Александр Розов - Одиссея креативной королевы Страница 14

- Кажется все так, - она качнула головой, - но мне почему-то трудно представить тебя в вооруженных силах, на войне. Как получилось, что ты попал на фронт? 

Бокасса задумался на несколько секунд, и отреагировал вопросом на вопрос:

- А как литератор Ричард Олдингтон попал в армию, на фронт Первой мировой войны?

- Ты читал Олдингтона? – немного удивилась она.

- Да. В Университете у меня была курсовая работы: «Британская военная литература от норманнских нашествий до мировых войн». В этом узком сегменте отражаются тренды социальной психологии одной из ведущих мировых наций почти за тысячелетие. 

- А где ты учился?

- В Университете Антильских островов. Так что ты скажешь об Олдингтоне?

- У него не было выбора, - сказала Чанди, - его рекрутировали в армию, как всех.

- Выбор есть всегда, - возразил Бокасса, - Олдингтон мог сесть на пароход до любой из центрально-американских стран. Никто бы его не остановил. Принудительный призыв начался в Британии только в январе 1916-го, через полтора года после начала войны. У Олдингтона было достаточно времени, чтобы выскочить из фидера мясорубки.

- Трусливо бежать, чтобы воевали другие? - спросила британка, - Опозорить себя?

- Значит, у Олдингтона все-таки был выбор, не так ли, Чанди?

- Спасение своей шкуры ценой позора, - твердо сказала она, - это совсем не тот выбор, который может сделать джентльмен, имеющий чувство собственного достоинства.

- А если принудительный призыв так и не был бы объявлен? - спросил он, - Тогда, для джентльмена не было бы позором спасать свою шкуру, не идя на войну волонтером?

- Странный вопрос, - неуверенно произнесла Чанди, - это ведь разные ситуации.

- Почему странный? Чувством собственного достоинства джентльмена управляют его собственные идеалы, а не кучка каких-то субъектов в государственном офисе.

- Это софистика, сэр! – возмутилась британка.

- Тогда, - невозмутимо ответил Бокасса, - тебе, не составит труда опровергнуть эту софистику, применив методы правильной логики. Попробуй.

В разговоре возникла двухминутная пауза, а потом Чанди сказала.

- Ты прав, это не софистика. Значит, ты пошел в армию исходя из своих идеалов?

- В первом приближении можно сказать и так, - подтвердил Бокасса.

- Во имя каких же идеалов ты готов рисковать своей жизнью и отнимать чужую?

- Если кратко, - сказал он, - то мой идеал, это общество без политической элиты.

- И, по-твоему, в Меганезии удалось реализовать этот идеал?

- Скорее да, чем нет. Но, идеал надо защищать. Пока это моя работа.

- Пока? – переспросила она, - Значит, ты и сейчас на военной службе?

- Я капитан-инженер в оперативном резерве Народного флота, - сказал он.

- А я думала, у тебя авиационно-грузовой бизнес-партнерство с Ргларом.

- Да, но я там пайщик, а не управляющий сотрудник. Иногда я сажусь в кресло второго пилота на коммерческих рейсах. А как дальше - я пока не решил. Возможно, я займусь этнографической энциклопедией. Алюминиевая революция привела в Меганезию очень разные сообщества и племена, со своей спецификой. И эта специфика сохранится, ведь Хартия запрещает унификацию культуры, значит, на такую энциклопедию всегда будет спрос. Я поговорил с нашими бизнесменами, и они готовы платить. Мне - интересная работа. Им - позитивный PR. Всем выгодно.

- PR, - откликнулась британка, - дурное сочетание букв. Очень странно, Бокасса. Я тебе доверяю, хотя, по всем правилам здравого смысла, должна считать тебя врагом.    

- По каким именно правилам здравого смысла ты должна это делать?

- Мне кажется, что это очевидно. Ты офицер вражеского флота и, вероятно, ты убивал британцев, моих соотечественников. Ваша разведка, как говорят многие, ответственна за гибель моей семьи. Мой дом взорван, отец, мать и младшие братья убиты. Разве нет?

Бокасса снял левую ладонь со штурвала, и медленно пошевелил пальцами.

- Вопрос в том, по какому принципу строить отношения между такими фактами, и теми обстоятельствами, которые существуют у тебя и у меня здесь и сейчас.

- Поясни, - попросила она.

- Поясняю. Ты уехала в Меганезию не по капризу, а чтобы избежать серьезной угрозы.

- Откуда ты знаешь?

