть более вспыльчивой и обидчивой. И вообще, её стало как-то больше. Хотя Алина всегда чем-то привлекала к себе окружающих. Поскольку девушка не стремилась раскрываться до конца, – и даже не стремилась раскрываться до середины, – это привлекало, и казалось загадочным. Всеведущая Люба – коллега и подружка Алины, интересующаяся психологией, могла бы сказать, что у Алины просто обострились черты характера, которые уже присутствовали. А что? Если в переходном возрасте бывает, почему бы и в двадцать пять лет не быть?

Сама Алина никаких изменений за собой не замечала, а если бы и заметила, вряд ли нашла что это то, с чем нужно бороться. А может, и стала бы… просто из принципа. К счастью Алины, она всё же ничего не замечала. А та же Люба не сочла нужным её сказать. Или хотя бы намекнуть.

Одним вечером, точнее, практически ночью, Алина сидела у себя на кухне с дежурной, второй по счёту, чашкой кофе. Делать ничего не хотелось, по телевизору тоже ничего интересного. И спать не хотелось. А главное – обидно было ложиться спать так рано, когда на следующий день выходной. Алина задумчиво смотрела в тёмное окно. Невольно она вспомнила дорогу. Ту самую, на которой ей повстречался Джокер. Алина хмыкнула и, резко встав, прошла в комнату и подошла к столу. Открыв ящик, она вытащила карту Джокера.

Тогда ещё, в первый день по своему возвращению, Алина забросила карту в ящик письменного стола и забыта о ней. Сейчас вот вспомнила. Она взяла карту и… нисколько не удивилась. Не удивилась тому, что теперь карта была не белой. На ней явно обозначилась ночная дорога и луна в окружении короны голубоватого сияния. Чуть дальше, к углам обрамляющего теперь картину венка из роз четырёх цветов, почти спрятавшись за шипастые стебли, виднелись звёзды. Алина смотрела на карту, которую нарисовал, видать, очень талантливый художник. И вдруг ей ужасно захотелось нарисовать нечто подобное. Если бы она умела рисовать! Только её дорога была бы светлее. Словно усыпанная звёздной пылью. И вела бы она в замок на далёком холме. «А почему бы не попробовать?» – подумала Алина неожиданно. Краски и холст у неё были. Люба подарила. Она недавно решила всерьез заняться рисованием, но, походив на пару уроков, решила, что слишком долго ждать результата. И забросила это дело. А всё, что успела закупить для рисования, – а успела она закупить всё, – подарила Алине. Точнее, отдала. Потому что какой это подарок, который не нужен? Который отдают лишь потому, что тот, кому отдаешь, отказать тебе не может и возьмет? В общем, Алина достала холст и краски и села рисовать. Конечно, она понимала, что ничего из этой затеи путного не выйдет. И, будь у Алины сейчас на примете какие-нибудь более интересные занятия, она бы и пробовать не стала садиться за холст. А так… за неимением лучшего и скуки… можно и попробовать. Неожиданно работа захватила Алину, и она уже с воодушевлением стала водить кисточками по холсту. Рисовать она никогда не училась, но с удивлением обнаружила, что рисовать ей легко. Словно раньше она не раз брала кисточку в руки. «Наверное, в прошлой жизни я была великим художником, – подумала вконец развеселившаяся Алина. – Да Винчи или Микеланджело. Ну, может Суриковым. Главное, чтобы только не Шишкиным. Брр…» Алину почему-то в детстве пугали картины Шишкина. Увидав их впервые пятилетней девочкой, она спряталась за мать и не решилась оттуда даже выглядывать, пока они не перешли в следующий зал музея, где картин Шишкина не было. Сейчас, конечно, никакого страха она не испытывала, но неприятные чувства остались. Алина сама до конца не могла бы их объяснить.

Суриков не Суриков, а картинка получалась ничего, – на взгляд Алины. Для никогда не рисовавшего человека вполне прилично. Зевнув и обратив внимание, что сейчас уже три часа ночи, а также поразившись, как быстро пролетело время, Алина аккуратно убрала краски и кисточки и легла спать, оставив завершение «шедевра» на завтра. Заснула она сразу. И без снов. Хотя, неизвестно почему сама очень хотела увидеть Джокера.

– Проснись и пой! – жизнерадостный голос Любы выхватил Алину из небытия. Девушка открыла глаза и подскочила на диванчике, который служил ей постелью с поры «взбесившегося» зеркала. Пару минут девушка не могла прийти в себя и понять: проснулась она или нет. Потом решила, что она всё же проснулась. Но всё же что тогда Люба делает с утра пораньше в её квартире? Учитывая то, что дверь Алина не открывала.

– Как ты попала сюда? – только и могла спросить девушка.

– А дверь была открыта. Я хотела позвонить, толкнула, она и открылась.

Алина только головой покачала. Даже не испугалась. Только удивилась очень. Такого раньше с ней не бывало. Люба между тем рассматривала её картину. Алина выругалась про себя. Вот уж что она точно не собиралась, так это показывать кому-нибудь результаты своего творческого сплина. Как бы ей самой не понравилось, но ведь Алина прекрасно понимала, что это явно не для просмотра кем-либо ещё. Алина поспешила отвлечь подружку.

– Кофе сделать?

– Что? – Люба всё рассматривала картину. – Ах, да, конечно. Кстати, неплохо получилось. Даже не знала, что ты можешь рисовать.

– Я тоже… не знала, – проговорила Алина. Не похоже, чтобы Люба шутила. Неужели ей действительно понравилось? Хотя… Алина сейчас бросила взгляд на картину. Конечно, далеко не да Винчи. Но… Алине тоже понравилось. Неплохо получилось.

– А ведь такое бывает. Когда таланты просыпаются попозже. Некоторые только к пенсии и начинают что-то творить. Как моя бабушка, – Люба беспечно болтала, прихлёбывая кофе. Алине ничего не оставалось, как согласиться с подругой. Прикольно даже как-то. Будем теперь рисовать.

В общем, отчасти благодаря Любе, отчасти благодаря тому, что чудес в её жизни в последнее время было с достатком, Алина не обратила никакого внимания на столь странно проснувшийся талант. А, идя на работу на следующий день, девушка заметила, что вся сцена действия неуловимо что-то напоминает. Она силилась вспомнить, но не могла. До последнего момента, пока вдруг ясно не увидела чужое небо и чужие здания, незаметно для глаза заменившие привычные. Но это произошло всего лишь на секунду. Просто мелькнуло перед глазами, как при повышенной скорости кино, и Алина обнаружила себя на совсем иной улице под красноватым небом другого мира. Именно на той улице, с которой она попала в реальный мир последний раз. Алина охнула. Опять начинается. Осталось вспомнить, куда она шла в тот раз, когда её неожиданным водоворотом унесло в реальность. Хотя, ведь тут, если верить Вере, прошло ровнёхонько две недели. Так что… скорее всего, то, что она собиралась делать тогда, уже не актуально. Но всё же. Алина задумалась. Воспоминания как назло не хотели приходить. А ведь дело было всего-то лишь пару недель назад. Алина подошла к ближайшему зданию и облокотилась о стену. Помассировала виски и вздохнула. Ох… кажется, это слишком для неё. Теперь она поняла тех, кто вновь засыпает. Но всё же… всё же… знать, что ты живёшь в нескольких мирах. И в любой момент можешь… да, можешь просто умереть в одном из них… как жить с этим? Алина вздохнула. С грустью подумала о том, что некоторые живут в трёх, а то и в четырёх мирах. Это как вообще? В любом случае, идти, куда бы она ни шла раньше, сейчас не имело смысла. Поэтому она решила вернуться к Вере. За время прыжков из нереальности в реальность и обратно у неё появилась пара вопросов. Например, о том, что случается с людьми, умершими в одном из миров? Они просто пропадают из других навсегда? Или как? Отлепившись от стеночки, Алина бодро зашагала по направлению к своему временному пристанищу. Пройдя несколько шагов, девушка вдруг почувствовала, что что-то жжёт кожу даже через ткань кармана, в котором это что-то лежало. Алина машинально засунула руку в карман и достала… карту. Сейчас карта вновь была чистая. Но не белая, а какая-то розовая. И рамка изменилась. На ней по-прежнему были четыре розы. Но шипы на стеблях удлинились и покраснели. Они выглядели объёмными и, когда Алина машинально дотронулась до нарисованного стебля, она чуть не выронила карту, отдернув руку, на которой обозначилась тонкая, но болезненная глубокая царапина. «Ну, это уже слишком!» – подумала Алина сердито. Её злость была сейчас так велика, что она даже забыла, что вроде более нормальной реакцией в данном случае был бы страх. Впрочем, страх Алина тоже почувствовала. Но позже. Когда услышала сирену сзади. Такая особая тренькающе-лающая сирена. Вера как-то проиграла её Алине на магнитофоне. Только один раз. «Запомни – это сирена Ордена. Они её включают, когда гонятся за преступником».