Петр Хомяков - Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ Страница 14

Буробин в делах политических всецело и слепо доверял Коваленко. В его душе причудливым образом совместились вещи по сути не совместимые. Надо сказать, Тамару он не любил никогда. Она была для него желанным сексуальным партнером и не более того.

С другой стороны, он испытывал к ней чувство огромной признательности за подаренные ему часы блаженства. Блаженства, которого он ранее не испытывал.

Он бы не хотел вести себя с ней так, чтобы причинить ей боль.

Но сейчас он был участником большой интриги. Интриги, которая несла ему социальный успех, невозможный вне этой игры. Но возможность этого успеха подарил ему Коваленко.

И Петр был признателен за это уже ему.

Признательность кому, Тамаре или Валерию преобладала в его душе? Наверное, все-таки Тамаре. Но связь с ней все равно рано или поздно закончилась бы. И почему бы это не сделать сейчас, когда в душе уже бушевали привычные чувства к объекту его мечты. К девушке с фотографии, которая впервые в его жизни могла ожить.

Видя его терзания, Валерий счел нужным просто обратиться к формулировкам великих. Подождав, когда немного утихнет буря чувств, вызванных его пожеланием «осточертеть» Тамаре к началу августа, он произнес строчку из Уайльда

Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал

Петр, несмотря на свой имидж грубияна, весьма неплохо знавший и любивший поэзию, подхватил

Иной жестокостью, другой, отравою похвал.Коварным поцелуем трус, а смелый наповал

– Вот видишь, не ты первый, не ты последний.

– Слушаюсь, Мефистофель!

– Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Мефистофель работает только с теми, кто сам этого желает.

– Ты прав. Но как я ей осточертею? Я, конечно же, сейчас нахожусь, как говориться, на пике сексуальной формы. Но ведь ей именно этого и надо.

– Давай так. Если не сумеешь за сезон затрахать ее так, чтобы она на тебя смотреть не могла, я дам тебе кое-какие средства, после которых она все же, мягко выражаясь, скорректирует свое мнение.

– Но на кой черт тогда ей знакомить меня с Ольгой?

– Вот в этом и состоит высший пилотаж. Но, слушай меня, и все будет в лучшем виде.

Участие Ольги в обеспечении встреч пылких любовников вносило в жизнь младшей сестры Тамары остроту и игру, которых ей не так хватало. Она действительно была изрядно избалована, хотя и оставалась в целом девушкой скорее доброй, чем злой. И это весьма ярко характеризует ее натуру, ибо, как правило, такие вот избалованные доченьки вырастают в изрядных стерв.

Но остроты, тем не менее, так хотелось. Собственно, не сами по себе похождения замужней старшей сестрицы возбуждали Ольгу. В свои двадцать четыре года она имела уже неплохой сексуальный опыт.

Но мимолетные связи не приносили ей ни душевного ни телесного удовлетворения. А тут она почувствовала наличие именно сильной страсти. И феерических удовольствий. Она жадно слушала рассказы старшей сестры и все больше хотела оказаться на ее месте.

Тамара довольно поздно поняла эти подвижки в душе младшей сестры, и, однажды, на очередную реплику Ольги о пикантности любви с варваром-интеллектуалом, довольно холодно произнесла:

– Олюня, не раскатывай губки. Этот мужик не про тебя. Трахайся со своими однокурсниками или папиными адъютантами, а потом, если повезет, найдешь и ты себе нечто экзотическое и необычное. К тому же он не в твоем вкусе. Ты же, насколько я знаю, любишь длинных. А он коренаст, как валун. И не выше тебя.

– Да ладно, Томка, я же просто так, – смешалась Ольга.

Но Тамара после этого перестала пользоваться помощью младшей сестры в прикрытии встреч с Петром.

Впрочем, она в этом уже не нуждалась. Начался полевой сезон.

Этим летом Буробин фактически выполнял роль научного руководителя экспедиции. И Тамара без помех и с комфортом проводила почти каждую ночь в его «штабном вагоне». Она заметила, что Петр в делах секса превзошел сам себя.

Как с цепи сорвался, – подумала она. Даже в прошлый сезон такого не было. Впрочем, поначалу ей это нравилось, и только к концу июля начало утомлять.

Опасения в отношении Ольги как-то забылись. И когда они разбили последний в этом сезоне лагерь в Степном Крыму, ей уже хотелось повидаться с сестрой. И даже вытащить ее на какое-нибудь их «фирменное» кочевое празднество.

Стояла августовская крымская сушь.

– Все, пауза. В ближайшую неделю ничего не будет, – сказал Петр Корягину. – Неплохо бы смотаться к морю.