- Я читаю дайджест британской светской хроники. В основном это сплетни, но многие сюжеты выглядят достоверно. Ты Чанди Кестенвел, не так ли? А Шеппи - это одно из поместий твоего отца. Здесь, в Меганезии, ты назвалась Чанди Шеппи, чтобы не так сильно выделяться. Шеппи – распространенная фамилия, в отличие от Кестенвэл. Это хорошая тактика Чанди. Ты единственная наследница Мейнарда Кестенвэла, хотя он выкинул тебя из завещания. Подельникам барона ты очень не нравишься, они желают аннулировать через суд твои права, но их бы также удовлетворил несчастный случай.

- Проклятье! - воскликнула она, - Неужели об этом пишут так откровенно?

- Нет. В дайджесте, конечно, иносказания. Некоторые авторы пишут, что ты, опасаясь несчастных случаев, перебрались в зону, недоступную для истеблишмента Британии.

Чанди от волнения прикусила губу, и после паузы сказала:

- Я все сильнее задумываюсь: какой приз назначен за мою голову?

- Не имеет значения, - ответил Бокасса, - в Меганезии живет и работает много людей, за головы которых назначены огромные призы. Эти люди - ученые и инженеры, поэты и философы, экономисты и военные - в силу своего стиля мысли, и своих интересов, без какого-то наперед поставленного задания, создают принципы и алгоритмы, имеющие стратегическое значение для нашего будущего, для нас, меганезийцев, канаков, foa. И поэтому, меры борьбы против охотников за головами тут экстремально жесткие. Еще в  начале войны за Хартию была попытка лидеров Старого Света купить головы лидеров Конвента и Трибунала. Трибунал в ответ принял «Anti-assassin act». Смысл акта прост: встречные удары наносятся по слабым звеньям цепочки: по заказчикам и помощникам заказчиков, по фигурам, которые, в отличие от наемных убийц, не владеют арсеналом методов, дающих шанс на выживание человеку, ставшему мишенью для вендетты.   

- Вендетта? – переспросила Чанди, - Кровная месть по обычаям сицилийской мафии?

- В первом приближении, - сказал он.

- В первом приближении… - она сделала паузу, - …Как с семьей моего отца?

- Да, - лаконично ответил Бокасса.

- Мне кажется, я сплю и вижу кошмарный сон. Меня защищает вендетта, убившая моих родных. А я решила довериться офицеру этой машины смерти. Может, я схожу с ума?   

- Ты в порядке, - авторитетно заявил он, - просто, ситуация не совсем обычная.

…

*5. Рыцари, колдуны, и прочие мифические персоны.

Вечер 11 марта. Центральная Меганезия. Увеа-и-Футуна (бывшая колония Франции).

Увеа – вулканический остров, окруженный коралловым барьером. Если считать все это круглым, то радиус барьера 10 километров, а острова 5 километров. Площадь острова примерно 75 квадратных километров, а кольцевой лагуны - 225 квадратных километров.

Административный центр Увеа – городок Мата-Ута – на востоке.

Аэропорт – во внутренней части острова, севернее центральной горы.

Морские терминалы и прилегающая промзона - в юго-западном секторе.

Кольцевая лагуна разделена коралловыми хребтами по линиям север-юг и восток-запад,  будто табло компаса. Наименее обжит северо-западный сектор: сублагуна Фатуманини.

На ее берегу только одна деревня с красивым именем Фака-Ута.

Оставим теперь скучноватую фактографию и переключимся на романтику.

Огромная луна, повисшая над западным горизонтом.

Поверхность лагуны – будто расплавленное серебро.

Открытый паб-веранда около причалов в деревне Фака-Ута.

Экстерьер и интерьер проще некуда, однако, с некоторой претензией на оригинальность: платформа на сваях не прямоугольная, а будто бы в форме сегмента шестеренки с очень широкими зубцами. На каждом зубце - столик. На самом сегменте - стойка бара и нечто наподобие танцплощадки. Над всем этим шуршит навес, обдуваемый ночным бризом… 

Негромкий звон гитары. За одним из столиков, четверо молодых парней и две девушки (кажется, выходцы из Латинской Америки), поют заводную песенку на полинезийском креольском (mix таитянского и колониального англо-испанского). Они одеты в яркие шорты и майки с люминесцентными рисунками. А несколько девушек совсем другого расового типа – уроженки Индокитая, как птички уселись, на парапете. Они одеты на фольклорно-полинезийский манер: только в пестрые набедренные повязки. Сначала кажется, будто они щебечут между собой, не обращая внимания на окружающих, но внимательному наблюдателю удается засечь те взгляды, которые они бросают то на компанию латиноамериканской молодежи, то на троих евро-креолов постарше, одетых в пятнистую униформу «tropic military», и устроившихся за стойкой бара.