Джон Уиндем - История с лишайником Страница 16

— Я передам мадам, что вы пришли, мисс, — сказала служанка и вышла, прикрыв за собой дверь.

Комната показалась Зефани немного старомодной. Зефани подошла к окну. За стеклянной дверью на нескольких квадратных метрах был разбит небольшой сад. Карликовые тюльпаны цвели на маленьких грядках. На краю, в тени изящно подстриженных кустов, росли фиалки. В углу миниатюрного лужка был сооружен фонтан в виде античной головки. Большие щиты из стекла, выступавшие из углублений в нижней стене, защищали с одной стороны сад от ветра. Если посмотреть на запад, поверх невысокой железной изгороди, то можно было увидеть парк, казавшийся сплошным массивом вершин деревьев, покрытых молодой зеленью, а за ним неясно просматривались контуры зданий,

— Какая красота! — воскликнула Зефани в искреннем восхищении.

Услышав, как дверь открывается, она обернулась. Перед ней стояла Диана в скромном платье. Из украшений на ней были только простой золотой браслет на запястье, золотая шпилька на лацкане и ажурное золотое ожерелье.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

Диана почти не изменилась и была такой, какой Зефани помнила ее. «Теперь ей должно быть, — думала Зефани, — где-то около сорока, она же вы глядит — ну, может, на двадцать восемь, не больше.» Какая-то неуверенная, невыразительная улыбка появилась на губах Зефани.

— Я чувствую себя снова маленькой девочкой, — проговорила она. Диана тоже улыбнулась ей в ответ.

— Тебе даже удается выглядеть девочкой-подростком, — сказала она Зефани.

И они продолжали рассматривать друг друга.

— Значит, это правда. Значит, оно действует, — прошептала Зефани скорее сама себе.

— Ты только посмотри в зеркало, — сказала Диана.

— Со мною все проще. Но вот вы — вы и сейчас так прекрасны, Диана, как были когда-то, и совсем не постарели.

Диана притянула Зефани к себе и обняла. — Чувствую, что такая новость немного ошеломила тебя, — сказала она.

Зефани кивнула.

— Особенно сначала, — призналась она, — я почувствовала себя страшно одинокой. Но сейчас я понемногу прихожу в себя.

— Твой голос звучал по телефону как-то напряженно. Я подумала, что нам лучше встретиться у меня, где мы сможем спокойно поговорить, — объяснила Диана. — Но об этом потом. Сначала я хочу услышать, как дела у тебя, у твоего отца и, конечно, все про Дарр.

Они разговорились. Постепенно Диана сумела побороть нервозность и чувство нереальности, охватившие Зефани. А после ленча Зефани почувствовала такое облегчение, какого незнала с того самого момента, когда Френсис сразил ее своей новостью. Очутившись снова в гостиной, Диана повела разговор о причине визита Зефани.

— Ну а теперь, чем я могу помочь тебе, моя дорогая? Что там у тебя за беда?

Зефани неуверенно начала:

— Вы уже и так много сделали. Вы вернули мне покой. У меня было ощущение, что я какая-то ненормальная. Но я хочу понять, Что происходит. Я в таком смятении. Отец сделал открытие которое — ну, как бы вам сказать — знаменует собой поворот в истории человечества. Я думаю, что это поставит его наравне с Ньютоном, Дженером и Эйнштейном. И вместо того, чтобы огласить его и стать признанным во всем мире первооткрывателем, он все держит в секрете. Кроме того, он считал, что это только его тайна, а тут оказывается, что и вы знали о ней на протяжении многих лет, — но тоже хранили молчание. Я ничего не понимаю. Отец говорил, Что не хватит лейкнина, но ведь так всегда бывает с чем-то новым. Раз уже известно, что такое возможно, это уже половина дела: все начинают бешено исследовать, и появляются люди с аналогичными открытиями. И, в конце концов, если этого лишайника мало, то не такая уж и беда: почему бы не сообщить об этом и не натолкнуть людей на поиски другого антигерона, как отец это называет? И последнее: я начала задумываться о побочном действии антигерона, как, например, можно ли иметь детей, если принимаешь его, и так далее.

— Можешь быть абсолютно спокойна в этом отношении, — заверила ее Диана. — Никакой разницы нет, но ведь ты же, конечно, не захочешь быть беременной так долго, как слониха. В этом случае откладывается прием лейкнина, и все возвращается к старой норме. Скрытых побочных эффектов я пока что не заметила. Правда, наступает незначительное замедление быстроты реакции, которую можно обнаружить только с помощью специальной аппаратуры; но это явление куда слабее того, что наступает после двойной порции джина. Все остальные последствия видишь перед собой.

