Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён) Страница 17

Рекреационные наркотики более-менее традиционны для любой американской средней школы - возможно, из-за беспрецедентного давления: пост-латентность - пубертатный период - ангст - грядущее взросление и т.д. Помогают сладить с интрапсихическими бурями и т.д. С самого основания ЭТА существовал определенный процент игроков-подростков высокого калибра, которые улаживали внутреннюю погоду посредством химии. В основном это безобидное и безопасное временное развлечение, а не что-нибудь; но традиционно меньшее и хардкорное подмножество полагается на личную химию, чтобы сладить и с особыми требованиями ЭТА - декседрин или низковольтный метедрин[17] до матчей и бензодиазепины[18], чтобы прийти в себя после, с «Оползнями» или «Синим пламенем» вдогон в каком-нибудь понимающем ночном клубе[19] на Содружке или с пивом и бонгами в отдаленном уголке академии по ночам, чтобы замкнуть цикл драйва и расслабона, с грибами или Х, или чем-нибудь из класса «легких дизайнерских»[20] - а может, иногда с чутком «Черной звезды»[21], если выдается свободный от матчей и особых требований выходной, чтобы, по сути, перезагрузить целиком материнскую плату, продуть все схемы, медленно восстановиться и практически неврологически переродиться и начать поэтапный цикл заново... этот циклический алгоритм, если ваша проводка изначально в норме, на удивление хорошо помогает в подростковый период и иногда даже хорошо лет за двадцать, пока не начнет накрывать.

Но, короче говоря, некоторые эташники - ни в коем случае не один Хэл Инканденца - употребляют рекреационные вещества, речь об этом. Как бы - а кто нет, ну, в определенный период жизни, в США и Взаимозависимых регионах, в наши-то времена, по большей-то части. Хотя достойный процент студентов ЭТА вообще ни разу. Т.е. не употребляют. Некоторые умеют целиком посвятить себя амбициозной цели и отдавать всего себя настолько, насколько надо. Хотя иногда и это меняется, когда игроки взрослеют и становятся менее стрессостойкими. Американская философия, кажется, предполагает, что люди буквально ничем не ограничены при потребности отдать всего себя, на различных уровнях. А некоторые просто предпочитают втайне.

Согласно уставу наказаний ЭТА употребление студентом-атлетом алкоголя или запрещенных веществ карается немедленным исключением. Но у администрации ЭТА, как правило, на повестке куда более важные дела, чем надзирать за детишками, которые и так целиком отдают всех себя ради амбициозной цели. Административное отношение к этому под сперва Джеймсом Инканденцой, а потом под Чарльзом Тэвисом - как бы, зачем вообще тому, кто подвергает химической угрозе свои способности, поступать сюда, в ЭТА, где весь смысл учебы - доводить свои способности до предела по множеству векторов[22]. А т.к. в основном самый прямой руководящий контакт с детьми поддерживают выпускники-проректоры и т.к. большинство проректоров сами в депрессии или с психологической травмой из-за того, что не попали в Шоу, вернулись ни с чем в ЭТА и живут в достойных, но подземных комнатах в туннелях, работают помощниками тренеров и ведут смехотворные факультативные занятия, - чем и занимаются восемь проректоров ЭТА, когда не играют на турнирах-сателлитах или не пытаются прорваться в квалификационные раунды соревнований с серьезными деньгами, - а также угрюмые сверх меры и павшие духом, и часто, как правило, неважного о себе мнения, и потому так же, что неудивительно, время от времени склонны накуриться, хотя и с заметно меньшей степенью секретности и буйства, чем хардкорное химическое ядро студентов, - в общем, учитывая все это, нетрудно понять, почему соблюдение внутренних запретов на наркотики обычно халатное.

Еще один плюс насосной - она соединена туннелем с рядами жилединиц проректоров, что означает наличие туалетов, что означает, что Хэл может проползти, пробраться и прокрасться в незанятый туалет и почистить зубы с Oral-B, умыться, воспользоваться глазными каплями, «Олд Спайсом» и щепоткой винтергренового табака «Кадьяк», а затем прогулочным шагом вернуться в сауну и подняться на наземный уровень, и выглядеть и пахнуть при этом как надо, потому что под кайфом у него вырабатывается сильная навязчивая идея, что никто - даже нейрохимическое ядро - не должен знать, что он под кайфом. Эта навязчивая идея попросту непреодолима. Другие бы содрогнулись, узнав о затраченных трудах на организацию и подготовку туалетных принадлежностей, на которые ему приходилось идти, чтобы втайне покурить у подземного вытяжного вентилятора в перерыве перед ужином. Хэл понятия не имеет, почему или каким образом у него возникла навязчивая идея о секретности. Иногда, под кайфом, он абстрактно размышляет на этот счет - об этом «Никто-не-должен-знать». Это не столько страх, страх разоблачения. Но дальше все становится слишком абстрактно, туманно и никуда не приводит, размышляет Хэл. Как и большинство североамериканцев его поколения, Хэл имеет тенденцию знать куда меньше о том, почему к некоторым объектам или целям, которым он себя посвятил, он относится так, а не иначе, нежели о самих объектах и целях. Но даже трудно сказать, так ли уж это исключительно плохо, эта тенденция.

