Марина Дяченко - Пандем Страница 13

Он выпил в одиночестве. Сейчас все смотрели на него (кроме, разве что, Иванки, которая колотила по столу резиновым зайцем, и Даши, пытающейся этого зайца угомонить). Но только Шурка смотрел с безусловной радостью.

– Мне кажется, ты драматизируешь, Кимка, – рассудительно сказала мама. – То, что случилось в вашей клинике… Это, конечно, феноменально и всё такое, но у любого феномена есть разумное объяснение. Оно есть, просто его не всегда видно. Например… – и мама запнулась.

«Ну что ты хочешь, чтобы я ещё говорил?»

«Ничего. Сядь и поешь спокойно».

– А сейчас давайте поедим, – сказал Ким, опускаясь на свой табурет. – Сядем и поедим спокойно, ведь мы так редко собираемся вместе… Очень жаль, что только за столом, ведь мы могли бы, наверное, пойти поиграть в футбол… погулять в лесу, детям было бы полезно… в театр там или в музей… а мы только за столом, – он махнул рукой и подцепил вилкой маринованный гриб на тарелке, вернее, попытался подцепить, потому что гриб, конечно же, вывернулся.

– Говорят, после тридцати в жизни человека наступает очередной кризис, – сообщил Алекс под звон вилок и недовольное бормотание Иванки.

– Ладно тебе, – буркнула Александра.

Иванка вдруг перестала возмущаться. Подняла голову, обвела присутствующих ясным удивлённым взглядом – и рассмеялась, как будто её легонько щекотали.

– Ах ты лапушка, – растрогалась мама.

– Большинство людей подсознательно хотят соответствовать чьим-то ожиданиям, – продолжал, как бы между прочим, Алекс. – Человек – это то, чего от него ждут… Ждут успехов – значит, надо кровь из носу делать успехи. Лезешь на гору, сдираешь локти, почти добрался до вершины, а гора вдруг исчезает…

Алекс хотел что-то ещё сказать – но вдруг осёкся. В насмешливых глазах его, устремлённых на Кима, обнаружились замешательство и страх.

Ким наконец-то наколол гриб на вилку. Проглотил, не ощутив вкуса.

Мама пыталась разбить тишину, громко и заботливо пополняя тарелки. А и в самом деле, почему мы видимся только за столом, подумал Ким. Почему еда так важна для нас?

Иванка теперь тихонько играла своим зайцем, водила пальцем по столу, мурлыкала под нос, будто пела; вот уже несколько минут она вела себя так образцово-показательно, что Дашина болезненная опека слегка ослабла, как провисший канат. Даша наконец-то оторвала взгляд от щекастого личика дочки, наконец-то заметила необычную тишину за столом – и вполголоса спросила Костю:

– А что случилось?

– Ничего, – отозвался Ким с набитым ртом. – Мы просто едим. Угощайся и ты.

Алекс уже не смотрел на хозяина. Ким видел, куда направлен его взгляд: внутрь головы. Ким видел, как ползут книзу уголки Алексова рта, как сжимается рука, лежащая на краю стола.

«Пандем?»

«Всё хорошо, Ким, ешь».

– Сашка, – начала мама, обращаясь к Александре. – Ты что-то рассказывала про этого парня, который погоду ведёт… Что вечерняя газета ему иск предъявила. Так, может быть, ты дорасскажешь, потому что интересно же…

Маму вовсе не интересовали подробности того, что случилось с погодным ведущим. Александра глубоко вздохнула:

– Ну, в общем, так. Шурка… Может быть, ты пока порисуешь на кухне? Или набрать тебе воды в тазик, и ты кораблики попускаешь?

Шурка медленно перевёл взгляд с матери на бабушку и обратно. Оглянулся на Кима; в глазах его нарастало смятение.

– Ма… – сказал он слабо, касаясь пальцами затылка. – Тут… ты что-то слышишь?

– Нет, – удивлённо отозвалась Александра. – Что?

Шурка вдруг улыбнулся:

– Ой… Слушай, как интересно… Я сейчас… – он привычно нырнул под стол, протопотал на четвереньках к выходу, выбрался из-под скатерти рядом с Кимовым коленом и ушлепал на кухню – в одном Аринином тапочке.

– Что это с ним? – спросил папа.

– Балуется, – с досадой предположила Александра.

(Будто кто-то другой, не очень знакомый, взялся за сложную операцию, уготовив Киму роль наблюдателя; Ким ненавидел подобные роли, как в начале своего водительского стажа ненавидел такси за то, там нельзя порулить).

Александра вдруг нахмурилась. Резко сжала губы и в точности повторила Шуркин жест – коснулась пальцами затылка.

– Что с тобой? Голова болит? – обеспокоилась мама.

– Н-нет, – пробормотала Александра. Взяла свой бокал и сделала глубокий глоток.

