Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель Страница 12

               — Одноногий бандит убегает от полиции. Будет ли ему больно, если пуля попадает ему в протез?

               — Кстати, хороший пример. Я не сомневался, что ты все понимаешь правильно, — сказал Горский. — У нас нет другого выхода. Мыслики — объект для импровизации.

               Зимин на миг задумался, а потом прочитал подходящее  к случаю стихотворение.

Куда ни посмотрю —Повсюду что-нибудь увижу.Вот дерево в снегу,Вот девочка на лыжах,И все хитросплетенья красок и тенейНаходят место в памяти моей.

Течет вода – через ее теченьеЯ ощущаю время и движенье,И для меня секретов нетВ перемещении планет;

Звезды неясное мерцаньеТревожит ум, рождает мысль,Я постигаю расстоянья,Я открываю тайный смысл.И снова много разных мыслей —О снах, о счастье, о травеВ моей теснятся голове...

               — Очень доходчиво. Как это тебе удается так красиво формулировать? — похвалил Горский.

               — Давно тренируюсь.

               Следующие два часа они провели в обсуждении плана предстоящих исследований. Горский предложил заняться разработкой методики применения ложной памяти для записанных сознаний. Он отказался считать их людьми. Зимин ему возразил. По его мнению, методики делу не помогут. Необходимы клинические испытания. Но было непонятно, как провести полноценные исследования без вменяемых подопытных. Надежда на то, что загруженные дополнительной информацией мыслики смогут стать источником полезной информации, была мала. С другой стороны, если повезет, это станет решительным прорывом в психофизике.

               — Мы не можем рассчитывать на везение. Как-то это непорядочно получается. Еще не начали работу, а уже зашли в тупик, — загрустил Зимин.

               — Вовсе нет, — сказал Горский. — Все складывается как нельзя лучше. Проведем исследования на майоре Кротове. Он нам не чужой. Это позволит контролировать детали эксперимента, легче будет отмечать любые изменения в его психике. Мы получим идеального пациента.

               — Ты не боишься?

               — Нет. С какой стати? Майор Кротов по своей воле решился на запись сознания. Лично я отговаривать его не собираюсь. Наоборот, его решение меня устраивает. Как это мне не пришло в голову раньше. Надо было самому предложить майору записаться, но не хватило творческой наглости. Спасибо твоей Марго, надоумила. Удачная идея! Обязательно надо будет сводить ее в ресторан.

               — Марго не моя. И в ресторан с вами я не пойду. Без меня, пожалуйста.

               — Если я тебя правильно понял, ты согласен работать с фрагментом Кротова?

               — Майор Кротов может нас уничтожить.

               — Он будет нам благодарен, — сказал Горский. — Для этого я написал специальную подпрограмму. Неужели ты думаешь, что я не подстраховался.

               Зимин вспомнил подходящее стихотворение.

Забыть все, что было, порвать, что держало.Оставить сомненья, начать все сначала.Холодной зарею, рассветом поблекшимПройти сквозь железо и выйти окрепшимС заветной мечтой, что тобою владела,Решиться на дерзкое, трудное дело.Ползти по пустыне, теряя рассудок,Без сна и без пищи по несколько суток.Без страха и крика сорваться с карнизаИ в штопор войти на собравшихся снизу.Услышать, завязнув по горло в болоте,Мелодию жизни на режущей ноте.Напрячься и силы последние выжать,Расстаться с надеждой и все-таки выжить!Дышать полной грудью и рваться на части.Скажи мне, товарищ, не в этом ли счастье?

               Знакомые девушки часто спрашивали Зимина, что такое научная работа? В чем она состоит? Или конкретнее: что ученый делает, когда занимается этой самой научной работой? Представление у девушек было на удивление одинаковым: ученый сидит за компьютером, обязательно в белом халате, чтобы прикрывать антиобщественные, вызывающие надписи на футболке, и напряженно, не мигая, смотрит в стену, ожидая, когда на него снизойдет умная идея. А там уж, как повезет.

               — Иногда приходится сидеть чуть ли не целый день. Или даже еще больше, — подтверждал Зимин, чтобы не разочаровывать девушек.

               После этих слов все они, без исключения, очень мило пугались. Тихо радуясь тому, что муки научного познания их миновали. Зимин не был циником, но он ценил эти редкие минуты девичьей искренности. Девушки помогали ему бороться с чувством собственной важности. Потом, конечно, он привык к тому, что ученые не пользуются популярностью среди современной молодежи. Обидно, но ничего страшного в этом не было, жить можно.

               Несколько раз он пытался рассказать, как на самом деле работают психофизики, но девушек не интересовали детали. Напрасно. Сам Зимин любил наблюдать за тем, как работает Горский. Вычитывая с экрана компьютера нужные инструкции, он гримасничал и строил смешные рожи. Если ему что-то не нравилось, он не стеснялся гневаться, презрительно сжимая губы, если, наоборот, текст казался ему удачным, он радостно посмеивался, утвердительно кивая головой. Наверное, не знал, как забавно это смотрится со стороны.

               На этот раз Горский разговаривал по коммуникатору с отделом снабжения, требовал какой-то прибор. Увидев Зимина, кивнул и сделал знак рукой, чтобы тот подождал окончания разговора.

               — Вот что я попрошу тебя сделать, — сказал Горский, закончив разговор с кладовщиком. — Сходи к майору и постарайся выяснить, как он представляет свою будущую вечную жизнь, к которой так трогательно стремится. Пожелания, просьбы, надежды. Список, пожалуйста.

               — Почему я? Сам сходи и спроси.

               — Ты у него любимчик. Он тебе врать не станет.

               — Наивный ты, Горский.

               — Не исключено. Иди, заодно и установим, кто из нас наивный.

               Спорить было бессмысленно, это нужно было сделать. Зимин решил, что ни при каких обстоятельствах не будет вступать в спор с майором Кротовым и, тем более, что-либо рекомендовать ему — это была бы никчемная и безумная попытка. От него требовалось выяснить, чем майор собирается заниматься в ближайшие двести лет. Вот он и задаст этот вопрос и выслушает ответ. Должны же быть у майора предположения на этот счет. Спросить его  следует прямо, без многозначительных подтекстов и без подсказок. И записать только первый ответ, подсказанный майору инстинктом.

               И все-таки Зимину было неприятно, словно он шел к стоматологу. Неожиданно кто-то дернул его за рукав, он обернулся. Это была Марго.

               — Куда это ты идешь? К Кротову?

               — Да.

               — Зачем это?

               Зимин разозлился.

               — Нам приказано обеспечить счастливую и нескучную жизнь твоему котику. А для этого мне нужно узнать, как он представляет себе неземное счастье, к которому так стремится.

               — Ты очень смешной, Зимин, — сказала Марго. — Ты думаешь, что он знает?

               — Надеюсь.

               — Кротов ничего тебе не ответит, потому что никогда не думал о своем будущем. Он живет сегодняшним днем.

               — Что же мне делать?

               — Спроси у меня.

               — А ты знаешь?

               — Да уж побольше, чем Кротов.

               Они отправились в ближайшее кафе, Зимин заказал апельсиновый сок и пирожные.

               — Люблю сладкое, — сказала Марго и выложила кучу важной информации о своем котике, начала с главного, — Все дело в том, что Кротову ничего не нужно.

               — Так не бывает.

               — Бывает. Так получилось, что у Кротова все есть. Ему не о чем мечтать. Лектор из Комитета охраны эстетики объяснил ему, что он один из самых счастливых людей на Земле. Отсутствие желаний и есть наивысшее счастье. Это конечное состояние человеческих устремлений. Приходит понимание того, что ничего ценного заполучить больше не получится. Даже самые упорные старания не принесут ощутимой выгоды. Любые попытки обогатиться отныне бессмысленны. Вот и настал подходящий момент, чтобы сказать: «Остановись, мгновение, ты прекрасно»!

               — Кротов послушался и решил записаться на внешний носитель?

               — Именно. Вот дурачок!

               — Почему? — не понял Зимин.