Александр Петров - Джихан-2 Страница 17

— Я пойду! — крикнул я.

Предложение отца меня разозлило и испугало.

— Не струсишь? Ныть не будешь?

— Нет, папа, обещаю, — поклялся я, не думая в ту минуту ни о чем, кроме желания оказаться в безумно интересном и смертельно опасном месте.

— Хорошо, — согласился отец. — А теперь пошли обратно на склад.

Я хотел было взобраться на телегу, но отец не дал.

— Федор Иванович на загрузку поедет. А мы пешочком…

— Ну пешком, так пешком, — обреченно сказал я, и не оглядываясь пошел к воротам.

На этот раз ощущения были не такими острыми, но также тянуло блевать и голова почти ничего не соображала.

Я почти смирился, что мне придется проковылять всю дорогу, борясь со своим желудком и мозговой дисфункцией. Вдруг отец накинул на меня плащ-накидку, такую же, как была на работниках склада и на нем. Сознание прояснилось.

— Ты молодец, — сказал папа. — Выдержал 22 единицы. На улицах Мертвого Города не больше пяти, даже рядом со выходами со станций.

Я хотел спросить — какого лысого он заставил меня почувствовать все прелести концентрированного биоактивного излучения, но не стал его злить. В конце-концов, что еще мог предложить ярый последователь мертвого грека, любитель жизненных трудностей. Тут видение стало меркнуть и я возвратился в свою тюрьму на Бете".

Написав эти строки Капитан усмехнулся. "Отчего настроенный на поиск самых важных моментов анализатор перенес его в теплый сентябрьский день 2638 года, проигнорировав другие события?" — пролетело у него в голове. — "Неужели путь джихангира-императора начался с болтовни безумного мужика, который люто ненавидел своего князя?!"

Он решил сделать пару дней передышки и продолжить свои поиски.

конец 4 главы.

черновик

Глава 5

ДОРОГИ ПРОШЛЫХ ЛЕТ

Эти два дня тянулись для Джека отвратительно медленно. Он сдерживал свое нетерпение, наблюдая за собой и исследуя тело, мозг и сознание всеми возможными способами. Наконец, он признал, что путешествие в глубины времен не принесло ему вреда.

Он повторил свой эксперимент, перенеся ужас падения и мучительное возвращение в реальность. Покончив с необходимыми мероприятиями, Джек стал не спеша записывать свои впечатления, подолгу останавливаясь и своим нынешним сознанием мысленно возвращаясь к событиям немыслимой древности.

"… За Владимиром начинался болотистый край. Маленькие ручейки и речушки, изрядно попетляв по равнине, за многие века оставили озера и старицы, которые заросли тиной и ряской, наполнились вонючей жижей. Обоз прошел по краю страшных Юрьевских топей по наспех сооруженным гатям. Это было весело. Федорова телега поминутно соскальзывала колесами в грязь и возница орал на нас: "Подмогнеть, чего расселись". Когда лошадь с нашей помощью вытягивала дядькин рыдван, он словно опомнясь, замечал, что княжескому архивариусу не к лицу пачкаться. За эти пару часов я вволю напрыгался, весь перемазался и набрал полные сапоги мерзкой болотной водицы.

Потом была долгая переправа через Воршу по импровизированному понтонному мосту из из свежесрубленных бревен. Колонна выбралась к бывшему Лакинску. Дорога пошла сквозь светлый березняк. Больше не нужно было прыгать с телеги в болото, и утопая по колено в грязи толкать ее под забористый мат возницы. Тут князевы лесорубы, ориентируясь по остаткам щебня и песка, загодя расчистили заросшие просеки. Скорость движения увеличилась. Мы ехали легко и непринужденно. Многие сотни ног и копыт, князева войска сгладили огрехи рубщиков. Однако, втоптанные в грязь молодые деревца, пеньки и наваленные на обочине елки и березы, говорили, что еще недавно вместо дороги был подлесок. Князь Иван Васильевич не любил губить подданных в набегах на Мертвый город. Папа обьяснял, что недостаток огнеприпасов для прожорливых автоматов Калашникова и запасных частей для ремонта машин вынудил князя снова пойти в Москву. Война с Суздалем потребовала снова побеспокоить обитель немертвых.

Слегка разочарованный тем, что приключения ограничились переменой портянок, я привалился к теплому боку газовой бомбы и задремал. Последнее, что я отобразил, были слова дяди Федора: — "Намаялся парнишка с непривычки".

Снились мне дороги с горелыми грузовиками и БТР и каменистые горные тропы, по которым я карабкался, весь обвешанный патронными лентами, с пулеметом на горбу.

В лицо ударил густо-красный свет. Я вынырнул из неглубого, тяжелого сна. Низкое солнце заглядывало в прямую, как стрела просеку. Тело было усталым, точно я и вправду таскал пудовую железяку. Маруська также размеренно топала по дороге. Отец вполголоса разговаривал с возницей, пользуясь тем, что их никто не слышит.

— Федор, ну ей Богу ты как маленький, — сказал он. — Заладил «диавольский», "диавольский"… Ты же знаешь, как я не люблю князя. Но тут он не виноват. Он бы давно бы снес Арсенальную башню.

— А что так? Чтой яму мешаеть?

— Ты ведь знаешь, что боеприпасы не хранятся долго. Без башни и ее поля все протухло бы за 50-100 лет. А благодаря ей, мы до сих пор пользуемся запасами, собранными Иваном Волковым, которым идет седьмой век. А без огнеприпаса побьют нас суздальцы.

— А вот почему Сергеич, он яё не чинить? — также непримиримо-яростно, возразил дядя Федор. — Ты ведь помнишь, что раньше все не так было. А я тоже грамотнай, слыхывал…

— И что же такое ты узнал? — поинтересовался папа.

— Башня гниеть, осыпается. Оттого, что какий-то там хвильтры работать перестали. Сам ведь видел хвигурки на башне прогнулись и поскособочились. А чего яму? Сидить в своей крепости. На нас ему наплювать. Что живем, что дохнем….

— Нет, Федор. Ты не знаешь… Все элементы отсечки расположены внутри. А в стазисном поле ничего разрушаться не может.

— А чего мы тогда болеем у нас на Ленинке, да мрем до времени?! — возразил дядька.

Но всеже я отметил, что голос возницы стал не таким уверенным.

— Арсенальная башня ловит стазисное поле, что идет из Мертвого города. Если поле усилилось, то это означает одно — под землей был запущен более мощный генератор. Вспомни, все случилось двадцать лет назад, буквально в один день… Мы с тобой знаем, как было раньше, и как потом стало…

— Иди ты Андрюшка, — поразился Федор.

Он надолго замолчал.

Я чувствовал, как в дядьке борются противоречивые чувства. Скрытая в тоннелях под развалинами бывшей столицы нечисть регулярно облагала данью живых. В каждом набеге на Москву гибли десятки людей. Этим не ограничивалось. Случалось, что перед Новым Годом, в темное время коротких сумрачных дней и долгих ночей, закутанные в блестящие саваны защитных костюмов, метрополитеновские добирались до передовых застав в Покрове. Они захватывали пленников столько, сколько могли увести, остальных убивали на месте. Потом волокли драгоценную живую добычу в потьма своих глубоких чертогов. Об участи тех, кто оказывался в метро, рассказывали полубыли-полусказки, после которых боязно было днем выйти на улицу.

Но к этому привыкли. Куда больше владимирцы теряли от немирного соседа на Севере. А подземные жители Мертвого города были где-то далеко, за непроезжими лесами, речками и болотами.

Но тут дяде Федору доходчиво обьяснили, что костлявая рука немертвых давно и крепко держит его за горло, отнимая здоровье, силу, радость. Может быть возница вспомнил, как умирали его дети, как истаивала и сохла жена, как вокруг опошлялось и изгаживалось.

— Вот как, — сказал папа, и тут же прервался, обратясь ко мне. — Данилка ты не спишь?

— Нет, — отозвался я.

Я перестал следить за дыханием, и оно меня выдало.

— Предупреждать надо, — с досадой сказал отец. — Про то, что слышал — не болтай.

— Я что, глупый? — с досадой ответил я.

Я подумал, что если у меня хватает ума молчать про тайную летопись, в которой папа не придерживается канонических фактов и характеристик, порицает князя за недальновидность и трусость, то про такие разговоры можно не предупреждать. Но он не знает, что я регулярно читаю ее, пробираясь через нервный частокол отцовского почерка. И конечно же я ему об этом не скажу.

Возница пошарил в торбе и выволок невообразимо древнюю, пеструю из-за царапин и вмятин металлическую флягу. Он встряхнул, слушая как булькает жидкость внутри, воровато оглянулся по сторонам, открутил крышку и сделал пару глотков. Потом Федор протянул емкость отцу:

— Хлебни за кумпанию. Помянем, кого с нами нет.

Отец принял фляжку и тоже приложился. Мой нос уловил запах ядреного деревенского самогона.

— Данилка, — позвал меня отец. — Ты не болтай. Узнают, кнутов дяде Федору дадут.

— Хорошо, — с досадой сказал я.

Раздражение возникло оттого, что в какой-то момент мне показалось, что папа предложит выпить вместе с ним.