Михаил Елизаров - Библиотекарь Страница 17

— Факт, — на миг обернулся водитель. — Я тоже заметил. Одно лицо.

— Даже не верится, — сказал штурман. — Весь в дядю…

— Алексей Владимирович, — Маргарита Тихоновна осторожно коснулась моего колена, — я понимаю, вы взволнованы, шокированы. Если вы хотите собраться с мыслями, помолчать, — пожалуйста. Отдыхайте, приходите в себя.

У меня-то как раз было много вопросов: «За что убили дядю Максима?», «Кто эти люди, его предполагаемые убийцы?». И, наконец, самое главное: «Что будет со мной?» Но, повинуясь категоричному заявлению Маргариты Тихоновны, я остаток пути смотрел в черное окно, за которым бежала беспокойная кардиограмма придорожных огней.

В дороге обсуждалось, куда меня везти. Маргарита Тихоновна зазывала к себе, а лысый Игорь Валерьевич настаивал, что лучше к нему, поскольку адрес Маргариты Тихоновны, возможно, известен недоброжелателям. Это оказалось решающим аргументом, «раф» вильнул с освещенной улицы, запетлял среди безликих панельных застроек — Игорь Валерьевич, как выяснилось, жил где-то неподалеку.

Возле подъезда компания разделилась. Водитель и штурман, получив приказ сторожить Колесова, сразу уехали вместе со своим мертвым грузом.

ПЕРВАЯ НОЧЬ. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Сказать, что это была самая страшная ночь в моей жизни, я сейчас не могу. Скорее всего, одна из череды страшных.

Мы поднялись наверх, Игорь Валерьевич с порога радушно предложил мне чувствовать себя «как дома». Остальным особого приглашения не потребовалось. Таня ушла на кухню хозяйничать, Сухарев, насвистывая, заперся в уборной, Маргарита Тихоновна провела меня в гостиную, а Игорь Валерьевич указал на смежную комнату: «Алексей, на ночь спальня в полном вашем распоряжении».

От чая я вежливо отказался: вдруг в чашку чего-то намешали. Страх мой чуть поутих, ноги перестали быть ватными, хотя живот все еще горел от адреналиновой интоксикации. Я пытался держаться с достоинством, но голос выдавал мое состояние, и я предпочитал отмалчиваться и ограничивался кивком «да» или трясущимся вправо-влево «нет».

Маргарита Тихоновна не забывала повторять: «Алексей Владимирович, главное, помните: вы среди друзей и в полной безопасности», — но мне не особо верилось.

Еще улыбаясь, Маргарита Тихоновна села за телефон. Слова, прозвучавшие в трубке, напрочь вышибли ее из былого состояния спокойствия.

— Как сбежал, когда?!.. — жалобно вскричала Маргарита Тихоновна. — Да успокойтесь, Тимофей Степанович! Никто вас не обвиняет!.. Что с остальными? Да вы меня без ножа… Нет слов… Хорошо, пусть ищут… Да, приезжайте немедленно. Мы у Игоря Валерьевича!

Положив трубку, она произнесла, с трудом скрывая волнение:

— Товарищи, только спокойно. У нас огромная неприятность. Сбежал Шапиро. Вадик Провоторов ранен…

Повисла напряженная тишина. Затем об стол грохнул кулак Игоря Валерьевича. Подлетели, дребезжа, чашки. Ахнула Таня. Сухарев заметался по комнате, матерясь.

— Эмоции прекратить! — приказала Маргарита Тихоновна. — Как вы себя ведете? Постыдитесь хотя бы Алексея Владимировича!

Сухарев сразу умолк, плюхнулся в кресло, шумно сопя.

Игорь Валерьевич горько произнес:

— Вот уж точно, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь…

— Может, еще поймают? — робко спросила Таня.

— Сомневаюсь, — Маргарита Тихоновна вздохнула. — Шапиро уже лег на дно и, самое скверное, предупредил Марченко.

Игорь Валерьевич поднял слетевшее со стола блюдце:

— Значит, срочно выходите на связь с Терешниковым, или кто там сейчас у них ответственный, и…

— Игорь Валерьевич…

— Иначе Марченко сделает это первым. Если еще не сделал. — Заметив нерешительность Маргариты Тихоновны, он добавил: — Марченко все равно был в курсе планов Шапиро, и диверсионная группа тоже действовала с его ведома. Он бы через день сам забил тревогу.

Маргарита Тихоновна сочувственно посмотрела на меня:

— Как бы хотелось, Алексей Владимирович, все вам рассказать, чтобы вы, наконец, успокоились… Но это долгий, непростой разговор. Лучше мы перенесем его на другое время. Вы, наверное, поняли, у нас возникли непредвиденные сложности…

Следующие минут пятнадцать Маргарита Тихоновна обзванивала необходимых людей, я же ловил каждое слово, надеясь облечь его в смысл и прояснить собственную судьбу.

— Добрый вечер, товарищ Терешников. Селиванова беспокоит, из широнинской читальни. У нас чэпэ… Необходимо собрание, завтра… Двадцать ноль-ноль, как обычно. Поймите, дело не терпит отлагательств!.. Если они сегодня отправятся на вокзал, то к завтрашнему вечеру успеют… Не нужно с этим тянуть… Намекаю, у нас имеется то, что может протухнуть… Да, в трех экземплярах. Четвертый жив и готов рассказать о гореловской читальне… Поражаюсь вашей проницательности… Да, пожалуйста, сообщайте Лагудову и Шульге… И не пугайте меня Советом библиотек… Да хоть в Верховный Совет! И не смейте говорить со мной в подобном тоне! Я вам не девочка! Мне, слава Богу, шестьдесят три! Да!.. Всего хорошего!.. Какой мерзавец! — последнее было сказано, когда трубка брякнула об аппарат.

Впрочем, с другими Маргарита Тихоновна говорила намного приветливее:

— Товарищ Буркин, здравствуйте… Я сейчас говорила с Терешниковым. Назначили сбор на субботу. Вы как, поддержите? Ну, спасибо огромное… Василий Андреевич, в двух словах и не опишешь… В общем, будем выводить гореловских на чистую воду… Поймали с поличным… Да… Три четверти уничтожено, одна четверть с битой мордой находится связанная под охраной… Да ничего хорошего! У нас Шапиро сбежал… Выясняем… Я и сама не рада… Да, спасибо…

— Жанночка Григорьевна… Добрый вечер… Как здоровье?… Тут без вас завтра никак… Собрание… Гореловские прокололись… Сегодня… Троих мы ликвидировали. А вот поздравлять нас с удачей рановато — важнейший свидетель, он же обвиняемый, сбежал… Да, тот самый Шапиро… Что думаю? В воскресенье, думаю, будет жарко… Да… Жанночка Григорьевна, я всегда рассчитывала на вас… Спасибо, родная, на добром слове…

— Товарищ Латохин, добрый вечер. Это Селиванова. В субботу собрание… Миленький, я понимаю, что как снег на голову… Звонила Терешникову… Завтра расставим все точки над «и»… Наша инициатива… Устроили мы тут охоту на лис… С переменным успехом… Самого главного упустили. Сбежал, прямо из-под венца… Пилипчук был за старшего, Тимофей Степанович… Ну, винит себя, убивается… Нам еще инфаркта не хватало… А я что? Я, товарищ Латохин, как та курочка ряба, всех успокаиваю: не плачь, дед, не плачь, баба… Да… Терешников? Он в своей манере, Советом библиотек стращает… Благодарю, товарищ Латохин, в вас мы не сомневались…

Суть происходящего я понял. Бегство некоего Шапиро полностью смешало планы моих похитителей, и разбойное нападение на Колесова и его товарищей оборачивалось серьезными проблемами. Маргарита Тихоновна довольно часто употребляла слова «библиотека», «читальня», «совет», но мне показалось, что в контексте у них было несколько иное значение.

— Все, что от меня зависит, я сделала. Буркин, Симонян и Латохин на нашей стороне, другого я и не ожидала, — подытожила Маргарита Тихоновна.

Резко и требовательно затрещал дверной звонок. Потом постучали.

— Это Тимофей Степанович, — встрепенулась Маргарита Тихоновна, — во всяком случае, я надеюсь…

Игорь Валерьевич, прихватив нож, пошел открывать. Через несколько секунд в прихожей раздался кашляющий голос пришедшего:

— Упустили мы его! Обманул! Сука он, гад! Вы простите меня, товарищи!

В комнату вбежал, грохоча подкованными сапогами, старик. Был он кудлат, плечист, и одеждой напоминал председателя колхоза, только уже год как партизанящего: растянутые на коленях и вымазанные землей штаны были заправлены в голенища, к коричневому потертому пиджаку в нескольких местах пристала хвоя и древесная смола.

— Я виноват! — старик с силой рванул из шевелюры седую прядь. — Я Шапиру упустил! Готов отвечать по всей строгости!

— Тимофей Степанович, немедленно успокойтесь! — тихо, но властно произнесла Маргарита Тихоновна. — Что с Провоторовым? Жив?

— В больницу Вадьку отвезли… — старик разглядывал зажатые в кулаке волосы. — Врачи сказали, ничего страшного… Шапира его оглушил, и в окно… — он разжал пальцы, и выдранный седой клок упал на ковер.

— Тимофей Степанович, миленький, ну как же вы так? — удрученно спросила Таня. — А сами вы где были?

— В сортире… — Тимофей Степанович чуть не плакал. — С Шапирой оставались Провоторов и Луцис… Вот вы давеча мне говорили: «Шапира — предатель», — а его сам Максим Данилович в читальню привел! Я ведь поверить не мог, что он… Я думал, мы зря подозреваем человека, товарища нашего, что нам стыдно будет, извиняться придется!.. — Тимофей Степанович вдруг странно замешкался. — А это кто? — спросил он, не сводя с меня обезумевших глаз.