Анатолий Батов - Перевозчик Страница 15

А Антон не мог понять любопытства Николая и начинал думать, что тот то ли действительно боится, то ли сильно заинтересовался, потому что у староверов никогда не было таких диковинных машин. Но Николай уже начал вызывать в нем какое-то необъяснимое чувство превосходства, причем нисколько не навязываемое им, а само по себе возникшее. И, наверное, поэтому, из уважения, Антон дальше попытался как мог удовлетворить любознательность Николая. Он начал говорить, но чувствовалось, что объяснения эти не от профессиональных знаний предмета, а просто где-то когда-то случайно услышаны и забыты как лишние, так как благополучный полет машины не зависел от этих знаний – она все равно прилетит куда положено.

– Эта машина умнее человека – мы никогда не упадем, – успокоил он Николая. – Ты заметил над кабиной несколько антенн? Это ее глаза и остальные органы чувств, которых у нас с тобой нет. Она видит и чувствует даже самой темной ночью. Сама оценивает ситуацию, рассчитывает, определяет и даже прогнозирует. Она обойдет или пройдет даже через тайфун, а если определит, что сила тайфуна чрезмерна и ей не справится, то сама приземлится и переждет его. Я уже не говорю о более простых вещах, например, попробуй направить ее специально вон в ту скалу – она не позволит это сделать.

Николай подумал, что это значит полностью исключается авария из-за человеческого фактора, и решил попробовать узнать у разговорившегося Антона про скорость:

– Я несколько раз видел с земли, что эти самолеты летают с очень большой скоростью, – сказал он. – Ты знаешь, каким образом она достигается?

Сначала Антон задумался, как бы вспоминая, и трудно, с паузами, начал объяснять:

– Эти вот… электромагнитные волны увлажняют и электролизируют воздух, концентрируют его вокруг машины… образуют мощные, колоссальные электрические завихрения, и машина обволакивается этой наэлектролизованной плазмой… получается искусственно созданное и управляемое цунами, которое и несется вместе с машиной.

– Как это? – переспросил Николай. – Цунами бывает на море – значит оно связано с водой.

– Не знаю, так Даша сказала – наша учительница, вообще правильно, она так и говорила… что-то про воду… образуется наэлектролизованная плазма из капель воды… и ее что-то такое там толкает… что-то связанное с магнитом. Да ну тебя, зачем это тебе? – заключил он.

Во время этой «лекции» Антона на его лице читалось напряжение, какое было бы у профессора, решившего пробежать сто десять метров с барьерами. Но потом напряжение на лице сменилось на удивление самому себе и, возможно, даже гордость.

Николай, удивившись и обрадовавшись этому неожиданному мыслительному проблеску, лишний раз убедился, что Антон, в отличие от своих односельчан, имеет острый ум, но нет, все же точнее будет сказать: ум, еще не окончательно заглушенный навязываемыми местным телевидением штампами и стандартами и готовый к восприятию нового, неординарного. «Хорошо бы взять над ним шефство», – подумалось Николаю. И дальше, желая поощрить его, спросил, как бы восторгаясь:

– Как ты хорошо объясняешь, как доходчиво! Значит, ты где-то это все изучал?

– Да нет, просто в конце позапрошлого учебного года, в марте, я отвозил домой в Наш город учительницу Дашу, и во время полета она мне кое-что объяснила.

Тогда Николай попробовал сыграть на самолюбии Антона и сказал:

– А тебе не обидно, что какая-то обыкновенная баба все знает, а тебе это недоступно. Что, ты глупее нее?

– Нельзя так про нее говорить, бабы это у нас в деревне, а она другая.

– Какая другая, что у нее две головы или ноги растут из другого места, или еще кое-что не в том месте находится. Нет, уверяю тебя, она точно такая же и все у нее на тех же местах, как у всех баб твоей деревни.

– Да нет же, она такая… необыкновенная!..

Это «необыкновенная» сказано было таким откровенным тоном, что у Николая не осталось сомнений, и он спросил:

– Ну вот, час от часу не легче, уж не влюбился ли ты?

Антон засмущался и сказал:

– Ты что, разве это можно?

Николай и раньше предполагал, что в этом мире существует своего рода сегрегация, только людей делят не по расам, а, видимо, по сословиям. И вот сейчас представилась возможность выяснить, насколько это разделение непреодолимо.

– А почему же нельзя, сам Бог создал так природу, чтобы мужчины и женщины влюблялись и размножались.

– Да, но он создал разных мужчин и женщин, она же из начальства, и бог запрещает нам любить их женщин. Таков закон.

