Catherine de Froid - Быть Вселенной в голове у каждого Страница 15

Было бы неплохо попадать иногда в будущее, где проблемы с общением и выбором профессии уже решены «без меня». Но так нечестно — нужно сначала построить, а потом наслаждаться. А то будет как в рассказе про изобретателя, который изобрел машину времени, перенесся назад и отдал все чертежи себе прежнему: вроде бы, все сделано, хотя никто пальцем о палец не ударил.

В общем, не могу я больше так. И вот я стою на балконе и готовлюсь сделать глупость. На этот раз — не из любопытства. Потому что эгоистичный голосок в голове подсказывает, что не только вытащат, но и что–нибудь изменят к лучшему.

Задняя часть головы раскалывается, еще и ноги что–то немеют. Пора, а то не решусь.

Опять полет, опять страх, опять ощущение, что меня надули. А потом…

Следующее, что осознаю: я сижу на стуле и пью чай. Причем и чашку поднимаю, и глотаю не я. Просто наблюдаю, как мое тело это делает. Нет, это нельзя списать на рефлексы, ощущение совершенно другое.

В голове монотонно: «Дура ты!».

— Знаю, — произношу вслух, благо дома никого. — Но тот круг был тоже по дурости, может, так выйду из него.

— Ага, микроскопом гвозди забивать, — произносит мой же рот.

— Ага. А ты знаешь другие пути? Да, кстати, что вообще за «ты»? Это мое второе я или пришелец?

— Привыкай, — сказала мне я (со стороны это выглядело бы именно так). — В тот момент, когда ты собиралась сделать глупость, меня подселили к тебе. Гордись, ценный кадр.

— А падение — иллюзия? И что в первый раз было?

— В первый раз все было по–настоящему, потом тебе устроили что–то типа исполнения желаний, а когда это привело к тому, к чему привело, позвали меня.

— И надолго такое соседство?

— Надолго. Ценные кадры ценны всю жизнь, и жизнь эту надо спасать.

— Ладно, поняла. Я дура, поэтому за мной теперь будут приглядывать, чтобы не натворила чего. Не лестно, но кто же на правду обижается. А теперь рассказывай, личность, откуда таких вот приглядывающих берут.

— Ты точно хочешь это узнать?

— Точно.

— Хорошо. Тогда попрошу у Бога позволения вспомнить.

— В смысле?!

— Понимаешь, — сказала сущность внутри меня, — чтобы целиком и полностью брать на себя ответственность за живое существо, нужен опыт. Опыт длиной в жизнь. Лучше — не в одну, потому что никогда ничья жизнь не повторится полностью, а готовым нужно быть ко всему. А много жизней — это много боли. Поэтому мы и забываем все. Только в нужный момент получаем отрывок воспоминаний, которые подсказывают нам решение. Но если ты хочешь, могу рассказать.

— Нет… Не надо! — Кажется, мой голос дрожит. Вот только за кого я боюсь: за древнее существо, которому пришлось бы вспоминать десятки смертей, или за себя, что потом не смогу спать по ночам? Скорее всего второе.

— Ну вот и договорились, — произносит «напарник» (а как иначе его называть?). — А теперь начинай реализовывать свои возможности, ради которых тебя так цепляют за жизнь.

— Какие возможности?! — прорывает меня. — Я не знаю, ради чего меня столько вытаскивали! Максимум — математику неплохо понимаю, да рассказы писать могу. И то не издают нигде.

— Пока продолжай этим заниматься, а там посмотрим, — говорит существо. — Что–то мне подсказывает, что издатель скоро найдется.

Послушно иду к компьютеру, записываю какую–то мысль. Что поделаешь, если рассказы уже несколько месяцев не придумывались? Надо над этим работать. И еще пару олимпиад хочется выиграть. Если я не совсем запуталась в календаре, через недельку начнутся. Семь… или восемь. В этот месяц мне не дадут задумываться о том, что я никуда не гожусь и никому не нужна.

— Наконец–то правильно мыслишь, — поддерживает меня «квартирант».

— Спасибо, Вещь, — цитирую «Семейку Адамс».

Кажется, уже начинаю воспринимать своего надзирателя (в голову приходит: душехранителя) как должное. Многие мои сверстники бы воспротивились: для нас и родительский контроль — это что–то совершенно лишнее. А мне нормально. По крайней мере, глупостей не наделаю, да и решений надо будет меньше принимать.

Месяц спустя.

— Извините за опоздание! — произношу я, вламываясь на русский.

Любого другого бы убили на месте (ну или нотацию читали бы пол урока: падение нравов, всеобщее отупение, мы играем в школу…), но мне можно, да и первый раз за год опаздываю, поэтому учительница только улыбается:

— Победительница наша идет. Проходи, Сашка. Вот незадача, только «н» поставила.

