Брайан Олдисс - Оксфордские страсти Страница 13

Снизу никто не отвечал.

Стармэн вывалился из кровати и, шатаясь, поплелся вниз в чем мать родила – обозреть, есть ли кто.

Внизу его сестра Кайл ела овсяный хлебец «Уитабикс». Она с отвращением уставилась на него:

– Слышь, ты этой своей фигней у меня чего перед носом размахиваешь? Отвалится ведь твой дохлый слизень.

– Да иди ты! – отвечал он. – Все равно на подходе мерзопакостные слизняки, пришельцы с Юпитера, они тебя вот-вот заживо сожрут.

Рэй Уилмот по прозвищу Сахарок на своем электрокаре неторопливо катил по улицам, ставя прочные белые бутылки с молоком на ступени у крылец. Появился Сэмми Азиз, укутанный в свитер и замотанный шарфом, – он разносил газеты по домам. Сэмми вовсю крутил педалями; вот он поравнялся с медсестрой Энн Лонгбридж, которая на велосипеде ехала на работу. Они поздоровались.

Немного позже появился Боб Норрис: он медленно двигался от дома к дому на велосипеде, опуская в дверные прорези для писем рекламные листовки, письма и счета. В этот знаменательный день у Боба случилась добавочная нагрузка: он развозил письма, которые написал накануне Стивен Боксбаум. В нем адресатов приглашали поучаствовать в праздновании полуторатысячного юбилея местной церкви, предложив свои услуги организационной комиссии.

Конверты с этим письмом были вскрыты за завтраком руками или специальным ножом, и все прочитали их, кто с восторгом, а кто и с безразличием.

У Мэрион Барнс здесь же, в деревне, жил брат. Они не ладили. Но Родни Уильямс был все же человеком приятным, пусть не слишком общительным, служил стряпчим-поверенным в одной оксфордской компании и имел склонность на работу являться в галстуке-бабочке. По поводу сего проявления вычурности и была у них с Мэрион вечная закавыка.

Сегодня утром, однако, Родни на работу не пошел, и галстука на нем никакого не было. Его законная половина, Джудит Мэйз, вот-вот должна была родить их первенца.

Джудит лежала на их двуспальной кровати наверху и стонала. Схватки учащались. В доме вообще наблюдались все признаки кризисной ситуации, даже если обойти вниманием, что Родни, вопреки обыкновению, оказался не при галстуке. Отопление работало на полную катушку. Третья программа радио изливала фортепианные концерты Шопена. А раскрасневшаяся акушерка мисс Стэдвей (которой всего-то было двадцать три года – против тридцати девяти у Джудит) пребывала в полной готовности. На столике рядом с кроватью – кружка холодного чаю и крошки от крекера. На комоде тазик с горячей водой, а пол, накрытый шерстяным одеялом, усеивали обертки из-под шоколадок «Марс».

– Да гоните вы эту проклятую собаку! – крикнула Джудит.

Молодого спаниеля по кличке Тони, названного так в честь премьер-министра, немедля пинками выгнали из комнаты и захлопнули дверь. Тут как раз Джудит стала тужиться еще больше прежнего, и между ног ее показалась голова младенца.

Пенелопа Хопкинс прогуливалась с молодыми китаянками по деревенской улице. Девушки млели. Все им казалось ужасно красивым – особенно уже распустившиеся деревья, что недавно зацвели во всех палисадниках. Сын Сэма Азиза разнес последние газеты и на велосипеде направлялся в школу. Он улыбнулся им и помахал, проезжая мимо.

Они шли мимо дома Родни и Джудит и услышали первый крик новорожденного.

– Ах, это же к счастью! – воскликнула Хетти Чжоу. – Какая прелесть! А можно взглянуть на ребенка?

– Пожалуй, сейчас не стоит, – улыбнулась Пенелопа. Ее это восхитило – что девушки хотят взглянуть на младенца.

Она-то терпеть не могла новорожденных и вообще малышню, предпочитая иметь с ними дело лет через восемнадцать после их рождения.

Из дома номер двадцать вышла Дотти, села в «рено» и покатила к своему универмагу. Из следующего дома появилась жена приходского священника Соня, которая направилась пешком к начальной школе, где работала учительницей.

Юные дамы еще прохаживались по улице, когда появился большой мебельный фургон и остановился у номера двадцать два. Из него выбрались крепкие мужчины в кожаных фартуках и направились к дому.

– Кто-то переезжает, – сказала Пенелопа. Она с некоторым удивлением воззрилась на этот домик, что притулился одной стенкой к соседнему. Он заметно выделялся на улице, где остальные дома выказывали все признаки старости и запущенности. А вот номер двадцать два не только покрашен ярко-розовой краской («Куда розовее Розового дома», – отметила Пенелопа про себя), но его оконные рамы, сточные желоба и дождевые трубы выделялись ослепительно белым.

– И что, дом теперь будет пустой? – спросила Джуди Чун.

– Наверное.

– А какова ситуация в связи с этим, миссис Хопкинс? – не унималась Джуди.

– Возможно, выставят на продажу. Или, может, уже продали. Объявления что-то нет.

– А давайте зайдем и спросим, – сказала Хетти, вошла в калитку и зашагала по дорожке к дому. Двое рабочих, которые выносили стол, остановились, чтобы ее пропустить. Джуди двинулась следом, а Пенелопа весьма беспомощно осталась на тротуаре за деревянной оградой: она недоумевала, что же это за молодежь такая – вчера казались покорными, а сегодня вдруг повели себя столь решительно.

На минуту она увидела их внутри через стекла эркера – обе разговаривали с двумя молодыми мужчинами, вид у которых был совершенно ошеломленный. Потом они показались их в верхнем окне. Теперь молодые мужчины кивали и улыбались. Потом все исчезли из виду. А еще через несколько минут, едва не столкнувшись с грузчиками, Хетти показалась на пороге и помахала Пенелопе.

Делать нечего – пришлось и Пенелопе зайти в дом. Грузчики ненадолго перестали скатывать в рулон дорожку в прихожей, чтобы Пенелопа смогла проследовать за Хетти в маленькую кухню на задах. Было ясно, что не так давно здесь царили чистота и образцовый порядок. Сейчас еще один грузчик упаковывал и укладывал кухонные принадлежности в картонную коробку.

Двое молодых людей – один яснолицый, худой, с крашеными, отливающими медью волосами, второй довольно округлый, темноволосый, смуглый, с маленькими усиками – явно пребывали в состоянии эйфории и, уже вытащив откуда-то упакованные было чашки, наливали для всех кофе.

Они представились: яснолицый был Эрик, темноволосый и смуглый – Тедди; оба вежливо поздоровались с Пенелопой.

– А-а, миссис Хопкинс, очень рад познакомиться! А мы как раз собрались оставить этот дом и очаг. Эта деревня нам не слишком понравилась: такие неприятные соседи! Хуже не придумаешь, прямо дьяволы… Ой, зачем же я так?… – спохватился Эрик, прикрывая ладонью рот.

Тедди, на вид поувереннее, заметил:

– Ну, сам факт, что эти очаровательные дамы из Гонконга…

– Да, мы желаем купить этот дом, – сказала Хетти. – Мы можем его отремонтировать, и он нам будет очень хороший.

– И у нас будет собственный сад, – сказала Джуди.

Эрик с необычайным вниманием, сцепив пальцы разглядывал Джуда.

– О-о-о, какое платье… А цвет, розовато-лиловый!.. Ах я практически теряю сознание, когда вижу такое. Само слово…

– Пожалуйста, не теряйте сознание, когда мы говорим о делах, – ответила Джуди очень любезно. – Может быть, вам лучше вместо этого выпить воды?

– А вы можете приходить к нам на чай, – сказала Хетти, – Мы вас пригласим, когда устроимся.

– Страшное дело, как мы воодушевились, – сказал Тедди. – Миссис Хопкинс, мы согласились сразу.

Пенелопа совершенно перестала что-либо понимать.

– Да, но… цена-то… – пролепетала она.

– А-а, да мы заплатим, сколько они попросят, – сказала Хетти.

– Но вначале, пока мы с вами не познакомились получше, – сказал Эрик, – мы, пожалуй, слишком много запросили. Как по-твоему, Тедди? Разве мы не пожадничали немного, а?

Тедди, мгновенье помедлив, согласился.

– Мы бы запросили меньше, правда, – сказал он.

– Нет-нет, что вы, мы ни за что на такое не пойдем! – пронзительно вскрикнула Джуди. – Это же ужасно дешево!

– Но… но дорогие мои, – заволновалась Пенелопа, – вы еще ничего не знаете об английских ценах за дом?

– Извините, миссис Хопкинс, позвольте нам поступить, как мы хотим. Мы считаем, это очень выгодная сделка. И это так удобно! А как забавно: жить в настоящей английской деревне! И наши родственники смогут приезжать к нам в гости и останавливаться здесь…

– Прошу прощения, – сказал человек с коробкой кухонной посуды. Он бочком протиснулся мимо. И подмигнул Пенелопе: она явно одна здесь была не из психушки.

– Мы ни в коем случае не хотели бы завышать цену, – сказал Эрик, – в особенности потому, что вы из Китая. Не то у вас, чего доброго, сложится плохое впечатление об англичанах. Не так ли, миссис Хопкинс?

– Ах, зовите меня, пожалуйста, Пенелопой.

– Нет-нет, мы настаиваем на меньшей сумме, – включился Тедди, воздев обе руки в знак протеста. – Заплатите нам четыреста тысяч фунтов стерлингов, и мы будем ужасно счастливы.