Ким подумал: как она сейчас похожа на Лерку. За годы, миновавшие после детства близнецов, он привык, что они разные, но теперь Александра, бездумно глотающая вино, сделалась зеркальным отражением сидящей напротив сестры – настороженной, переводящей вопросительный взгляд с Александры на Кима и обратно.

Иванка распевала без слов, самозабвенно и счастливо. Прочие молчали.

– Гости! – Ким поднялся. – Я собрал вас, чтобы представить…

И замолчал. Фраза получилась самонадеянная и пафосная: как будто это он привёл Пандема, как будто Пандем – его вина либо его заслуга…

– Представить? – осторожно переспросила мама.

– Представить, как печален был бы мир, если бы в нём не было нашей семьи, – торопливо пошутил папа.

Александра поставила пустой бокал к себе в тарелку, между двумя ломтями рыбы. Помотала головой, будто пытаясь вытряхнуть незваного собеседника вместе с новым мироустройством; мама встревожилась и захотела снова о чём-то спросить – но замерла с открытым ртом, и Ким, смотревший ей в глаза, увидел, как улетучиваются мысли об Александре и о Шурке, как опускается рука, механически потянувшаяся было, чтобы взяться за сердце.

– Погоди, – сказала мама, когда папа положил ей руку на плечо.

Папа – не затронутый ещё Пандемом – оглянулся на Кима, будто ожидая объяснений; Ким развёл руками, но сказать опять-таки ничего не успел: папа подпрыгнул на стуле, как человек, под которым обнаружилась оса. Взгляд его обернулся внутрь, и Ким понял, что в этом разговоре он третий – лишний.

– Ня! – провозгласила Иванка. – Па-ня!

– Умница! – обрадовалась Даша.

Алекс сидел, выпучив глаза. Лерка косилась на него со всё возрастающим страхом:

– Кимка, тебе не кажется…

– Почему никто не ест? – нервно поинтересовалась Арина и была не права: один человек всё-таки ел, и это был Костя. Не избалованный домашней кухней, бывший инженер наворачивал мясной рулет с черносливом, и всё, что происходило вне круга его тарелки – за золотистым ободком, как за границей, – не привлекало Костиного внимания.

– Так что же случилось с тем парнем, который вёл погоду? – снова заговорила Арина, и голос её звучал жалобно.

– Папа, – позвала Лерка. – Ты о чём… Послушай, ма…

В эту минуту волна преобразований, затопившая уже большую часть комнаты, накрыла и Лерку. По привычке спрятавшись в себя, она успела выбросить, как аварийный буёк, механическую улыбку на лицо: защитную улыбку, которая должна была доказать всему миру, что у Лерки всё хорошо и она не нуждается в помощи…

– Передай мне салат, – велела Даша Косте.

Ким поймал Аринин взгляд. Пожалел, что стол разделяет их, что он не может быть рядом; впрочем, почему не может. Сбросив туфли, Ким прошёлся по дивану за спинами Даши, Кости, Алекса и Лерки; Даша, кажется, была шокирована: в её добропорядочном семействе хозяева не ходили по диванам за спинами гостей. Косте было всё равно – он ел. Алекс пребывал в некой разновидности транса; Лерка улыбалась. Ким спрыгнул с дивана и обнял Арину за плечи, и в этот момент – в этот самый момент – она содрогнулась, впервые после двадцать девятого февраля услышав внутренний голос.

– Ничего страшного, – сказал Ким, слово в слово повторяя увещевания мальчика на трассе возле горящей машины. – Ничего страшного не случилось.

Позавчера вечером…

Арина уже спала. Ким вышел во двор. Пахло весной.

Ким ушёл за гаражи – туда, где была спортивная площадка, где когда-то – кажется, сто лет назад – они с Пандемом играли в футбол. Ким нашёл в темноте мокрую скамейку, подстелил газету (откуда в руках у него взялась эта никчёмная рекламная газетёнка? Кажется, из почтового ящика) и сел.

Нет, они ни о чём таком не договаривались с Пандемом. Просто Кима тянуло на свежий воздух – пусть даже на холод. Просто Арина спала, и он не решался включать телевизор, а читать, пусть даже и газету, не мог тоже – расплывались перед глазами буквы.

Прохожий появился беззвучно. Подходя к скамейке, кашлянул, чтобы обозначить своё присутствие. Он был высокий – ростом с Кима. В куртке-ветровке и больших кроссовках из светоотталкивающей ткани; отсвет далёких фар заставлял их мерцать в темноте.

– Ну, – сказал Ким, когда прохожий остановился в пяти шагах.

– Я присяду, – хрипловато сказал прохожий. – Можно?

У Кима мурашки побежали по телу.

– Да так вот, – сказал прохожий, будто извиняясь. – Я расту… Это начальный толчок. Поначалу я расту очень быстро. Потом с каждым десятилетием моё «взросление» будет замедляться…