Паоло Бачигалупи - Заводная Страница 12

— Эмико!

Девушка вздрагивает. Это Райли, зовет к себе в кабинет. Она идет мимо бара, посетители таращатся на прерывистые движения. Канника, отлепляясь от клиента, провожает ее ухмылочкой; когда Эмико только приехала в страну, ей сказали, что у тайцев есть тринадцать видов улыбок, и эта, видимо, не из доброжелательных.

— Идем же, — торопит Райли. Они оставляют позади занавес, коридор, раздевалки и входят в дверь.

Стены кабинета — сплошная выставка воспоминаний, скопившихся за тройной век их хозяина; здесь и пожелтевшие фотографии Бангкока, залитого одним только электрическим светом, и портрет самого Райли в костюме какого-то племени с северных холмов. Старик усаживает Эмико на подушки в той части комнаты, где пол немного приподнят — здесь он обычно ведет приватные беседы. Удобно развалившись, их ждет высокий человек: у него бледная кожа, светлые волосы, водянисто-серые глаза и воспаленный шрам на шее.

При виде девушки незнакомец вздрагивает.

— Иисусе и Ной ветхозаветный! Ты не говорил, что она пружинщица!

Райли, ухмыляясь, устраивается рядом и поддевает в ответ:

— Не знал, что ты грэммит.

Тот, чуть улыбнувшись, продолжает:

— С огнем играешь, Райли. Вернее, с пузырчатой ржой. Вот придут к тебе белые кители…

— Не придут. Пока я плачу взятки, министерству плевать на подробности. «Бангкокские тигры» за этим районом не приглядывают, а местным от жизни нужны только пара долларов в кармане да крепкий сон по ночам. — Он смеется. — Я на один лед вот для нее трачу больше, чем на все министерство природы, лишь бы оно не замечало чего не надо.

— На лед?

— Ну да. Перегревается — неподходящая структура пор. Знал бы, не стал покупать.

В комнате сильно пахнет опиумом. Райли набивает себе очередную трубочку. Он говорит, что это уже долгие годы придает ему сил и помогает не стареть, но Эмико подозревает: старик путешествует в Токио за теми же самыми омолаживающими процедурами, какими пользовался Гендо-сама. Райли греет опиум над лампадой: поворачивает зернышко на игле, мнет, а как только оно начинает шипеть и размякает, быстро сворачивает его в шарик, прижимает к чашечке трубки, подносит ее к огню и делает глубокий вдох. Смола превращается в дым. Райли с закрытыми глазами протягивает угощение своему бледному гостю.

— Нет, благодарю.

Райли удивленно разлепляет веки и хохочет:

— Стоит попробовать — эту штуку еще ни одна зараза не взяла. К тому же мне она приносит удачу. А завязывать даже не думаю — куда уж в мои годы.

Незнакомец не отвечает и пристально рассматривает Эмико; той делается очень неуютно — ее словно разбирают на части, всю до последней клеточки. И все же это не совсем тот взгляд, каким обычно раздевают — к подобным она привыкла: клиенты каждый день мысленно ощупывают ее — похотливо и вместе с тем презрительно. Сейчас девушку изучает пара совершенно бесстрастных светлосерых глаз, и если в них кроется похоть, то спрятана она очень хорошо.

— О ней ты говорил?

Райли кивает.

— Расскажи джентльмену о нашем недавнем знакомом.

Эмико в замешательстве: она вполне уверена, что никогда раньше не видела этого бледного светловолосого гайдзина, не подавала ему виски со льдом — то есть представления он точно не посещал. В памяти ничего не всплывает, сколько ни ройся. Этот загар, который видно даже в тусклом пламени свечек и опиумной лампадки, эти невероятно — и неприятно — светлые глаза… такие не забудешь.

— Ну, давай, давай, расскажи ему то же, что и мне. Про того парнишку, с которым ушла, про белого кителя.

Когда дело касается тайны посещений, Райли ведет себя как настоящий параноик. Он даже хотел устроить для постоянных клиентов подземный тоннель в башню Плоенчит со входом в соседнем квартале — просто чтобы никто не видел, как те приходят и уходят, — а теперь просит выложить все об одном из гостей.

— Про того мальчика? — Эмико встревожена его удивительным желанием раскрыть личность посетителя, да не обычного, а белого кителя, и тянет время. Она бросает быстрый взгляд на незнакомца, пытаясь угадать, чем тот так прижал ее папу-сана.

— Именно, — нетерпеливо бросает Райли сквозь сжатые зубы, которыми держит трубку, и снова прикуривает от лампадки.

— Белый китель, — начинает Эмико. — Пришел вместе с другими служащими…

Новичок, привели друзья, те веселились, подначивали его, угощались бесплатно (Райли считает их благосклонность дороже всякого алкоголя). Молодой человек напился, потом сидел в баре и отпускал шуточки по поводу Эмико, потом ушел. А затем вернулся тайком от своих любопытных приятелей.

— Разве они ходят к таким, как ты? — изумленно спрашивает бледнокожий.

— Хай. — Эмико кивает — не хочет показывать, что именно думает о его презрении. — Ходят. И белые кители, и грэммиты.

— Секс и лицемерие как кофе и сливки — всегда вместе, — посмеивается Райли.

Незнакомец сурово смотрит в ответ; Эмико думает, видит ли старик в этих белесых глазах то же отвращение, что и она, или уже накурился опиума и ничего не замечает.

— Продолжай, — командует гайдзин и садится спиной к Райли, выключая его из беседы.

Что это — он увлекся? Ею? Или рассказом?

Эмико чувствует в себе нечто забытое с тех самых пор, как ее бросили: гены приказывают угождать. Незнакомец чем-то напоминает Гендо-саму: даже несмотря на глаза цвета высветленного кислотой металла и на лицо, бледное, как маска из театра кабуки, в нем есть харизма. Девушка ясно ощущает властность его характера, и ей почему-то делается спокойнее.

«Ты грэммит? Попользуешься мной, а потом захочешь отправить на удобрения?»

Ее удивляет собственный интерес. Он не красив, он не японец, он — никто. И все же эти жуткие глаза держат Эмико с той же силой, с какой когда-то — глаза Гендо-самы.

— Что вы хотите знать? — шепчет она.

— Этот твой белый китель рассказывал о взломе генов?

— Хай, да. И, по-моему, очень гордился. У него была с собой целая сумка фруктов новой модели — подарки девушкам.

Интерес, разгорающийся в его глазах, подстегивает Эмико.

— Какие они?

— Красные вроде. С такими ниточками длинными.

— С зелеными усиками? Вот такими? — Он отмеряет пальцами сантиметр. — И толстенькими?

— Именно с такими. Называл «нго», говорил, что их его тетя сделала, и что теперь ее наградит Сомдет Чаопрайя, защитник Дитя-королевы, за пользу родине. Очень гордился тетей.

— Он пришел к тебе и?.. — торопит незнакомец.

— Да, пришел, но позже, когда никого из его друзей не осталось.

Гайдзин нетерпеливо мотает головой, ему наплевать на подробности их встречи: на беспокойный взгляд этого мальчика, на то, как робко расспрашивал маму-сан, как Эмико отправили наверх и ей пришлось порядочно ждать — никто не должен был заметить их одновременного отсутствия.

— О тете он еще говорил?

— Только то, что работает на министерство.

— Больше ничего? А где, например, у нее лаборатория, опытное поле?..

— Нет.

— И всё? — Незнакомец раздраженно смотрит на Райли. — Ты вытащил меня ради этого?

— А? — Старик возвращается из грез. — Ты про фаранга-то сказала?

Эмико только растерянно хлопает глазами:

— Прошу прощения? — Она помнит, как мальчик хвастался тетей — ее наградят за нго, продвинут по службе, — но никаких фарангов не упоминал. — Я не понимаю…

Старик сердито откладывает трубку.

— Ты же сама мне говорила — он рассказывал о фарангах, которые взламывают генетический код.

— Нет. Простите меня, но об иностранцах не было ни слова.

— Дай знать, когда появится информация, на которую мне действительно не жаль будет потратить свое время, — раздраженно бросает гайдзин, берет свою шляпу и встает.

Райли гневно смотрит на Эмико:

— А как же тот фаранг-генхакер?

— Но… Подождите! Постойте, кун. Я поняла, о чем говорит Райли-сан. — Она тянется к незнакомцу, трогает его за рукав — тот вздрагивает и брезгливо отступает. — Прошу вас! Я сначала не поняла. Тот мальчик ничего не говорил о фарангах, но назвал одно имя… как будто иностранное. Да? Вы об этом? — Она с надеждой смотрит на Райли.

О том странном имени, как у фаранга? Не тайское, не китайское и не южноминьское…

— Расскажи ему то же, что и мне, — обрывает ее старик. — Все до последней мелочи. Как мы обычно беседуем после каждой твоей встречи? Вот так и сейчас.

И она начинает снова. Гайдзин садится и с недоверчивым видом слушает историю о том, как мальчик нервничал, как сперва не мог смотреть на Эмико прямо и как потом не сводил с нее глаз, как переживал, что не может возбудиться, и как наблюдал за ней, когда она раздевалась, как рассказывал о своей тете и набивал себе цену — перед проституткой, перед проституткой — Новым человеком; как самой Эмико все это казалось нелепым и глупым и как старательно она от него это скрывала. Наконец пружинщица доходит до нужной части. Райли довольно улыбается, а бледный незнакомец со шрамом слушает ее затаив дыхание.