— А чего на сей раз победительница? — Позади уже все девять олимпиад, из них выигран только английский, результатов математики я еще не знаю, но, похоже, сейчас мне скажут.

— Сама догадаешься или мне потратить урок на долгие похвалы в твой адрес? — усмехается русичка. Знает ведь, чего я терпеть не могу, и подкалывает. Какое–то у нее сегодня настроение хорошее. А когда у нее хорошее настроение, мне достается сильнее, чем при плохом.

Сажусь на место. Сегодня я сижу с Олегом. Опять болтать будем, ну да ладно. Ему уже никакая дисциплина не поможет, мои же пятерки никто не осмелится заменить чем–то пониже: медалистка же.

— Чего опоздала? — улыбается Олег. — Опять остановку проехала?

— Нет, от тебя заражаюсь. — Он у нас опаздывает всюду: ко врачу, на концерт, даже тупо гулять, и я его частенько этим подкалываю. Но не говорить же правду: слишком долго рассказывать, получу нагоняй за разговоры на уроке.

На самом деле, я опоздала, потому что с утра залезла в «контакт» и увидела сообщение от Максима: «Сборник вышел. Когда можно тебе его отдать?».

Что за сборник? Кто такой Максим? Да, за этот месяц много изменилось… Ну, слушайте.

С Максимом мы неожиданно разговорились на самой первой и нудной олимпиаде — по русскому. Если вы олимпиадник, то знаете не хуже меня, что на русском, математике и обществознании обычно не хватает парт, и участников начинают сажать по двое. Вот нас и посадили. Чуть не выгнали за разговоры, между прочим.

Как только мы нашли друг друга Вконтакте, Максим быстренько вычислил мой блог и написал что–то по этому поводу. Ну, я и брякнула, что у меня был еще один, с рассказами. У Максима оказалась некая туча связей, и через пару дней он предложил мне напечатать с десяток рассказов в каком–то сборнике. И вот результат.

Видите, сколько текста? На уроке и половины не выболтать. Да и доверяю ли я Олегу настолько? Нет, доверяю, но начнутся же вопросы, намеки, подколки. А я слишком «человек в футляре», чтобы не стараться этого избежать.

Это я тут полстраницы набрала, в реальной жизни же разговор продолжался:

— Плохо я на тебя влияю, Сашка–рифмушка! — смеется Олег.

— Ах ты… звезда мирового масштаба!

Мое высказывание, как вам понятно, имеет отношение к его амбициям. «Рифмушка» же — всего лишь эвфемизм. Какая самая распространенная детская дразнилка для Саш, Даш и Маш? Сашка… как Сашка. Вот только без второй «с». Я уж не помню, кого из нас так дразнили, меня или Машу, когда мне пришло в голову поправить Олега. С тех пор и пошло.

Олег произносит еще что–то из нашего арсенала ругательств, мы смеемся, и нам все же делают замечание. Мой сосед по парте тут же изображает примерного ученика: руки сложены на столе, спина прямая, взгляд устремлен на учителя. Никого не обманет, но смешно. Продолжать болтать сразу после того, как на вас обратили внимание, по крайней мере неразумно, но русский язык слишком скучен, поэтому я бужу свою вторую сущность и начинаю трепаться.

За этот месяц мы совершенно срослись и перестали считать друг друга чем–то чужеродным. Несколько дней, когда олимпиады еще не начались, а меня снова начала мучить депрессия, «квартирант» меня даже подменял. Я сидела в отдаленной комнатушке сознания и преимущественно спала и фантазировала (внутри собственного мозга можно даже реализовывать эти фантазии, не прилагая никаких усилий), а мое тело под управлением второй личности успешно справлялось с учебой и общением. Потом я все же вышла на свет Божий и устроила допрос:

— Как это вообще случилось? А то я не помню: сижу, читаю — и оба–на: сижу и читаю в другом месте.

— Просто твой депресняк весьма и весьма опасен, а тебя нужно беречь. А книгу в мозг встроить — это вообще легко.

— Ну хорошо, а как ты справился с копированием моего поведения? — Почему–то мне нравится говорить о нем в мужском роде.

— В меня вживляют все воспоминания «клиента». Это единственное, чего я не могу забыть никогда. А на основе воспоминаний можно сделать очень и очень много. Тут и рефлексы, и «встроенные» модели общения с конкретными людьми, и формулы для решения задач.

— Ты не устал?

— Спал по семь с половиной часов в день, это для меня много. Главное было тебя запереть понадежнее да книгами обеспечить, чтобы точно не пришлось просыпаться.