Фрэнк Херберт - Еретики Дюны Страница 13

«Успешный выдался рейд, рейд среди повинды», — подумал он.

Покидая внутренний мир Бене Тлейлакса, Вафф каждый раз ощущал себя в лашкаре — боевом походе ради высшей мести, которая на тайном языке его народа называлась Бодал (всегда с большой буквы и всегда заново подтверждаемая в гуфране и кехле). Последний лашкар был очень успешным.

Вафф попал из спускопровода в центральный сад, залитый солнечным светом через призматические рефлекторы, установленные на окружающих крышах. В самой середине присыпанного гравием круга небольшой фонтан исполнял фугу для зрения. Низкий белый палисад ограждал коротко стриженную лужайку, пространство вполне достаточное чтобы фонтан освежал воздух, но чтобы плеск воды не мешал беседе, ведущейся тихими голосами. На этом газончике стояли десять узких скамей из древнего пластика, девять из них — полукругом, лицом к поставленной чуть отдельно десятой.

Вафф, помедлив перед газончиком, огляделся, удивляясь, почему он никогда раньше не испытывал того радостного наслаждения при виде этого места. Сам материал скамей был синий, они не были крашеными. За века употребления в скамьях появились плавные изгибы, округлые впадины от бесчисленных ягодиц, но в сносившихся местах цвет был все также ярок.

Вафф уселся, обернувшись лицом к девяти советникам, подбирая слова, которые должен был произнести. Документ, привезенный им из последнего лашкара и послуживший основным поводом для него оказался ко времени. Его название и текст содержали очень важное послание для Тлейлакса.

Из внутреннего кармана Вафф извлек тонкую пачку ридуланского хрусталя. Он заметил необычный интерес у своих советников: девять лиц, подобных его собственному, Машейхи, сердцевина кехля — выражали ожидание, они все читали в кехле этот документ: «Манифест Атридесов». Они провели ночь в размышлениях над содержанием Манифеста. Затем это надо было обсудить. Вафф положил документ на колени.

— Я предлагаю распространять этот текст вдаль и вширь, — сказал Вафф.

— Без изменений? — это спросил Мирлат, советник, ближе всего подошедший к гхоло-трансформации. Мирлат, вне сомнений, метит на место Абдля и Махая.

Вафф сосредоточил взгляд на широких челюстях советника, где за века вырос выступающий хрящик, видимая примета огромного возраста его нынешнего тела.

— Именно таким, каким он попал в наши руки, — сказал Вафф.

— Опасно, — заметил Мирлат.

Вафф повернулся вправо, его детский профиль выделялся на фоне фонтана так, что его могли видеть все советники. Рука Господня мне порука! Небеса над нами — словно полированный карнеол, словно бы Бандалонг, самый древний город Тлейлакса, выстроен под одним из гигантских искусственных укрытий, возводившихся, чтобы укрыть первопроходцев на тяжелых для жизни планетах. Когда Вафф опять перевел взгляд на своих советников, лицо его хранило прежнее выражение.

— Для нас не опасно, — возразил он.

— Как посмотреть, — сказал Мирлат.

— Тогда давайте сравним наши точки зрения, — сказал Вафф. — Должны ли мы бояться Икса или Рыбословш? Разумеется, нет! Они наши, хотя этого не знают.

Вафф сделал паузу, чтобы его слова отчетливо были слышны всем и чтобы всем здесь было известно, что новые Лицевые Танцоры сидят в высочайших советах Икса и Рыбословш и что подмена эта не разоблачена.

— Космический Союз не выступит против нас и не окажет нам противодействия, потому что мы — единственный надежный источник меланжа, — продолжал Вафф.

— А как насчет Преподобных Черниц, возвращающихся из Рассеяния? — осведомился Мирлат.

— Мы с ними разберемся, когда это потребуется, — сказал Вафф.

— И нам помогут потомки тех, кто по собственной воле отправились в Рассеяние.

— Время в самом деле представляется удачным, — пробормотал другой советник.

Это, отметил Вафф, проговорил Торг-младший. Прекрасно! Вот один голос и обеспечен.

— Бене Джессерит! — проворчал Мирлат.

— Я думаю, Преподобные Черницы устранят мегер с нашего пути, — сказал Вафф. Они уже рычат друг на Друга, как звери на арене для боев.

— А что если будет установлен автор этого Манифеста? — вопросил Мирлат. — Что тогда?

Некоторые советники закивали головами. Вафф отметил их: люди, которых надо еще привлечь на свою сторону.

— В наш век опасно носить имя Атридес, — сказал он.

— Кроме, может быть, как на Гамму, — сказал Мирлат. — И документ этот подписан именем Атридеса.

«Как странно», — подумал Вафф.

Представитель КХОАМа на той самой конференции повинды, ради которой Вафф вынужден был покинуть родные планеты Тлейлакса, подчеркнул именно этот пункт. Но большинство КХОАМа — скрытые атеисты, на все религии смотрят с подозрением, а Атридесы, безусловно, были в свое время мощной религиозной силой. Беспокойство КХОАМа было почти осязаемо.

Теперь Вафф докладывал об этой реакции КХОАМа.

— Этот КХОАМовский клеврет, проклятие его безбожной душе, прав, — настаивал Мирлат. — Документ с подковыркой.

«С Мирлатом надо будет разобраться», — подумал Вафф. Он поднял документ с колен и прочел вслух первую строку:

— «Сначала было слово, и слово было Бог».

— Прямо из Оранжевой Католической библии, — сказал Мирлат. И все опять в тревожном согласии закивали головами.

Вафф, коротко улыбнувшись, обнажил свои остренькие зубки.

— Есть ли среди вас такие, кто допускает, будто среди повинды имеются подозревающие о существовании Шариата и Машейхов?

Он почувствовал, что правильно сделал, задав вслух этот вопрос, напоминая собравшимся, что только здесь, в самой глубине Тлейлакса старые слова и старый язык сохраняются без изменений. Разве Мирлат или кто-нибудь еще из присутствующих страшатся, что слова Атридесов могут ниспровергнуть Шариат?

Вафф задал этот вопрос и сразу увидел встревоженно нахмуренные лица.

— Есть ли среди вас думающий, будто хоть один повинда знает, как мы пользуемся языком Бога? — спросил Вафф.

«Вот вам! Поразмыслите-ка теперь над этим!» Здесь они периодически пробуждаются к новой жизни в очередной плоти гхолы. Непрерывность плоти в этом Совете, которую не достигал больше никто из людей. Сам Мирлат видел Пророка собственными глазами. Скайтейл говорил с Муад Дибом! Научившись возобновлять плоть и восстанавливать память, они сконцентрировали эту силу в едином правительстве. Основа его мощи хранилась за семью замками, иначе на них стали бы отовсюду давить, чтобы они поделились источником этой мощи. Только мегеры обладали сходным хранилищем опыта, из которого черпали, с боязливой осторожностью делая каждый ход, приходя в ужас от одной мысли, что могут произвести еще одного Квизаца Хадераха!

Вафф изложил все это своим советникам, потом добавил:

— Наступило время действий.

Когда все выразили согласие, Вафф сказал:

— У этого Манифеста есть один автор. На этом сходятся все аналитики, Мирлат?

— Написано одним человеком, и этот человек — истинный Атридес, никакого в том сомнения, — согласился Мирлат.

— На конференции повинды все это подтвердили, — сказал Вафф. — С этим согласен даже Кормчий Космического Союза Третьей Ступени.

— Но этот один человек создал то, что вызовет жесткую реакцию среди самых разных народов, — возразил Мирлат.

— Разве мы когда-нибудь сомневались в таланте Атридесов сеять раскол и смуту? — спросил Вафф. — Когда повинда показала мне этот документ, я понял, что Бог посылает нам сигнал.

— Мегеры до сих пор отрицают авторство? — спросил Торг младший.

«Как же он умеет попадать в цель», — недоумевал Вафф.

— Все великие религии повинды ставятся под сомнение этим Манифестом, — проговорил Вафф. — Каждая вера, кроме нашей, оказывается подвешенной в преддверии ада.

— Именно в этом и проблема! — сделал выпад Мирлат.

— Но только мы об этом знаем, — сказал Вафф. — Кто еще хотя бы подозревает о существовании Шариата?

— Космический Союз, — сказал Мирлат.

— Они никогда об этом не заговаривали и никогда не заговорят. Они знают, каков будет наш ответ.

Вафф поднял стопочку ридуланской бумаги со своих колен и стал читать вслух:

— «Силы, которые мы не способны понять, проникают всюду в наше мироздание. Мы видим тени этих сил, когда они проецируются на экран доступных нам восприятий, но при этом мы никак их не понимаем».

— Атридес, написавший это, знает о Шариате, — промолвил Мирлат.

Вафф продолжил как будто никто его и не перебивал:

— «Понимание требует слов. Есть нечто, что не может быть ограничено до слов. Есть нечто, что может быть испытываемо только бессловесно».

Вафф опустил документ на колени, обращаясь с ним, словно со святой реликвией. Так тихо, что слушателям пришлось наклониться к нему и даже поднести сложенные ковшиком ладони к ушам, Вафф проговорил: