Мери Каммингс - Серебряное небо Страница 17

Рюкзак Лесли снимать не стала, спросила, уже на ходу:

— Что случилось?

— Врач, врач нужен! Давай скорее.

Навстречу им из дома напротив выбежали две женщины — та, которой Лесли на входе в поселок махнула рукой, и вторая, повыше и постарше.

— Мы уже идем! — крикнул дядя Мартин.

Женщины подлетели к ним, старшая схватила ее за локоть.

— Вы правда врач?!

— Ну… — замялась Лесли. Женщина поняла ее заминку по-своему:

— Пойдемте скорей!

Похоже, на кухне собралась чуть ли не половина жителей поселка. Из распахнутой двери комнаты тоже слышались голоса.

При появлении Лесли все обернулись. Не обращая ни на кого внимания, женщина провела ее в комнату, подвела к кровати:

— Вот, — сглотнула и повторила, еле сдерживая слезы: — Вот…

На кровати лежал мальчик лет десяти. До синевы бледный, с запавшими глазами и заострившимся носом, он даже не плакал — еле слышно скулил на каждом выдохе, как умирающий щенок.

— Что с ним? — спросила Лесли.

— Живот. Болит очень сильно. Дня три назад начал жаловаться — я подумала, съел что-то, дети — они ведь такие, всякую дрянь в рот тащат. А ему чем дальше, тем хуже. И… вот… — махнула рукой на безмолвную фигурку на постели. — Со вчерашнего дня так.

— Рвота была?

— Нет.

Лесли положила ладонь мальчику на лоб. Температура? Нет, непохоже…

От этого прикосновения он открыл глаза.

— Сильно болит? — спросила она.

— Да, — еле слышно выдохнул мальчик. — Очень.

— Мне нужно его осмотреть, — обернулась Лесли к женщине. Она уже почти точно знала, в чем дело, и догадка эта ее не радовала. — Пускай все выйдут. И… откройте окно, пожалуйста, — духота в комнате стояла — не продохнуть.

— Давайте, давайте, ну! — дядя Мартин замахал руками, будто выгоняя кур. Люди, сталкиваясь в дверях, заспешили к выходу. Вскоре в комнате остался лишь он сам и мать мальчика. Она намертво вцепилась в спинку кровати, глаза, казалось, прожигали насквозь.

Осмотр длился недолго; через пару минут Лесли выпрямилась.

— Где бы нам поговорить? — взглядом дала понять, что ребенку не стоит слышать то, что она собирается сказать.

— Пойдемте, — кивнула женщина.

Соседняя комната явно принадлежала мальчику — в углу узкий топчан, на стене — выцветший плакат с изображением Спайдермена и полка с несколькими игрушками. Все это до боли напомнило Лесли ее собственное детство, только у нее на стене долгое время висела реклама тура в Грецию — синее море, зеленая трава и белые мраморные колонны без крыши.

Дядя Мартин вошел следом за ними, прикрыл дверь.

— Итак? — мать мальчика изо всех сил старалась держать себя в руках, но губы дрожали и слово получилось невнятным.

— У него аппендицит, — без предисловий сказала Лесли. — Возможно, уже начался перитонит… это когда нарыв внутри прорывается и гной попадает в брюшную полость…

— Прошу вас, — женщина положила руку ей на запястье, — не старайтесь объяснять примитивнее. До… всех этих событий я получила неплохое образование, была адвокатом. И я знаю, что такое перитонит.

— Хорошо. Тогда вы понимаете, что в наших условиях это… — Лесли зажмурилась и помотала головой, чтобы не произносить и так понятное слово.

— Но ведь можно же что-то сделать! — голос женщины дрожал, готовый сорваться на всхлип. — Операцию… — добавила она умоляющим шепотом.

«Операцию? Кем она меня воображает — дипломированным хирургом?!» — про себя мрачно усмехнулась Лесли. За последние годы ей не раз приходилось извлекать пули, вскрывать нарывы, вправлять вывихи и лечить переломы, но с аппендицитом она ни разу дела не имела. Правда, в свое время она несколько раз ассистировала маме при подобных операциях… но делать полостную операцию в примитивных условиях, без инструментов, без антибиотиков? Нет, это безумие!

Внутри у нее все сжалось от неприятного ощущения — сейчас придется сказать «нет», начнутся слезы, крики… Подумала, что, наверное, стоит предложить матери маковых головок — пусть заварит, даст малышу, чтобы не мучился перед смертью — и сказала, неожиданно для самой себя, словно что-то изнутри толкнуло:

— Можно попробовать.

— Что попробовать? — вскинулся стоявший у стены дядя Мартин.

— Операцию, — бросила ему Лесли и снова обернулась к женщине: — Только поймите меня правильно — у меня нет ни антибиотиков, ни инструментов, ни рентгена. Я не знаю, начался ли уже перитонит — если да, то мальчика не спасет ничто. Если не начался, тогда есть шанс, небольшой, но есть. Решать вам — но решайте быстрее, потому что если воспаленный отросток прорвется, то шансов не останется.

Женщина кивала, сглатывала, снова кивала — глаза ее сияли страшной, почти фанатической надеждой, как если бы Лесли была спустившимся с небес ангелом.

— Да… да, конечно, — не дослушав, перебила она. — Конечно, будем делать операцию, да!

— Тогда мне нужен стол, салфетки… ну, чистые тряпочки, — показала руками, какого примерно размера, — все это нужно горячим утюгом прогладить, кипяченая вода, спиртное — самогон лучше всего. И еще нужен человек, который будет мне помогать при операции.

— Я!.. — подалась вперед мать.

— Нет. Мне нужен человек, который не побоится вида крови, — Лесли обернулась к дяде Мартину. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом он пожал плечами.

— Ну… ты же знаешь — у меня нога…

Пока поселковые женщины готовили все необходимое для операции — кипятили воду, мыли комнату, которая должна была послужить операционной, и проглаживали тяжелыми чугунными утюгами салфетки и бинты, Лесли сидела на крыльце, закрыв глаза и мысленно повторяя будущую последовательность действий.

Одна из женщин подошла, предложила ей поесть — она отказалась, попросила лишь воды. Выпила полкружки, остальное споила с ладони Але. Собака сидела, привалившись к ее ноге, и тяжело дышала — она не привыкла, что вокруг так много людей.

Подошел дядя Мартин, сказал:

— Лидия говорит, что все готово.

Лесли стиснула зубы и встала, приказав самой себе не бояться.

В комнате действительно все было готово к операции: пол помыт, мебель и занавески — источник пыли — убраны. Остался только стол, накрытый выглаженной простыней, и столик поменьше, на котором лежали бинты и стопка салфеток.

— Что-нибудь еще нужно?

Мать мальчика — дядя Мартин назвал ее Лидией — стоя перед ней, ломала сжатые под шеей руки. Лесли когда-то встречала это выражение в романах, но видела впервые: женщина стискивала одной рукой пальцы другой и крутила, словно пытаясь оторвать их или стереть с них какую-то грязную пленку; болезненно морщилась, но не останавливалась, лишь порой меняла руки.

Надо бы ее занять чем-то…

— Здесь все в порядке, пойдемте, я скажу, что еще надо сделать.

Толпы на кухне уже не было, остались лишь две женщины — одна, стоя у плиты, следила, чтобы не выкипели варившиеся в маленькой кастрюльке маковые головки, вторая сидела за столом. Сбоку на плите стояла кастрюля с кипятком.

Лесли достала из рюкзака мешочек со своим почти универсальным снадобьем — целебной ромашкой, обернулась к Лидии:

— Заварите, пожалуйста — примерно чайную ложку на кружку, — подошла к плите, ловко перехватив тряпкой, сняла кастрюльку с маковым отваром с огня. — А это нужно процедить в чашку. И поставьте еще воды — нам с дядей Мартином перед операцией нужно как следует вымыться.

Дяде Мартину Лесли перед мытьем велела раздеться до пояса, сама осталась в майке.

— А ты чего — никак сиськи стесняешься показать? — он сощурился, демонстративно приглядываясь к ее груди.

В другую минуту она бы огрызнулась, но сейчас была благодарна за то, что у него еще хватает сил балагурить, хотя — в этом Лесли не сомневалась — нервничал старик не меньше нее.

Поэтому она лишь добродушно отмахнулась:

— Брось, не до того сейчас! Давай мыться.

Домылась Лесли первой. Кивнула лившей ей на руки теплую воду женщине: «Хватит!» — и взяла у нее полотенце. Вытираясь, обернулась — дядя Мартин все еще мылся, фыркая и растирая по плечам и груди мыльную пену — и застыла от удивления.

Хотя лет старику было не меньше шестидесяти, руки у него все еще были мускулистые; плечи и грудь покрыты редкой седой шерстью. Но не это привлекло ее внимание, а татуировка на его левом бицепсе, настолько похожая на татуировку Джедая, что в первый момент она не поверила своим глазам.

Она шагнула ближе, вглядываясь. Нет, разница все же была: и эмблема внутри щита другая, и надпись… Но сам щит с тремя зубцами и заостренным низом был точно такой же, и находился он на том же месте — дюймов на шесть выше локтя.