Альфред Кубин - Другая сторона Страница 16

Моего появления никто не заметил. На улице уже смеркалось, зажглись фонари. Сидя за одиноким столиком в глубине зала, я пытался собраться с мыслями, разобраться в увиденном и избавиться от неприятного чувства головокружения. Но я недолго оставался в одиночестве. Ко мне подсел почтенный пожилой господин в белом шейном платке.

— Здесь, кажется, поспокойнее, — улыбаясь, заметил он.

Я не ответил; у меня в голове по-прежнему царил полный сумбур. Спустя некоторое время мой визави произнес мягким, участливым голосом: «Вы пережили это впервые и, конечно, сильно потрясены».

Лишь теперь я разглядел его как следует: от всего его облика исходили дружелюбие и доброта.

— Что вы имеете в виду? — устало спросил я.

— Встряску, что же еще! Оглядитесь по сторонам! — и он описал рукой полукруг.

Тут только до меня дошло, что в кафе творится что-то неладное.

Несмотря на обилие посетителей, здесь было на удивление тихо. На всех лицах застыло выражение усталости и растерянности. «Да, а что же случилось?» — мне снова стало страшно.

— Да вы только посмотрите на людей! Впрочем, теперь это уже позади.

Мой собеседник внушал мне доверие, он был безобидным и располагающим к себе.

— Увидев вас, я сразу понял, что вы впервые пережили этот ужас! — он вздохнул. Посетители сидели тихо, погруженные в себя, некоторые перешептывались. Кое-где уже раздавались отдельные фразы в полный голос… Посреди зала были сметены в кучу осколки посуды. Оба шахматиста напоминали деревянных кукол, казалось, они были зачарованы друг другом. Я попросил моего собеседника хотя бы немного просветить меня относительно столь странного поведения окружающих, ведь я ничего не знаю. Судя по его седым локонам, которые так шли к его печальным и даже немного комичным глазам фантазера, ему было далеко за шестьдесят.

— Вы ведь не так давно в этой стране — по крайней мерс, не так много лет? — начал он.

— Почти два года!

Антон, к которому уже вернулась его обычная живость, принес по моему знаку коньяк. Мало-помалу в кафе восстанавливалась обычная атмосфера. Старик продолжал: «Конечно, здесь нелегко освоиться, если ты привык к совсем другой жизни. Мы здесь все живем под властью чар. Хотим мы того или нет, но над нами свершается неизбежная судьба. И мы еще должны говорить спасибо — ведь могло бы быть много хуже. По крайней мере, над этой великой бессмыслицей иной раз можно посмеяться. Но многие — ох как многие! — не хотят в ней участвовать, особенно противятся ей новички. И когда внутреннее сопротивление непреложному становится слишком сильным, наступает встряска! Ее чувствует каждый; сегодня был как раз такой день».

Он умолк; печальная, покорная улыбка промелькнула на его лице. Я не мог выговорить ни слова. Кажется, теперь я напал на след тайны. Быть может, это и есть та самая тайна, что уже давно тревожит меня? И я рассказал своему соседу про те странные и неприятные вещи, свидетелем которых я был, включая только что пережитый ужас. Я ничего не утаил.

Старик выслушал меня участливо и задумчиво.

«Мой милый юный друг, — он слегка покачал головой и наклонился ко мне, — не ломайте себе голову напрасно, никогда не противьтесь своему внутреннему голосу. Конечно, вы правы. У нас повсюду тайны, но они не поддаются объяснению. Слишком любопытный, скорее всего, обожжется. Находите утешение в работе, ведь работается в Перле очень хорошо. Со мной раньше было примерно то же, что с вами. Перед вами сидит старый друг природы, и можете мне поверить: я немало страдал от противоестественности этой страны. Но со временем осваиваешься; я живу тут без малого тринадцать лет, приспособился и даже нахожу много интересного. Нужно лишь умерить свои аппетиты, тогда и самая малость будет приносить отраду. Вот я, например, собираю вшей-книгоедов». Его глаза заблестели, и, загадочно улыбаясь, он с воодушевлением продолжал: «Похоже, я обнаружил новый вид. В здешнем архиве хранятся диковины, о которых мало кто подозревает. Кабинет № 69 — в настоящее время я охочусь в нем. Его превосходительство любезно предоставили мне его в полное распоряжение, я возлагаю на него все свои надежды! А теперь мне пора идти».

Сказав это, он вынул из кармана старинный зеленый футляр, достал из него роговые очки и водрузил их себе на нос. Прежде чем уйти, он отвесил мне старомодный поклон и представился: «Профессор Корнтойр, зоолог».

Я с симпатией смотрел ему вслед. Его своеобразные манеры, пышные, белые как снег волосы, привлекательное, проникнутое почти юношеским идеализмом лицо, скрупулезная опрятность костюма вплоть до серых гамаш и галош — одним словом, весь его облик чрезвычайно понравился мне.

Но я был совершенно разбит пережитыми волнениями. Еле переставляя ноги, поднялся я по лестнице на свой этаж. Жена в полном изнеможении распласталась на диване — впрочем, ничего другого я не ожидал. Она не сказала ни слова, ради меня она взяла себя в руки; я тоже счел за благо молчать, ибо лгать ей я не мог.

Я беспокойно ворочался в постели. Мне казалось, что я по-прежнему слышу тот бешеный топот и вижу неподвижный, вытаращенный глаз. Мои мысли вращались исключительно вокруг того, что я услышал от профессора. Значит, чары — и встряска? Я раздумывал о смысле этих слов. Ах, да. Мне вспомнился еще один необычный случай: буквально на днях я видел за одним домом нескольких парней с трещотками и барабанами. На мои расспросы они ответили: «Мы создаем добавочный шум». Меня бесил этот идиотизм, отныне я во всем находил признаки сумасшедшего дома. Сперва подобные вещи были нам в новинку, мы приникали к окну и ждали, пока внизу не произойдет какой-нибудь очередной бурлеск. Но в последние месяцы нам было не до смеха. Состояние здоровья моей жены постоянно ухудшалось. Одновременно с этим росло количество непонятных и жутких инцидентов. Мне приходилось скрывать от спутницы моей жизни многое из того, что я видел, дабы не подвергнуть ее непосредственной опасности. Замкнувшись в себе со своими тревогами, я чувствовал себя одиноко и тоскливо. К чему это еще могло привести? Я чувствовал, что погибаю!

Несколько дней спустя я шел по улице. Стоял канун Нового года, хотя это мало что значило в стране, где не бывает зимы. Я проходил мимо хорошо знакомых домов тем особенным шагом, какой люди усваивают в Перле: тихим, неуверенно-осторожным, как будто тебя за каждым поворотом могла подстерегать какая-то неприятность. Одинокие уличные фонари освещали мне путь. Освещение, как нельзя более подходящее для страны грез! Из темноты, смазывающей все контуры и увеличивающей предметы до гигантских размеров, с неестественной отчетливостью выступали детали: столб, вывеска лавки, деревянный забор.

Я возвращался из старинного готического женского монастыря, в одном из корпусов которого размещалась детская больница. Там я купил две бутылки укрепляющего лечебного вина для моей больной. Проходя мимо встроенной часовни, я заметил в тени портала какую-то безформенную фигуру. Послышалось невнятное бормотание, и голая култышка руки умоляюще протянулась ко мне. Я равнодушно бросил в темный угол горстку мелких монет, но уже в следующее мгновение остановился как вкопанный. Каким же странным было то старушечье лицо, что выглядывало из этих грязных лохмотьев! Я непременно должен был вглядеться в него, некая тайная сила повелевала мне сделать это. С трудом предолевая отвращение, я нагнулся над нищенкой. Не гнилостное дыхание и не беззубый рот приковали меня к месту, но пара страшных светлых глаз: они впились в мой мозг, словно зубы гадюки. Полумертвый от потрясения, я побрел домой. Что это было — действительность или плод моей воспаленной фантазии? Мне казалось, что я заглянул в бездну.

Подобные случаи были непосильным испытанием для моих нервов. Я твердо решил на следующий же день пойти к Патере. Если нужно, я готов был добиться необходимого разрешения силой! Он был моим другом, он пригласил меня, и погибнем мы здесь или нет, зависело только от него! Эти пустоголовые жители города грез, безусловно, имели о нем ложное представление! Почему они так пугались и всячески уклонялись от темы, стоило мне заговорить о властелине? Этого мой друг явно не заслуживал.

Сегодня день выдался особенно несчастливым. Моя жена стонала от головной боли, я сделал ей еще несколько холодных компрессов и, обессиленный, повалился на кровать. И вот примерно в час ночи — раздался звонок и стук в нашу дверь. Я с раздражением подумал: «Опять этот пьяница-сосед!» Затем я услышал его голос, несколько раз громко повторивший мое имя. Придя в бешенство от такой бесцеремонности, я вскочил, скользнул в свой шлафрок и схватил стоявшую в углу трость. Сейчас он у меня попляшет! Я распахнул дверь, и точно — на пороге стоял он, дыша мне в лицо пивными парами! Нет ли у меня пары сигар — взаймы — и не окажу ли я ему честь навестить его — мою жену он тоже приглашает — он собирается приготовить грог.