– Как сочтешь нужным, Петр. Но хочу предупредить, наши, так сказать, расслабления всегда проходят на грани фола.

– Понимаю вас, Василий Михайлович. Море и все такое. Не утонул бы никто по пьяне. Нам действительно не нужны ЧП. Но, думаю, обойдемся. А расслабиться хочется.

Узнав о большой паузе в работе, Тамара решила съездить к отцу в санаторий и вытащить Ольгу на их «маленький праздник». Она чувствовала некоторую скрытую вину перед сестрой за внезапное охлаждение их отношений накануне сезона.

– Петр, скажи Корягину, пусть выделит мне машину. Хочу к отцу съездить.

– Ты не будешь на нашем уикэнде? – спросил Петр.

– Нет, что ты. Буду. И даже сестру прихвачу.

Петр с деланным равнодушием коротко бросил:

– Хорошо.

– Где вы расположитесь? Как вас найти?

– Тут есть предложение где-нибудь в районе Кара-Дага. Новый представитель заказчика говорит, что знает одно неплохое место. Пусть объяснит шоферу, как туда добираться.

Петр имел в виду нового сотрудника, заменившего Коваленко. Который теперь в их проекте занимал место ставшего генералом Бориса Петровича.

Тамара приехала с Ольгой в то время, когда праздник был уже в разгаре. Соскучившаяся по веселью Ольга с головой окунулась в эту атмосферу экспедиционного разгула.

Которая была для нее в новинку. Ибо даже в студенческие годы, которые только что для нее закончились, круг общения генеральской дочки был не столь широк.

А тут веселье и флирт экспромтом сочетались с разговорами обо всем на свете и скрытой фрондой. Которая в СССР в соответствующей среде была на закате империи неискоренима даже в режимных организациях.

Ольга с нескрываемым интересом следила за Петром.

В целом он соответствовал рассказам сестры. Но повода для его «пещерных выходок» пока не было.

Хотя, надо сказать, веселье уже шло в режиме, который товарищ Корягин назвал «на грани фола». Все уже искупались голыми в ночном море. Потом танцевали под кассетный магнитофон на пляже, рискуя сломать ноги. При этом некоторые «забыли» одеться.

Потом было объяснение с невесть откуда взявшимися пограничниками (в СССР все побережье считалось приграничной зоной), которое закончилось благополучно только после того, как новый представитель заказчика, Андрей, отвел погранцов в сторону и убедительно с ними о чем-то пошептался.

Но, на взгляд Ольги чего-то не хватало.

Было уже два часа ночи. Все сидели у костра, пели песни, которые становились все более грустными, лениво пили вино и остывший чай. В паузе между песнями раздался скрип гальки.

– Опять что ли погранцов черт несет, лениво бросил кто-то.

– Нет, коллеги, это не погранцы.

Владислав Блохинов вышел в освещенный костром круг.

– Ели нашел вас, бойцы научного фронта. Как, примите в компанию?

Куда ж мы денемся, – подумал Петр, и, наверное, не только он один. Но сказал совершенно другое.

– При двух условиях. Первое, пьете штрафную, и второе, выставляете личному составу дополнительную дозу.

– Обижаете, Петр, – Блохинову с трудом давалось обращение к Буробину на «вы», – я все же тоже геофизик со стажем.

Да какой ты геофизик, – опять подумал Петр. Но промолчал. Между тем, Блохинов позвал кого-то из темноты. И сопровождавший его шофер вынес ящик марочного крымского вина.

Народ при виде халявы заметно оживился. Пошли новые тосты, анекдоты. Песни стали веселее.

– Куража не хватает, славяне! – вдруг сказал Петр. И попросил гитариста, знавшего, кажется, все песни, бытовавшие в этой среде – Виталя, давай из Высоцкого «Сто сарацинов я убил во славу ей».

Гитарные аккорды рванули тишину.

А Петр запел про рыцаря, который претендует на любовницу короля.

Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит.Прости мне Бог, я презираю короля.

– орал Петр. А потом, закончив песню, произнес тост:

– Обещают нам гурий прекрасных в раю, но прекраснее та, с кем сегодня я сплю… Пардон, пью, – поправился он. И продолжил, – Из далека лишь бой барабанный приятен, дайте сейчас, а посулы я вам отдаю.

За присутствующих дам!

Он вскочил, стоя опорожнил свою кружку «с локотка» и поцеловал сидевшей между ним и Блохиновым Тамаре ручку.

Все со смехом последовали его примеру, пили, целовали сидящим рядом женщинам руки.

– А вы здесь не скучаете, – холодновато сказал Блохинов жене. И она почувствовала себя не в своей тарелке.