Уильям Гибсон - Нулевой след Страница 17

— Чем вы будете заниматься пока ее будут стричь? — спросил Бигенд.

Холлис доказывала Бигенду что сама она тоже собирается подстричься, но он этой идеей не проникся. Тогда она прямо спросила. — Что вы там еще задумали?

— Мой друг, с которым мы вчера закусывали, — сказал он. — Я хочу чтобы вы поговорили.

— Это переводчик, который любит собак? Но почему?

— Мы должны это выяснить. Поговорите с ним, пока ваша подруга занимается стрижкой. Я скажу Олдо чтобы он привез его. Где вы могли бы встретиться?

— Наверное где-то в фуд холле, — сказала Холлис. — В кондитерской.

Он отключился.

— Говнюк, — сказала Холлис.

— Ондатра, — произнесла Хайди, потянув Холлис к себе и врезаясь в безжалостный полуденный поток пешеходов на Оксфорд Стрит, словно широкоплечий ледокол, возвращающийся в Селфриджс. — Ты и впрямь у него работаешь.

— Ну да, — сказала Холлис.

— Холлис?

Она подняла взгляд. — Милгрим. — Имя она вспомнила, хотя Бигенд похоже не хотел произносить его по телефону. Он был выбрит, и выглядел отдохнувшим. — Я заказала салат. Вы будете перекусывать?

— У них есть круассаны?

— Конечно есть. — От общения с ним оставалось какое-то глубоко специфическое ощущение, даже после такого короткого обмена фразами. Он вроде бы был искренне мягкий и доброжелательный и в то же время исключительно настороженный каким то извращенным образом, как будь-то с ним, чуть в стороне и над, был кто-то еще, кто постоянно следил за тем, что происходит вокруг, заглядывая в углы.

— Я думаю я бы съел один, — сказал он совершенно серьезно и она увидела как он направляется к ближайшей стойке. Одет он сегодня был в темные брюки и ту же самую спортивную куртку что и вчера.

— Он вернулся с белым подносом. Круассан, небольшой прямоугольный кусочек, чего-то мясного, запеченого в тесте и чашка черного кофе.

— Вы русский переводчик мистер Милгрим? — спросила она, когда он поставил поднос и занял свое место.

— Лучше просто Милгрим, — ответил он. — Я не русский.

— Но переводите с русского?

— Да.

— Вы это делаете для Хьюберта? Для Голубого Муравья?

— Я не работаю в Голубом Муравье. Пожалуй я фрилансер. Я перевожу кое-что для Хьюберта. По большей части это художественная литература. — На свой поднос он смотрел голодным взглядом.

— Ешьте пожалуйста, — сказала она, принимаясь за свой салат. — Поговорим после.

— Я пропустил ланч, — ответил он. — Врачи предписали мне хорошее питание во время лечения.

— Хьюберт сказал что вы поправляетесь после какой-то болезни.

— Наркотики, — сказал он. — Я наркоман. Поправляющийся. — В этот момент Холлис четко ощутила как вторая, наблюдающая периметр, его составляющая обнаружила себя рядом, чуть под углом.

— Какие?

— Транквиллизаторы по рецепту. Звучит в общем респектабельно, да?

— Пожалуй, — ответила она, — хотя вам вряд ли от этого легче.

— Не легче, — ответил он, — мне никто не выписывал рецептов очень, очень давно. Я был обычным уличным наркоманом. — Он отрезал аккуратный кусочек от своего остывшего мясного пирога.

— Мой друг принимал героин, — сказала она. — Он умер.

— Мне жаль, — сказал он и принялся за еду.

— Год назад. — Она начала есть свой салат.

— А вы что делаете для Хьюберта? — спросил он.

— Я тоже фрилансер. Но я не вполне понимаю что я делаю. По крайней мере сейчас.

— Он любит такое, — сказал Милгрим. Что-то в холле привлекло его внимание. — Зеленый цвета листьев, вон те брюки.

— Чьи?

— Он ушел. Вы знаете коричневого койота?

— Кого?

— Это был такой модный тон для военного инвентаря в Соединенных Штатах. Лиственно-зеленый более новый и модный. Еще недавно был альфа зеленый, а теперь вот лиственно-зеленый.

— Армейские штучки бывают модных тонов?

— Конечно, — сказал Милгрим. — Неужели Хьюберт не говорил вам об этом?

— Нет.

Он все еще пытался разглядеть где-то там вдалеке эти брюки. — Вряд ли вы увидите этот цвет в этом году в продаже. Скорее в следующем. Я не знаю какой у него номер по шкале Пантона. — Он вернулся к своему мясному пирогу и по-быстрому его прикончил. — Извините, — сказал он, — Я не очень хорошо чувствую себя с новыми людьми. Первое время.

— Я этого не почувствовала. На мой взгляд с вами все в порядке.