— Хорошо, — сказала Зефани, — одной заботой меньше. Однако, Диана, все это дело с лишайником здорово напоминает лабиринт, в котором я словно блуждаю в темноте. Кстати, мне ничего не известно и про то, как вы пришли к этому открытию, и про «Нефертити», и про бизнес на красоте, и про ваши неприятности и их устранение, и так далее.

Диана вытащила сигарету и посмотрела на нее в задумчивости.

— Хорошо, — сказала она. — Знать что-то наполовину, до какой-то степени, небезопасно. Я лучше расскажу с самого начала.

Она зажгла сигарету и рассказала о том, как Френсис принес тарелочку с молоком, и к каким последствиям это привело.

— Таким образом, юридически, — сделала она вывод, — я правонарушительница, а морально — я имею такое же право на открытие, как и твой отец, но сейчас это не имеет значения. Главным — и на этом мы завязли — было внедрить данное открытие. Чтобы понять это понадобилось немного времени. Я надеялась вскоре найти выход, но чем больше я об этом думала, тем больше возникало трудностей. И как раз тогда ко мне пришло понимание того, насколько важно открытое нами вещество. Я не знала, как применить его на практике, но внезапно то, что ты сказала во время одной из наших бесед, навело меня на этот путь.

— То, что я сказала? — переспросила Зефани.

— Да. Мы говорили о том, что женщин обманывают, помнишь?

— Припоминаю. Это была ваша любимая тема, — сказала Зефани с улыбкою.

— И сейчас есть, — ответила Диана. — Ты сказала тогда, что рассказала об этом одной из своих учительниц, и она ответила, что нужно как можно лучше приспосабливаться к условиям, в которых оказываешься, ибо жизнь чересчур коротка, что бы наводить в мире порядок, или что-то в этом роде.

— Я не уверена, что помню это.

— Не имеет значения. Но суть такова. Конечно, подсознательно обо всем этом я знала. Действительно, то, что открыли твой отец и я, — коренным образом изменит всю будущую историю человечества. Я представила себе, как женщины начнут новую долголетнюю жизнь, поначалу и не подозревая об этом. Конечно, спустя какое-то время они узнают, но к этому моменту, я надеюсь, их будет уже достаточно, причем самых достойнейших, для того чтобы оказать влияние на общество. А для этого необходимо собрать группу людей — любую группу, — убедить их, что долголетняя жизнь абсолютно реальна и заставить их бороться за «хомо супериор» (совершенного человека). И вдруг я поняла, как это сделать. Люди, которым будет дана долгая жизнь, не смогут от нее отречься. Они будут упорно бороться за право сохранения ее, Зефани нахмурилась.

— Я, кажется, не все понимаю, — сказала она.

— Ты должна понять, — ответила Диана. — Сейчас ты немного взволнована и расстроена, но ведь ты же не собираешься отказываться от долгой жизни, правда? И ты будешь отстаивать свое право на нее, если кто-то захочет отобрать ее у тебя?

— Да, думаю, что так. Но я знаю, что не хватит сырья. — О, вскоре здесь что-нибудь придумают, как ты уже сама говорила. Главное, что положено начало. Нужны только деньги, чтобы посадить за работу достаточное количество людей, и больше ничего.

— Но согласно отцовскому прогнозу — настанет хаос. — Конечно, хаос будет. Невозможно создать «хомо супериор» без родовых мук. Но это не столь важно. Самое важное — не дать ему задохнуться при рождении. Вот в чем проблема.

— Это мне не понятно. Как только люди узнают, они начнут бороться, чтобы добыть это вещество и продлить свою жизнь.

— Ты говоришь об отдельных индивидах, моя дорогая, но индивиды подчиняются общественным законам.

Трудность состоит в том, что, как мне кажется, как раз законы и станут у нас на пути, вернее, учреждения, оберегающие эти законы.

Дело в том, что большинство учреждений существуют: во-первых, для осуществления администрирования в широком масштабе, и, во-вторых, для сохранения непрерывности своих функций, что дает возможность избежать трудностей, которые возникают вследствие недолголетней жизни членов общества. Наши учреждения — это продукт наших условий, и они призваны пережить наши собственные ограниченные возможности с помощью постоянной смены отработанных частей, или, другими словами, здесь действует система продвижения по службе.

Поняла? Хорошо. Тогда спроси себя, сколько людей поддержит перспективу долгой жизни, скажем, в две-три сотни лет, будучи на положении подчиненных? Будет ли кто-нибудь приветствовать идею о бессменном директоре, президенте, судье, руководителе, партийном лидере, папе, шефе полиции на все двести лет? Обдумай это хорошенько и ты увидишь, что наши учреждения работают так, как они организованы, ибо в основе их лежит положение, что продолжительность нашей жизни составляет где-то около шестидесяти-семидесяти лет. Ликвидируй это условие, и они перестанут функционировать, большинство из них даже утратит основы для своего существования.