Формальность - Павел Юрьевич Фёдоров Страница 16

понимал того, что он сейчас смотрит кому-то в глаза, будь то Георгий или кто угодно. Отсчитав от лестницы автоматом свою колонну, восьмой протиснулся в проход к себе в комнату и остановился, опершись о край каменной ванны. Ноги не слушались, он включил воду в ванну и, шатаясь, опираясь руками о край ванны дошёл до стула, сел и сразу начал раздеваться, отдавая себе команды каждому движению, как ему казалось, вслух. Что дальше было, он опять не отчётливо помнил, но чувствовал, что лежит в горячей воде и постепенно оживает, приходит в себя.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Я ждал что в помощь Мне… надеялся напрасно

Что против всех моих начал не верю Я тому

Ты спорить лишь готов к делам же пагубным ты не способен

Ведь даже чтоб разрушить не то что погубить энергия нужна

Где взять её – как только у Творца но ту что созидает!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Раздался звук гонга. Восьмой вылез из ванны и лёг поверх одеяла на кровать. «Мы не могли дойти за это время по той дороге, значит, всё-таки, где-то срезали, или есть ещё вход, с другой стороны», – вертелась в голове восьмого навязчивая мысль. Почувствовав, что начал после горячей воды замерзать, залез под одеяло. «Мы не живые и не мёртвые, мы никто, и почему мы знаем, что надо делать и куда идти, откуда? Он же не говорит ни слова, но мы, точно всегда не сговариваясь, как один, всё знаем заранее… и выполняем… почему…?», – это была последняя, пробившаяся сквозь сон, мысль восьмого.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Не только – я убеждён в обратном!

Ты думаешь что создал Мир таким как Сам?

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Восьмой ясно услышал звонок. Даже не проснувшись до конца, он молниеносно вскочил, включил свет и как ураган, одевшись, вылетел в зал. Было пусто, никого не было. Восьмой стоял, не веря своим глазам, в этот момент раздался чёткий и громкий звук гонга. Он сразу направился в кухню, запихав в себя, как можно больше еды, восьмой вернулся в свою комнату и сел в кресло за стол. Достал блокнот и ручку, начал быстро в нём что-то записывать. Он неотрывно писал в блокноте, пока не раздался звонок. Сложил блокнот и ручку в карман комбинезона, вышел в колонный зал, сразу было видно, что строй стал меньше, нескольких человек не было.

Они выбежали из пещеры и по прямой, уже никуда не сворачивая, по снегу добежали до развилки и сразу приступили к работе. Снега было немного, но он всё равно очень затруднял работу. Самым большим мучением был холод, от ледяных камней руки немели, не спасали и перчатки. Они расчищали от камней дорогу, не прерываясь целый день. На следующий день – то же самое. Так, день за днём, неделя за неделей, не прекращая и не видя конца, они ворочали ледяные камни, складывая их в большие кучи. Хотя работа была крайне изнуряющей и монотонной, всё же по вечерам у восьмого теперь оставалось пусть немного, но свободного времени почитать, а утром до звонка он успевал даже немного что-то записать в своём блокноте. Все втянулись в налаженный график и потому работа спорилась. Постепенно день прибавлялся и становилось с каждым днём всё теплее и теплее. И вот настал день, когда строй пробежал мимо развилки дорог и побежал не в сторону строящейся дороги, а направился в сторону озера. Выбежав на берег стало ясно, что сегодня озеро полностью освободилось ото льда. Все разделись и поплыли, как в первый день, до противоположного берега и обратно. Нырнув в воду с головой восьмой даже не понял сначала холодная она или тёплая. На обратном пути, посередине озера он остановился и, опустив лицо в воду, замер на поверхности, глядя вниз в чёрную бездну. Вот сейчас нырнуть туда вглубь и плыть, плыть, чтобы никогда больше не всплывать, вспомнил он. Не это ли в тот первый день было его желанием, что же изменилось с тех пор, почему вдруг он в нерешительности, ведь он же ждал этого момента, а теперь не мог сделать то, что задумал, что-то его останавливало, восьмой решительно поплыл дальше к берегу. Работая целый день, одновременно он раздумывал о том: что же произошло, что в его жизни изменилось? Почему все его желания, мысли, чувства, куда-то делись и он даже вспоминает о них, как о чём-то постороннем, чужом, не его? На первый взгляд, как будто ничего не произошло, но ведь изменилось, и это он сегодня в воде отчётливо почувствовал. Почувствовал, что-то новое, пока он это не мог понять, но что-то очень важное. Вечером, немного отдохнув, несколько взбудораженный своими дневными мыслями, впервые за всё время, проведённое у Георгия, восьмому захотелось выйти из своей комнаты и просто пройтись по колонному залу, просто где-то побыть кроме своей комнаты и кухни. Понимая, что у него есть не более двадцати минут до гонга восьмой вышел в зал и сразу остановился в нерешительности, потом осторожно вышел на середину и медленно пошёл в сторону библиотеки. Десять минут в одну сторону и десять, чтобы вернуться. Он чувствовал сильное волнение, ему казалось, что этот его поступок, может рассматриваться Георгием, как излишняя вольность. Он будет неминуемо наказан…, но он готов к наказанию, пусть, но эти двадцать минут, как глоток свежего воздуха, пусть даже в такой примитивной форме, как просто пройтись, погулять по залу, хоть двадцать минут, но они пока его, может последние. Он прошёл кухню, позади осталась дверь библиотеки. Он довольно далеко уже отошёл от неё, когда понял: всё, десять минут закончились, пора возвращаться. Подходя к дверям библиотеки, он услышал, как дверь отворилась и захлопнулась, из неё кто-то вышел. Повернув голову восьмой увидел, что от библиотеки прямо к нему идёт Георгий. Сначала мелькнула шальная мысль убежать, потом – просто пройти мимо, как ни в чём не бывало, но он не сделал ни того, ни другого, а застыл по стойке смирно и ждал, глядя на подходящего к нему Георгия. Тот подошёл, остановился напротив, спокойно и несколько задумчиво посмотрел на восьмого, при этом совсем не удивляясь, что застал его здесь.

– Ты шёл к себе в комнату? – Георгий жестом показал в сторону лестницы, – пойдём. – Они не торопливо шли рядом и молчали, сердце от волнения у восьмого почти остановилось, он не знал, что делать и как быть и почти не дышал. – Я хотел бы с тобой, если не возражаешь, завтра вечером поговорить, вот по какому