В 0015, 2 апреля, жена атташе по медицине только выходит из фитнес-центра «Маунт Оберн Тотал», сыграв пять про-сетов по шесть геймов в еженедельном моционе теннисного кружка жен ближневосточных дипломатов, затем поболталась в особом зале для обладателей серебряной карты с другими дамами, где они обнажали лицо и волосы, играли в нарджи[23], покуривали коноплю и чрезвычайно деликатно и тонко подшучивали над сексуальными идиосинкразиями супругов, мягко хихикая в ладошки. Атташе по медицине в их квартире все еще смотрит ненадписанный картридж, который он несколько раз перематывал на начало, а затем установил на рекурсивный повтор. Он сидит рядом с остывшим ужином, смотрит, в 0020, обмочив теперь уже и штаны, и кресло.

Задача Марио Инканденцы, которому в мае исполнится восемнадцать, в Энфилдской теннисной академии сугубо кинематографическая: иногда во время дневных или вечерних матчей тренер Штитт и Ко отправляют его поставить старый камкордер или вообще то, что дадут, на штатив и снимать определенную зону корта, запечатлевая удары, маневрирование, определенные тики и заминки в подаче или ударах с лета разных юниоров, чтобы преподаватели показывали записи во время инструктажей, наглядно демонстрируя ребятам на экране, о чем конкретно говорит тренер или проректор. Дело в том, что исправить что-то намного легче, если видишь, что.

Осень - Год Молочных Продуктов Из Сердца Америки 

Наркоманы, если зависимость толкает их на преступления, обычно не склонны к насилию. Насилие требует энергии, а большинство наркоманов предпочитают тратить энергию не на профессиональные преступления, а на то, ради чего совершаются профессиональные преступления. Потому наркоманы чаще всего промышляют воровством. Одна из причин, почему хозяева после ограбления дома чувствуют себя грязными и оскверненными, в том, что почти наверняка у них побывали наркоманы. Дон Гейтли был двадцатисемилетним оральным наркоманом (приверженцем Демерола и Талвина[24]) и более-менее профессиональным вором; и сам он был грязным и скверным. Однако вором оказался даровитым, и воровал - а несмотря на комплекцию молодого динозавра, с массивной и почти идеально квадратной головой, которой развлекал по пьяни друзей, позволяя закрывать о нее двери лифта, он был - на профессиональном зените - умным, быстрым, тихим, ловким, обладал хорошим вкусом и надежным транспортом, - с каким-то свирепым весельем.

Как активный наркоман Дон Гейтли тоже отличался свирепым и веселымпылом. Большую квадратную голову он держал высоко, широкую улыбку не гасил и ни перед кем не кланялся, ни от кого не уклонялся. Не был мальчиком для битья, а был добродушным, но непримиримым приверженцем школы «Не-будь-злопамятным-записывай». Как вот, например, раз, после реально неприятного трехмесячного заключения в исправительном учреждении города Ревир из-за не более чем косвенных подозрений заместителя генерального прокурора Северного побережья, наконец откинувшись через 92 дня, когда госзащитник добился снятия обвинений на основании нарушения конституционного права подсудимого на быстрое разбирательство, Гейтли и его доверенный сообщник нанесли полупрофессиональный визит в частный дом заместителя генпрокурора, чье рвение и ордер обернулись для Гейтли веселенькой детоксикацией на полу крошечной камеры-палаты. Будучи также апологетом максимы «Месть-подается-холодной», сперва Гейтли терпеливо дожидался, пока светская рубрика «Глоуб» не упомянула об участии замгенпрокурора и его супруги в какой-то благотворительной регате со знаменитостями где-то у берегов Марблхеда. Той же ночью Гейтли и его сообщник[25] отправились в частный дом замгенпрокурора в Вандерлэнд Вэлли, элитном районе Ревира, закоротили счетчик, чтобы вырубить свет в доме, потом срезали одно только заземление дорогой HBT-сигнализации[26] так, чтобы она включилась минут через десять и создала впечатление, будто преступники не разобрались в сигнализации и, испугавшись, ретировались, не докончив дела. Позже той ночью, когда блюстители Ревира и Марблхеда вызвали замгенпрокурора и его жену домой, те обнаружили, что у них минус коллекция монет и два старинных ружья, но это и все. Немало других ценностей были сложены на полу гостиной у прихожей, словно преступники не успели их вынести. В остальном ограбленный дом казался непотревоженным. Замгенпрокурора был закаленным профи: он обошел дом, касаясь пальцем края шляпы[27], и реконструировал вероятную картину преступления: преступники не разобрались в сигнализации и, испугавшись, ретировались, когда запасное заземление дорогой НВТ-сигнализации вдарило на 300 В. Замгенпрокурора, как мог, избавил жену от ощущения грязи и осквернения. Он уверенно настаивал на том, чтобы ночевать дома; никаких отелей: в подобных случаях критически важно немедленно вернуться в эмоциональную колею, настаивал он. А потом, на следующий день, замгенпрокурора разобрался со страховкой и сообщил о пропаже ружей приятелю в АТФ[28], его супруга успокоилась и жизнь пошла своим чередом.