Евгений Лукин - Зона Справедливости Страница 15

Пенсионер в пыльно-чёрном костюме с запёкшимися на хилой груди орденскими планками обратил к Алексею трясущиеся морщины. Холодновато, пожалуй, по нынешней погоде в пиджачке — зато все награды наружу. В глубине складок вокруг рта и у подбородка ветерана тускло мерцали подобно железным опилкам остатки щетины.

— Это самосуд!.. — взвизгнул он. — Это свои же и перестреляли!.. А их по суду надо было! По закону!.. И тех, и других!.. — Растопыренные старческие пальчики прыгнули чуть ли не в лицо Алексею. Крутые за такой жест, если верить фольклору, уже бы грохнули. — Да своими бы руками, не колеблясь…

— Так по суду или своими руками?.. — не без ехидства осведомился Колодников, и немедленно был атакован с фланга плотной крашеной дамой (с четвёртого, кажется, этажа).

— А почему вы не были на собрании? — крикнула она.

Алексей медленно (главное — всё делать медленно, иначе опять скрутит) повернул голову.

— А почему вы не пошли в понятые?..

Та не поняла.

— Когда вчера из милиции… в дверь звонили… — так же размеренно продолжал Колодников. — Вы почему не открыли?..

Дама растерялась.

— Я спала… не слышала…

— Все… спали… — презрительно шевельнув краешком рта, выговорил Колодников. — Носа никто не высунул… Я один, понимаешь… как пионер… полночи с ментами кишки со стенок соскребал…

Дама чуть отшатнулась и, заметно побледнев, сглотнула.

— Вот-вот… — мстительно молвил Алексей. — Уже и позеленели…

Однако в следующий миг на него тоже накатило. Зажмурился, переждал дурноту, а когда вновь открыл глаза, ветеран был на месте, а вот дамы нигде не наблюдалось.

— Слаб народ… — с удовлетворением пробормотал Колодников, цитируя дословно давешнего мента.

— Слаб?.. — тут же взвился ветеран. — Да я на одной Курской дуге больше мёртвых закопал, чем ты живых видел! Раньше бы, я не знаю… Своими бы силами порядок навели!.. Ну вот что от вас толку? — заорал он вдруг кому-то, оборачиваясь. — Лампасы нашили, индюками вырядились, а как до дела дойдёт — и нет вас!..

Колодников посмотрел, на кого это он так, и увидел возвышающегося над толпой богатырского сложения мужчину с будённовскими усами. Одет был усач и впрямь живописно: синий френч, галифе с широкими красными лампасами, на портупее вместо кобуры — нагайка. Наряд завершали подполковничьи погоны и милицейская фуражка с двуглавым орлом.

Есаул, должно быть… Или кто у них там ещё у казаков? Атаман? «И за борт её бросает?..»

— А что мы можем? — побагровев, рявкнул усач. — У них вон автоматы у гадов!.. С нагайками, что ли, нам против них выходить?.. С шашками в пешем строю?..

— Да хоть бы и с шашками! — запальчиво отвечал ветеран. — У нас в полковой разведке и с кортиком против «шмайсера» выходили! Так-то вот!..

«Эк, загнул!.. — подивился про себя Колодников. — Недовоевал, видать…»

— Это порядочно?.. — горячился кто-то поодаль — судя по выговору, лицо кавказской национальности. — Это непорядочно!.. Продаёшь квартиру — всё про неё говори!.. Потолок течёт — говори! Район бандитский — тоже говори… Друг от меня ночью уходил — побили!.. В больнице лежал, да?..

— А что ж на собрании молчали?..

Лицо кавказской национальности как-то сразу прижухло. Кстати, весьма упитанное лицо, с прекрасными газельими глазами.

— Зачем на собрании? Тебе говорю…

Алексея легонько хлопнули по плечу. Обернувшись, он увидел загадочное скорбное мурло электрика Борьки.

— Алексею Петровичу… — как бы по секрету поздоровался он, затем придвинулся поближе и понизил голос чуть ли не до шёпота: — Значит, говоришь, в понятые угодил?.. Мне тоже вон среди ночи в дверь трезвонили… А я, прикинь, как нарочно — ну совсем никакой был!.. Перебрал вчера, с койки подняться — и то не смог…

«Врёт, — решил Колодников, вглядываясь в относительно свежую и даже выбритую Борькину физиономию. Если чем-то на сей раз и веяло от электрика, то одной лишь одеколонной прохладой. — Явно пьяным прикинулся, жук, лишь бы в понятые не идти…»

— Да на какие шиши? — завопили неподалёку. — На какие шиши, я вас спрашиваю, нанимать эту охрану? Что значит «всем скинуться»? Вы знаете, сколько она сейчас стоит? Нет?.. Ну и нечего тут, понимаешь!..

— Приметил, нет? — доверительно шепнул Борька. — Старожилы-то — молчат. Одни новички глотку рвут…

Он присмотрелся к Алексею и всполошился.

— Э, ты чего бледный такой? Насмотрелся ночью?..

— Насмотрелся… — вздохнул Колодников.

— Пошли в бендёжку, — решительно сказал Борька. — Ты что, шутишь?.. В такую страсть сунулся — и трезвый ходит! Здоровья, что ли, девать некуда? Так, знаешь, и загнуться недолго…

«А действительно… — подумалось Алексею. — Как же это я сам не сообразил?..»

— Значит, так… — продолжал электрик. — Я сейчас к твоей супруге подкачусь — насчёт проводки там чего-нибудь… А ты давай у неё за спиной к подъезду…

— Ещё чего! — вспылил Алексей. — Пусть только слово скажет!..

Борька хмыкнул, покосился уважительно, почесал в затылке.

— М-да?.. — с сомнением промычал он. — Тогда давай сразу туда… А я уже чуть попозже. А то моя вон тоже стоит, пасёт… кошёлка!..

Глава 7

Конечно, Борька завлёк Колодникова в бендёжку не столько из человеколюбия, сколько из желания выпытать подробности. Впрочем, устремления собеседников в данном случае полностью совпадали: Алексею и самому не терпелось излить перед кем-нибудь душу. Сложность, однако, заключалась в том, что ни про Димку, ни про поминовение усопшего Полтины при электрике говорить не следовало. Даже если Борька не стукач, он может проболтаться невзначай… А там, глядишь, доползёт слушок до милиции — и пошло-поехало…

Поэтому рассказ получился сбивчивый и куцый. Вдобавок, выпившего натощак Колодникова сплошь и рядом заносило куда-то не туда. То он вдруг ударялся в философию, то принимался яростно спорить с кем-то, в бендёжке не присутствующим. Мудрый Борька его, тем не менее, не прерывал и слушал всё подряд. Должно быть, взгляды Алексея на жизнь интересовали электрика нисколько не меньше, чем приключившееся в арке побоище.

— А?.. — рычал Колодников, ослабляя ворот свитера. Очки он сбросил ещё после первой стопки и определил их на верстак рядом со слесарными тисками. — Стрелять ему! Не настрелялся в войну, понимаешь!.. А если по кровушке соскучился, то что ж ты, старый хрен, в понятые-то не пошёл?..

— Да на словах мы все храбрые… — понимающе кивнул электрик, разливая по второй. Глаза его, однако, смотрели исподлобья внимательно и, пожалуй, тревожно.

— Вот ты говоришь, старух я не люблю! — в запальчивости продолжал Алексей. — Да если хочешь знать, страшнее злобной старухи, вообще ничего быть не может! Старик — ещё куда ни шло, но старуха!.. Вон по телевизору одна недавно выступала! Я-то сам его не смотрю, жена смотрела, а я — так, краем глаза… Так вот: мы, говорит, творцы, носители культуры, а «каинов» (это которые скамейки ломают и на заборах пишут) будем уничтожать… Ты, что ли, карга, уничтожать будешь? Ты же, стерва старая, молодых на это дело пошлёшь!.. Если, конечно, к власти прорвёшься…

Тут Колодников прервал дозволенные речи, и принял протянутую стопку из грязновато-розовой пластмассы.

— Ты закусывай, — задушевно посоветовал ему Борька. — А то без закуски тоже, знаешь, здоровью вредить…

— Нет, ты послушай, ты послушай, что они говорят! — кипятился Алексей. — На улице остановись, послушай! Казней хотят, лагерей хотят, руки хотят рубить за воровство!.. И когда они все только передохнут, ком-муняки недобитые?.. А витебское дело! Помнишь, в прессе шум был о витебском деле? Ради галочки невиновных шлёпнули!..

— Ну, это ещё при советской власти… — заметил Борька.

— Какая разница? И вот думаю: а может, у нас всё время не тех расстреливают? А что?.. Очень даже просто! Настоящего преступника ловить — это ж замучишься! А начальство-то — давит, дело-то не раскрыто… А тут как раз проходит мимо какой-нибудь Алексей Колодников. Во! То, что надо! Цап его! Пил с ними в арке? Пил… Отпечатки пальцев на рюмке есть? Есть… Ну и всё! Ты их, стало быть, и замочил… Выколотили признание — и к стенке!..

— Погоди… — Борька ошалело тряхнул башкой. — А с кем это ты пил? Со Скуржавым, что ли?..

Тут Алексей понял, что всё-таки проговорился, и густо покраснел.

— Да нет! Я говорю: допустим… — с досадой отмахнулся он. — А она ещё на меня бочки катит, что я против смертной казни…

Последние слова Колодникова относились к Александре, с которой он, действительно, не раз схватывался на эту тему, но произнесены были исключительно для того, чтобы замести следы.

— Водку плещешь… — недовольно заметил Борька.

Колодников спохватился и выпил.

— Ну вот… — сдавленно продолжил он.