— Так он сказал, — сказал Милгрим моргая, и она догадалась, что речь идет о Бигенде.

— Я видел вас на картинке. На постере. Наверное это было в Местечке Сен Марк. Магазин бэу пластинок.

— Это очень старая картинка.

Милгрим кивнул, разрезал свой круассан пополам и стал намазывать его маслом.

— Он говорил с вами о джинсах?

Милгрим посмотрел на нее, рот у него был занят круассаном, и покачал головой.

— Габриэль Хаундс?

Милгрим проглотил. — Кто?

— Очень неафишируемая линия джинсовой одежды. Похоже это как раз то, чем я занимаюсь для Хьюберта.

— Чем вы занимаетесь?

— Разведкой. Я пытаюсь найти откуда берется эта одежда. Кто ее производит. Почему людям она нравится.

— И почему?

— Наверное потому что ее практически невозможно купить.

— Это она? — спросил Милгрим, глядя на ее куртку.

— Да.

— Пошито добротно. Но это не военная одежда.

— Насколько я знаю, нет. Почему он вдруг заинтересовался модой?

— Он не интересуется модой. В привычном смысле. Насколько я знаю. — Она вновь ощутила что их столик накрыт вниманием со стороны его настороженной сущности. — Вы знаете что существуют специальные торговые выставки для производителей, которые хотят поставлять инвентарь для Корпуса Морской пехоты?

— Нет. Вы были на такой выставке?

— Нет, — сказал Милгрим. — Я опоздал. Это в Южной Каролине. Я там недавно был. В Южной Каролине.

— А что конкретно вы делаете для Хьюберта в области одежды? Вы дизайнер? Маркетолог?

— Нет, — ответли Милгрим. — Я замечаю особенности. Я очень хорошо вижу детали. Я не знаю почему. Именно из-за этого он обратил на меня внимание в Ванкувере.

— Вы там у него жили? В его пентхаузе?

Милгрим кивнул.

— В комнате, где летающая на магнитной подушке кровать?

— Нет. У меня была маленькая комната. Мне нужно… фокусироваться. — Он прикончил последний круассан и глотнул кофе. — Мое состояние пожалуй можно было обозначить словом «институционализировавшийся»? В общем я плохо себя чувствовал в местах, где слишком просторно. Слишком много деталей и вещей. Тогда он послал меня в Базель.

— Швейцария?

— Чтобы начать лечение. Если не возражаете, я тоже спрошу. Почему вы работаете на него сейчас?

— Я и сама себе этот вопрос задаю, — ответила она. — Это же не первый раз. Я же после первого раза сказала что не дай бог еще раз этому случиться. Но в первый раз я заработала очень хорошие деньги, хотя и какими-то окольными путями, способом, который не имел ничего общего с тем, что я предположительно делала для него. Затем я потеряла большую часть этих денег в кризис. Ничего другого, чем бы я хотела заниматься я не нашла и вдруг опять появился он и он настоятельно хочет чтобы я занималась этим. Мне все это не нравится.

— Я знаю.

— Неужели?

— Я могу объяснить, — сказал Милгрим.

— Почему вы на него работаете?

— Мне нужна работа, — ответил Милгрим. — И еще потому… что он оплатил клинику в Базеле. Мое лечение.

— Это он отправил вас туда?

— Это стоило очень дорого, — сказал он. — Дороже, чем бронированный грузовик армейского образца. — Он положил вилку и нож на белой тарелке, среди крошек. — Это напрягает, — сказал он. — Теперь он хочет чтобы я работал с вами. — Он поднял взгляд от тарелки. В этот момент обе его странно фрагментированные сущности посмотрели на нее в первый раз одновременно. — Почему вы не поете?

— Потому что я не пою, — ответила она.

— Но вы же были знаменитостью. Должны были. Я же видел постер.

— Это не совсем то, о чем мы говорим.

— Я предположил что это может быть проще. Ну для вас я подумал.

— Это не проще, — ответила она.

— Извините.

Желтый шлем

На обратном пути Милгрима в отель, под легким дождиком, на Шафтсбюри Авеню, когда они остановились возле пешеходного перехода, их Хайлюкс перехватил курьер на грязном сером мотоцикле. Олдо опустил электроподъемником стекло со стороны пассажира, стирая уплотнителем капли дождя с пуленепробиваемого стекла, и мотоциклист достал из глубин куртки конверт и передал его Милгриму. Перчатка мотоциклиста напоминала армированную кевларом руку робота. Стекло вновь поднялось, а мотоцикл уехал вперед перестраиваясь между рядами движущихся транспортных средств и желтый шлем мотоциклиста с расстоянием становился все меньше и меньше. Куртка его на спине была как будь-то смята скользящим ударом огромной лапы, и в месте удара из под нее как будь-то проступал белый субстрат.