Андрей Измайлов - Весь из себя! Страница 13

Его звать Бэд. И начальник у него Командор. У него поручение от ево начальника, чтобы проникнуть в институт, втереться в доверие, а потом захватить Тринажер потому что с ним можно всеми управлять. Но незаметно и никто не заметит, что уже все под властью другой, космической.

А Кириллова сказал убить. Потому что он заметит и поймет потому что слишком много знает. И смеялся так, что я боюс, потому что сказал: Кириллов ничего не подозревает потому что у меня внешность его друга Мареева К.А. Но надоело в чужом ходить и осталось Кириллова быстро убить и тогда Тринажер захватить потому что Командор его торопит.

И сказал: потом тебя убью, сука, чтоб не заложила.

Не подписываюс потому что боюс, а волноваться нельзя хотя не знаю что потом родится от космического субъекта, если раньше не убьет, а лучше бы убил.»

У Мареева случился общий спазм — в горле, в животе, в руке. Схватило. Бумажка захрустела в судорожном кулаке, теряя вид документа и обретая совсем иной вид. Схватило.

А он-то, Мареев, с Ящиком возился, мудрил. Решал техническую задачку по созданию иной сущности. А никакого Ящика и не надо. Чирк-чирк — и готова иная сущность!

Мареев насекомо шевелил пальцами, вбирая в кулак бумажку. Потом разжал. Комок вдохнул воздуха, бесшумно распустил лепестки. Мареев снова придушил «ананимку». Мыслей не было, так, только… прострелами: Ада! Липа! У-у, б-б… бабье!

— Костик. Ко-о-остик! — протяжно капнул голос Кириллова в пещерной тишине.

Мареев сидел с чучельным блеском в глазах, в чучельной неподвижности, и восприимчивость к внешнему раздражителю тоже чучельная.

Внешний раздражитель, Кириллов, что-то говорил, то ли оправдывался, то ли обвинял. Лил пыльную воду из графина в стакан, подносил Марееву, выхлебывал сам, не допросившись реакции. Опять оправдывался. Обвинял. Убеждал. Разубеждал.

Пусть Мареев не выходит из себя, а войдет в его положение. Все-таки, документ. Ну, дурацкий! И Люська сразу заявила: тут какой-то дурацкий документ. Но ведь документ!

Надо было его сразу — в корзину. Но ведь документ! И зарегистрировать положено, тем более, в документе женщина жалуется. А Мареев сейчас без жены, один. Мало ли каких глупостей сгоряча мог наделать. Вдруг женщина и права? Нет-нет, только в той части, где про сожительство. Кириллов, конечно, ни в какого космического субъекта ни на секунду не поверил! Тем более не поверил, что Мареев может его убить… хм! Ни на секунду! Но ведь документ! И про «захватить Тринажер» — ни на секунду!

Но пусть Мареев сам вспомнит. Вот пусть вспомнит, пусть вспомнит! Ведь пропуск у него отняли? Отняли! И по 34–03 доложили? Доложили!.. А Мареев свой тон слышал, когда утром с вахты Кириллову звонил?! А-а, не слышал! То-то и оно! А он бы, Мареев, прислушался к себе. Прямо бандит с большой дороги! Как Кириллову прикажешь поступить?! И потом, что это за заявления?! «Я его дома поймаю! Я его из-под земли достану!», «Надо успеть подорвать всю эту контору, к псам собачьим!» Пусть Мареев думает, когда говорит! Тем более, что обстоятельства совсем не в его пользу. Надо вести себя как человек, а не как субъект какой-нибудь… космический. Надо все-таки себя контролировать. Тем более контролировать, что документ пришел. Надо же учитывать такие документы. А Мареев вместо того, чтобы учитывать, только усугубил: пришел весь из себя… Один к одному — Бэд! Кириллов все в щелку видел: на Люську напал, грозил, деньги отнял! Как после всего этого Кириллову относиться к Марееву! Как он может его за Тренажер пустить?! Тем более и пропуск изъяли. Ведь не без причины же! Есть над чем задуматься! Ответственный-то кто? Кириллов! Он прекрасно отдает себе отчет, что анонимка и есть анонимка. Да еще такая дурацкая! И вообще можно было ее не регистрировать, даже нужно! Но Люська — что, Мареев не знает ее?! — сначала все подряд регистрирует и только потом читает. Оперативности ради. А когда прочла, то… Но ведь Мареев всем своим поведением, всем своим видом только и делал, что подтверждал. Да и вот сейчас хотя бы, только что! Какой нормальный человек полезет в окно? Между прочим, это требует отдельного разбора! Ночью в институте совершенно нечего делать, тем более по канату, как заправский взломщик! А тут документация, между прочим! И еще хорошо, что Кириллов в кабинете оказался, что вовремя пресек, а то последствия трудно было бы предсказать!

Пусть Мареев его правильно поймет, но ведь так, ведь так же?! Костик, сам посуди, ведь так? Не молчи! Ко-остик!

Чучело Мареева молчало.

Ада! Липа! Бабьи штучки: «Я напишу, он у меня еще попляшет!» Вот и поплясал…

Но Кириллов! Сокурсник, однокашник… Как он мог?!

— А как я еще мог?! — подгадал в мысль Кириллов. — Как еще, Костик?!

Да, теперь он — Костик.

«Ананимка» скорчилась в кулаке и перестала быть документом. И он Костик. И Кириллов взывает к здравому смыслу. К здравому смыслу Мареева Константина Андреевича. И удовлетворенно отмечает, что вовремя пресек… А если бы с самого начала! Если бы тогда, когда Люська только вскрыла почту — лязг ножниц, хруп-хруп! — если бы Кириллов смял документ в подтирку… Здравый смысл!

Но ведь еще раньше, еще ночью! Скейты. Баба Бася на страже. Соплюхи в автобусе. И Командор! Командор-то!

Видимость важнее сути, ибо лучше нет приманки… Чья же строчка?.. А по видимости, по всей видимости он — Бэд. Весь из себя Бэд. Весь, целиком и полностью — из себя, из Мареева. И даже выйди ты весь из себя, все равно — Бэд, пока существует документ, и делу дали ход… делу дали ход… делудалиход-делудалиход-делудалиход.

— …Непременно придумаем что-нибудь, не переживай!

Этот? Этот придумает! Уже напридумывал под завязку! Кириллов, очистившись от скверны перед Мареевым и от страха перед Бэдом, засердоболил:

— Пропуск твой мы, конечно, вернем. Я буквально завтра сделаю бумагу в первый отдел. Даже буквально сегодня. Вот буквально сейчас… С Тренажером, конечно, сложней. Ты, конечно, понимаешь, что Гридасов и ребята уже втянулись. И будет неудобно, если я волевым решением вдруг скажу им: сворачивайтесь!.. Но у меня есть предложение! У меня для тебя есть одна работенка, она пока в начальной стадии, но если над ней покумекать хорошенько, то…

Кириллов был облегченно говорлив, облегченно оптимистичен. И облегченно великодушен.

Мареев встал, поторкался в дверь кабинета: наружу! наружу! Дверь не пускала. Никак.

— Костик, подожди! У меня же машина. Я ее там поставил, за корпусом. Подожди, у меня ключи. Сейчас вместе поедем. Люська ждет! У меня там в холодильнике есть…

Мареев влез на подоконник и, не прикидывая высоты, сиганул в темень.

Ступни ошпарились об асфальт. Зубы чакнули. Мареев выпрямился. Больно, но не очень. Терпимо. Машинально дернул за висящий канат, не услышал сливного звука и, продолжив ассоциацию, расправил скомканную бумажку. Бывший документ с входящим номером.

Припадая на обе ноги, двинулся… он уже знал куда. А больше и некуда.

«С вашим аналитическим складом ума!» — сказал ему брюнет…

Без цвета и запаха. Нейтральный листик. Вода. Но как только глотнул на вкус, сразу морщит: ф-фу, пакость какая! Но уже глотнул! И пакость начинает работать внутри, обозвал ты ее или не обозвал — уже глотнул.

«С вашим аналитическим складом ума!» Командор — это их компетенция. Анонимка — это не их компетенция.

«А вы подумайте. Сами».

Когда нейтральный листик превращается в документ? Когда на нем ставят: «вх. № 8028»?

РАНЬШЕ!

Когда на конверте, в котором он прячется, шлепают печать?

РАНЬШЕ!

Когда конверт падает в почтовый ящик, и его оттуда не выковырять?

Да! Он — пошел. Где-то в промежутке между уходом Мареева из института (через вахту его пропустили, даже с «бомбой» в сумке) и материализацией духов — в черном плаще, след в след позади.

И никто еще не знает, но уже сгущается. И в ночь на вскрытие письма уже шарахаются пеговолосые, уже квакает телефон, уже…

«С вашим аналитическим складом ума!» Нелогично? Еще как логично, если «ананимка» способна даже вызвать из небытия Командора…

Расшифровал? Вроде бы! И чтоб каждой загадке — своя разгадка. ХРУЭМ ПРСТ — это Хозрасчетный Участок Эксплуатации Механизмов, Производственный Ремонтно-Строительный Трест. Мареев-Бэд — это синдром «ананимки». Прозаично и буднично.

Без цвета и запаха. Выплесни и забудь. Нет ведь! Надо на вкус попробовать! И пошла реакция. Цепная… Но кто?!!

Ада? Не Ада! «Я женщина слабая.» Ада знает Кириллова, знает по старой памяти и про Тренажер. Но чтобы про космического субъекта надумать — не такая она дура.

Липа? Не Липа!

«Что была в преступной связи». Желаемое за действительное. Липа как раз такая дура, чтобы надумать про космического субъекта. Но откуда ей знать про Кириллова, про институт, про Тренажер.

Ананимка. Сианс. Боюс. Не подписываюс. Но: «еГо звать Бэд» и «поручение от еВо начальника». Ошибаться по неграмотности, так везде ошибаться. Иначе — сделанность. Слабая женщина… Ада, Липа, Люська, Та…исия.