Виталий Вавикин - Лики звезд Страница 15

Молли подносит к губам Кэрролл дымящуюся сигарету.

– На вот, затянись. И не бойся. Когда-то Кауфман был хорошим любовником.

– Да я и не боюсь… – Кэрролл пытается улыбнуться.

– Все это уже было, – шепчет Молли. – У тебя. С ним…

Мысли путаются. Молли закрывает глаза и ждет. Мечтает. Надеется. Сотни рисунков проносятся в сознании, складываясь в истории чужой жизни. Куза тоже ждала, мечтала. И что в итоге? Нет! Молли гонит от себя эти мысли. Гонит отчаяние. С ней все будет иначе, не так. Главное верить. Главное знать, чего ты хочешь, и идти к этому. Не размениваться. Не искать компромиссы…

Глава тридцатая

Кэрролл уходит спустя час. Нетрезвая, усталая, бормоча что-то нелепое об искусстве и мудрости высших. Молли провожает ее взглядом. Надеется, ждет, пока Кауфман не закрывает за Кэрролл дверь, затем начинает реветь.

– Ты чего? – растерянно спрашивает Кауфман.

– Пошел к черту!

– Куза? – он пытается обнять ее, успокоить.

– Отстань! – она отпихивает его от себя. – Ты виноват!

– Успокойся!

– Это все из-за тебя!

– Да успокойся ты! – он силой прижимает ее к своей груди.

– Из-за тебя! – она всхлипывает, сдерживая рыдания. – Из-за тебя! – дрожит, чувствуя, как Кауфман гладит ее голову. – Я думала… Я надеялась… Мечтала, что еще чуть-чуть, и окажусь на ее месте.

– Все уже в прошлом, Куза.

– Ты не понимаешь!

– Прошлое не вернуть.

– Нет!

– Никогда не вернуть. Можно лишь идти дальше.

– Я не хочу.

– Ты должна.

– Я не могу!

– Может быть, когда-нибудь мы и вернемся к началу. К тому, от чего ушли уже так давно.

– Что?

– Я не знаю.

– Нет. Ты сказал, что когда-нибудь мы вернемся к началу.

– Я сказал, что нужно идти дальше. И, может быть, в конце, прожив то, что нам предначертано сейчас, мы сможем получить то, о чем боимся мечтать.

– В конце?

– В конце дороги.

Молли чувствует, как грубеют его руки. Неужели она будет вынуждена прожить все это еще раз? Прожить в чужом теле? Прожить, наблюдая за собой со стороны? Но почему она должна делать все это? Почему это происходит с ней?

– А если попытаться что-то изменить? – спрашивает она Кауфмана.

– Изменить? Боюсь, так мы сделаем только хуже.

– Значит, придется терпеть?

– Придется.

– Но я не хочу, – по щекам Молли снова начинают катиться слезы. – Не хочу. Не хочу. Не хочу…

Кауфман молчит, и Молли вынуждена замолчать вместе с ним. Слезы еще наполняют глаза, но мысли трезвеют. Вспомнить бы теперь все, что случилось. Все, что случилось с Молли Эш Кэрролл. Вспомнить и стать для нее Кузой Изабелл Джури.

Молли жалобно всхлипывает. Неужели ей придется ждать так долго? Неужели придется жить, зная, что где-то рядом живет она сама совершенно другой жизнью? Господи! Как же это сложно! Может быть, даже невыполнимо. Особенно если постараться ничего не менять. И не стоит мечтать о том, чтобы уйти в сторону! Нет! Ничего не выйдет. Жизнь Молли связана с жизнью Кузы. От начала и до конца. По крайней мере, на этой планете.

Паника начинает заполнять сознание. Она не сможет повторить все, что было. А если не сможет, то и вернуться в свое тело не получится. Вернуться в свою жизнь. Как же вспомнить все, что делала Куза для Молли. Все, что говорила ей. А как узнать, чем она занималась, когда не была рядом с Молли? И как же сложно будет ждать, чтобы узнать, правильно ли она все сделала. Ждать. Надеяться. Верить.

– Дорин, – шепчет Молли. – Дорин Глен Хоуви, – она поднимает на Кауфмана заплаканные глаза. – Ты должен их познакомить. Дорина и Кэрролл. Только так, чтобы они приняли это за случайность.

– Хорошо.

– Они должны быть вместе, – Молли снова прижимается к его груди. – Это важно.