Это глупый закон, как можно запретить любить? Сердцу не прикажешь. Я по тебе вижу, что эта учительница тебе нравится. Она молодая? Красивая?

Антон еще больше смутился, но замолчал и перестал отвечать, непривычны ему были такие разговоры, еще никогда не приходилось их вести. Но видно было, что вопрос этот ему далеко не безразличен. И, возможно, в своих сокровенных и тайных мыслях он иногда задумывался о таком несправедливом законе. Ведь любовь, если она большая, сильнее всех законов.

Николай решил не отступать и продолжил:

– Чего замолчал-то? Сколько лет учительнице?

Антон посмотрел на него, сообразил что-то и, наверно, чтобы предположение Николая стало выглядеть нелепым, решил сыграть на возрасте учительницы, он сказал:

– Да она еще совсем молодень… – не договорил и заменил слово на еще более подходящее, – …маленькая. Этой зимой в школе занятий не было, а в прошлом году, когда я первый раз ее увидел, ей было всего 16 лет.

Николай раскусил эту довольно бесхитростную уловку, но подумал про себя: «Чего привязался, ну не хочет парень открывать душу перед первым встречным, и правильно делает». И он сделал вид, что удовлетворился этим объяснением.

В это время они подлетали к какому-то населенному пункту, расположенному посреди леса.

– Смотри, Антон, это не наша ли уже точка?

Антон, искоса глянув в окно, с ходу определил, где они летят, и не без удовольствия подколол приставалу Николая.

– Ну ты даешь, не узнал своего родного очага, это же ваша староверческая деревня. Ведь ты же отсюда пришел? Больше в ближайшей округе ваших нет. Слышал, что подальше в этом лесу есть несколько поселений, да на границе республики, около города Северного, еще есть один ваш поселок. Но то ведь за почти тысячу километров, не может же быть, что ты пришел пешком оттуда. Посмотри внимательней! Узнаешь?

Николаю ничего не оставалось делать, как узнать «родной очаг».

– Да, да, теперь узнаю, сверху он очень непривычно выглядит.

Он прильнул к окошку и с интересом стал рассматривать это поселение.

– Если хочешь, можем сесть ненадолго, повидаешься со своими, – предложил Антон.

– В другой раз, в другой раз, я же там переругался со всеми, – поспешил отказаться Николай. – И потом мы же с тобой спешим. Когда же мы долетим до Нашего?

– Да мы же летим-то всего десять или пятнадцать минут, а до города от нашей деревни пятьсот километров. Но мы может и ускориться. Для этого снимемся с автомата, – и Антон повторно нажал кнопку с надписью «Наш», – и теперь можем прибавлять скорость тумблером.

Он передвинул тумблер, и скорость сразу начала быстро увеличиваться, а вокруг машины стало образовываться искрящееся голубоватое облако.

Странное впечатление создавалось у Николая от этого сверхскоростного перемещения в пространстве. С одной стороны, грубо сработанная металлическая кабина, прямо как у ЗИСа пятидесятых годов, на котором он когда-то начинал шоферить. Явно проектировщики совсем не утруждали себя мыслью о дизайне – наперед знали, что тем, кому предстоит на них летать, не до эстетики. И в то же время гениальность инженерной мысли создателей угадывалась в мерно, без сбоев, негромко, словно в репродукторе, шуршащем сердце – моторе, а также управляющем мозге, полностью исключившем человеческий фактор, так изруганный и обвиненный во всех грехах у нас на Земле. И все это невидимо, а запрятано где-то внутри этой грубятины, и не нужно ни открывать капот, чтобы залить или заменить масло, ни влезать в электронику, чтобы поменять перегоревший конденсатор.

Внезапно лес закончился. Антон, чтобы не проскочить город, быстро перевел тумблер, и машина снизила скорость до минимально возможной. Город представлял собой правильный квадрат, по площади примерно равный московскому. Обращала внимание и удивляла планировка улиц. Сверху представлялось: как будто кто-то на листе бумаги разлиновал улицы вдоль и поперек, и они получились идеально ровными, перпендикулярно пересекающимися, очень широкими, видно было, что места не жалели и не экономили: никаких закоулков, переулков или тупиков. Все улицы выходили на квадратный периметр, по которому проходила еще более широкая дорога, если можно так ее назвать, – кольцевая, вернее, выполняющая ее роль. Дома были двух- или трехэтажные.

Николай подумал: «Сколько же в таком городе населения, надо у Антона спросить. Интересно, знает ли он. Вполне допустимо, что не знает!» Он спросил: