Дмитрий Барчук - Орда Страница 17

Закончив говорить с отцом, она повернула просветлевшее лицо к офицеру и уже деловым тоном произнесла:

– Это вас. Возьмите, пожалуйста, трубку.

Ей было любопытно наблюдать, как слетала спесь с этого ретивого исполнителя. Вначале он пробовал возражать, что у него, дескать, ордер на обыск, подписанный прокурором, затем стал заикаться, а в конце разговора и вовсе замолк.

– Слушаюсь, товарищ министр. Обыск прекращаем и ждем телефонных указаний от нашего начальства. Всего вам наилучшего, товарищ министр, – с этими словами он передал трубку Марине Кирилловне и спросил: – А как она выключается?

Затем он гаркнул во весь голос:

– Обыск прекратить!

С Андрея Александровича сняли наручники. Люди в масках уселись вокруг длинного овального стола в гостиной и нервно теребили ремни автоматов.

Марина Кирилловна и вовсе освоилась с непрошеными гостями и предложила им чаю. Но полицейские ответили вежливым отказом.

Ждать пришлось недолго. Минут через десять раздался телефонный звонок. Это был начальник областного департамента налоговой полиции. Ему также потребовался старший офицер. Выслушав приказы начальства, главная маска вытянулась по стойке смирно и отрапортовала:

– Слушаюсь, товарищ генерал. Разрешите исполнять.

Марине Кирилловне сверху было забавно наблюдать, как неуклюжие полицейские пытаются привести все в первоначальный вид. Затем большинство масок куда-то исчезло. Остался офицер и двое автоматчиков.

– Уважаемая Марина Кирилловна, примите мои искренние извинения по поводу случившегося. Я надеюсь, что мы не слишком потревожили покой вашего дома…

Победоносная улыбка, появившаяся было на губах хозяйки, просуществовала недолго, ибо следующая фраза налогового полицейского заставила женщину вновь встревожиться.

– …однако супруга вашего, Андрея Александровича Аксакова, мы вынуждены задержать по подозрению в уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах и незаконном предпринимательстве. Вот ордер на его арест.

Камера была тесная и узкая. Два на пять метров. Вдоль обеих длинных стен стояли нары в два яруса. Справа от Аксакова зловонила параша, а слева нудно капал в ржавую раковину не до конца завернутый кран. Все нары были заполнены, часть обитателей, подложив под себя какие-то лохмотья, сидела на бетонном полу в одной и той же позе – обхватив руками согнутые в коленях ноги и положив на них голову.

На громыхание открывающейся двери все они как по команде подняли головы и, щурясь на яркий свет, стали с нескрываемым интересом разглядывать новичка.

– Здравствуйте, – сказал вошедший.

Приветствие типа «добрый вечер» никак не подходило к нынешней ситуации, а других обращений, принятых в этом, новом для него, мире Аксаков просто-напросто не знал.

– Баклан, – констатировала свесившаяся с верхнего яруса заспанная голова. – Завтра позабавимся.

После этой непонятной реплики голова снова упала на лежак, следом за ней опустились и другие. Тем временем надзиратель захлопнул дверь, и камера погрузилась в полумрак. Тусклый и грязный свет исходил лишь от заляпанной краской лампочки на потолке, служившей ночником.

Глаза Аксакова постепенно привыкли к темноте, и он стал осматриваться по сторонам, выбирая свободное место, чтобы присесть. Это оказалось делом непростым, потому что везде, куда бы он ни ткнулся, оказывались либо чьи-то ноги, либо туловище, либо голова. Свободное место было только возле толчка. И он уже направился к нему, но тихий голос откуда-то от черной стены посоветовал:

– Только у параши не садитесь, Андрей Александрович. Идите лучше сюда, я подвинусь.

Аксаков, запинаясь о спящие тела и выслушивая в свой адрес отборный мат, кое-как пробрался к говорящему.

– Сюда, сюда, – давал ему указания голос из темноты. – Вот так. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Он с трудом втиснулся меж двух прислонившихся к стене молодых парней.

– Вы меня, наверное, не помните, – продолжал незнакомец. – Я у вас в «Инвесте» в бюро ремонта работал. Извеков Сергей. Вы меня потом выгнали за то, что я взломал код вашей «черной» бухгалтерии и залез в нее. Вы меня еще прозвали «криминальный хакер». Ну, вспомнили?

Аксаков тоже откинулся к стене и произнес:

– Как же не помнить? Помню тебя прекрасно. Ты нас тогда заставил здорово поволноваться. Мы долго гадали, кто же нами интересуется: бандиты, налоговая полиция или отдел по борьбе с экономическими преступлениями? А это оказался хакер-одиночка. Постой, да ведь уже года два прошло с того времени. И чем же ты промышлял все это время? И как сюда попал?

Эта болтовня с соседом по камере отвлекала его от тревожных мыслей и позволяла хоть немного расслабиться, не думать о случившемся, о возможных последствиях. Сейчас главной его задачей было дожить до понедельника. Потому что он знал, что с началом рабочей недели жена и его адвокат добьются его освобождения под залог. Он слышал про эту старую ментовскую уловку: хватать серьезных людей в пятницу вечером и оставлять их на выходные в камере с урками, так сказать, на перевоспитание. Аксаков внутренне настраивал себя дать достойный отпор воспитателям. И сейчас благодарил бога за то, что он послал в этот ад к нему хоть одну знакомую по той жизни душу.

– Поболтался я месяц-другой по городу. Куда б ни сунулся с устройством на работу, везде предлагали такие гроши, что все желание трудиться сразу пропадало. А тут объявление в газете на глаза попалось – «эмиграция в Канаду». Забрел я в эту конторку, а там очкарик сидит и женщина, заботливая такая, жена, его. Как узнали, что я компьютерщик, так давай меня сразу обихаживать. Что желаете: чай или кофе? Растворимый или в зернах? Короче, заполнил я их анкеты. А через пару месяцев приходит мне приглашение на интервью в канадское посольство в Москве. Эти, из конторки, меня сразу к себе пригласили. И давай щеки надувать, что это их заслуга. Мол, гонорар им и канадскому адвокату полагается, который все дело ускорил. Заломили аж десять «тонн» баксов. Я им говорю, что нет у меня таких бабок, и шли бы они со своей Канадой куда-нибудь подальше. Я им ни копейки не заплатил, но на интервью поехал. Хотя этот очкарик и баба его предупреждали, что интервью в посольстве теперь отменяется. Ничего подобного. Сел я у них в посольстве в предбаннике в назначенный день, а когда назвали мою фамилию, пошел на собеседование. Поговорили. Мой английский произвел на них впечатление. Все-таки как-никак, а спецшкола за плечами. По-французски немного побазарили.

Это мой второй иностранный язык. Тут к бабке ходить не надо: двадцать три года, холостой, высшее образование, компьютерщик, оба ихних государственных языка знаю. А у них еще тогда программа по привлечению в страну специалистов по высоким технологиям действовала. Я под нее как раз и попал. В Москве в посольстве штампанули в загранпаспорт визу с открытой датой выезда. А в Торонто за месяц в иммиграционном ведомстве оформили мне грин-карт. Более того, на работу устроили, и не куда-нибудь, а в банк Канадиен Империал Бэнк оф Коммерц, сокращенно СиАйБиСи. Три штуки канадских баксов было мое месячное жалование. Не очень высокое (начальник моего отдела получал в два раза больше), но мне хватало. Только через месяц меня обуяла такая тоска зеленая, что хоть вешайся. Я, конечно, понимаю, что у них цивилизованное, гражданское общество, но с таким ханжеством мне никакой цивилизации не надо. Спиртное покупаешь в подвалах супермаркетов. Бутылку, даже шампанского, тебе вначале обернут в глухой бумажный пакет, а затем еще в полиэтиленовый положат. И если полицейский увидит, что ты несешь шампанское без этого дурацкого бумажного пакета, он тебя остановит и оштрафует.

При этих словах Аксаков улыбнулся, вспомнив аналогичный случай, который произошел с ним в Лос-Анджелесе, и сказал:

– Знаю я их порядки. Бывал и в Штатах, и в Канаде.

– Понимаете, Андрей Александрович, они ханжи во всем. Помните, как хотели Клинтону объявить импичмент за то, что он трахнул Монику Левински. Вся Америка наблюдала за этим политическим шоу. В Канаде тоже многие негодовали: президент великой страны, а изменяет жене! Хотя сами эти благородные отцы семейств никогда не прочь в конце рабочей недели отжарить какую-нибудь китаяночку или мулаточку. У них во всем двойная мораль. Одна – для выражения на людях, а другая – для себя. Мне отец рассказывал, что в Советском Союзе так было. Правда?

– Да, Сережа, правда, – ответил Андрей Александрович. – Только не настолько кощунственно, как в Америке. У нас тогда только на партийных собраниях произносили высокие лозунги, в реальной жизни мы делали все совсем иначе, просто жили, как люди. Не слишком богато, но особенно бедных в то время не было. Но самая главная наша особенность заключалась в том, что мы думали третье. Американец от подобного растроения личности давно бы побежал к психоаналитику, а у нас целая страна жила в таком психологическом режиме десятки лет.