Глава тридцать первая

Обиды. Дорин убрал в карман пачку сигарет, принадлежавших Молли. Еще раз подошел к краю крыши и, закрыв глаза, попытался представить, что на его месте сделала бы Кэрролл. Наверное, послала бы его к черту. Или просто проигнорировала. Сказала, что занята, что у нее нет времени, нашла бы тысячу причин, чтобы не искать его. Да, именно так. Его маленькая Эш, которую он так и не смог забыть и в которую, кажется, все еще был влюблен. Стоял у Кауфмана и надеялся, что тот расскажет о ней. Слушал и ненавидел Кауфмана за рассказы о Молли…

Наверное, Дорин был таким же ненормальным, как и она. Был или стал, растворившись в ее объятиях. Холодных и неправильных. Словно это не более чем игра. Как и слова, которые она шептала ему на ухо. А потом, глядя в глаза, говорила, что это не более чем постельные фразы. И он верил. Верил, что она права. Верил, что она врет. Дьявольский хоровод обстоятельств. Проклятая ярмарка, оказавшись на которой вы уже никогда не сможете найти выход. Станете одним из толпы. Одним из этих совершенно не смешных клоунов. И Эш… Такие, как Эш. Они сами наденут вам колпак. Сами покрасят белой краской ваше лицо и наденут на нос пищалку. И фокус в том, что вам самим это нравится. Толпа пришла посмотреть на шоу, но вместо этого сама веселит молчаливую труппу. Актеры и актеришки! Они просто стоят и смотрят. Щелкают пальцами, дирижируют нескладным оркестром. «Люби меня! Люби меня прямо здесь!» И плевать им на то, где они находятся. Будь то библиотека или картинная галерея, дамская комната в ресторане или туалет в детском кафе. Даже брачное ложе подчиняется этому хаотичному вызову, который проникает в кровь, подчиняет. Вызову, который, подобно лучам настырного солнца, пробивается сквозь серые тучи. И невозможно никого обвинять. Даже себя. Можно лишь обижаться. После. Когда все это закончится. Обижаться, надеясь, что когда-нибудь все повторится снова, и одновременно мечтать, что это останется только надеждой, не больше.

Дорин открыл глаза и посмотрел на белые облака, густые, словно взбитые сливки.

– Не боишься, что я упаду? – спросила его как-то Молли.

Он покачал головой, а она рассмеялась. Расставила руки, словно канатоходец, и повалилась назад, в бесконечную даль. Дорин вздрогнул и проснулся. Молли лежала рядом и смотрела на него голубыми глазами.

– На кого я похожа?

– Что?

– Кого ты представляешь, когда мы занимаемся любовью?

– Никого.

– Никогда?

– А ты?

– Нет.

И как ее ненавидеть?! Как на нее обижаться?!

– Дети! – иногда Кауфман шутливо говорил, что Хак когда-нибудь обо всем узнает и убьет их обоих. А может, и его вместе с ними. Молли смеялась. – Слышишь? – заглядывая Дорину в глаза, спрашивал Кауфман. – Когда-нибудь она будет так же смеяться над тобой…

Дорин не верил до тех пор, пока не понял, что Молли плевать. Плевать на Хака, плевать на него, плевать на всех и даже на себя. Его маленький жестокий ангел.

– Расскажи мне о библиотеке.

– Что?

– Ты и Гликен.

– До тебя.

– А Кауфман?

– До тебя.

– Но не до Хака. – Тишина. – Когда-нибудь ты станешь смеяться и надо мной.

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты похож на меня.

– Не похож я на тебя.

– Еще как похож! – она поцеловала его. Он оттолкнул ее. – Вот видишь?

– Вижу что?

– Ты похож на меня больше, чем можешь себе представить.

– Иногда мне хочется тебя ударить.

– Без Гликена я бы не попала сюда.

– Может, так оно было бы лучше?

– Без Кауфмана я бы не узнала тебя.

– Кто еще?

– Никого.

– А Хак знает?

– О тебе?

– Обо всех.

– Нет.

– Я бы узнал.

– Я знаю.

Она ушла, оставив его наедине со своими мыслями.

Он заказал еще чашку кофе, выкурил в туалете сигарету с марихуаной, а когда вышел на улицу, увидел, что она ждет его.

– Я думал, ты уйдешь.

– Я и ушла…

Они ввалились в подъезд и занялись любовью, прижимаясь к холодным стеклянным стенам.

– Может быть, все дело в феромонах? – спросила Молли. – Ну знаешь, как те, что выделяет самка шелкопряда, привлекая самцов?

– И кто из нас кого привлекает?

– Оба, – она прижалась к нему, пряча лицо от случайных прохожих.

– Хочешь еще? – спросил Дорин, гладя ее волосы.

– С тобой всегда хочу, – она подняла голову, вглядываясь ему в глаза. – С небольшими передышками, но хочу.

Глава тридцать вторая

Усталость. Время тянется, как резиновое. Вино, сигареты с марихуаной, скульптуры и картины – все это может свести с ума. Молли чувствует, как безумие пробирается в сознание. Сколько можно работать, приближаясь к неизбежному?! Она смотрит на то, что закончено. Смотрит на то, что еще только предстоит закончить. Даже на то, что еще находится лишь в ее голове. Зачем она это делает? Зачем занимается тем, что никогда не будет принадлежать ей? Куза вернется и выбросит все эти картины и скульптуры. А если не выбросит, то присвоит себе то, что создавалось с таким трудом, – образы, в которых Молли прячется от своего отчаяния и одиночества. Никакой тоски. Ничего, что напомнит ей о происходящем. Загорелые и безмятежные люди. Бескрайние моря. Чистое небо. Сказочно красивые лица. Девственные леса. Неподвижные озера. Все, кроме стихий и водопадов. Все, кроме того, что напоминает хаос, безумие, беспомощность. День за днем. Месяц за месяцем.