Зиновий Юрьев - Брат мой, ящер Страница 17

И себя было жалко Олегу, и больше всего Тамару. Господи, сколько она с ним намаялась, а теперь… Строго говоря, положение у него было даже не патовое, а скорее матовое. Если и можно было бы убедить этих отморозков в том, что он не врет и действительно может помогать людям, то он становится для них втройне опасным человеком, разрушителем их бизнеса. Вряд ли они его живым выпустят. Господи, что же делать… Он почувствовал, как горячая волна ненависти прокатилась через него. Люби ближнего своего. Их не только любить нельзя было, он бы с радостью уничтожил их, на части разорвал, отморозков этих… Так не хотелось умирать где-нибудь за городом с дырками в боку и в голове, как брошенная собака. Бедная, бедная Томка. Ей-то за что? Может, все-таки попытаться сейчас, пока они в городе? Локтем Димке в морду, а Вованчик руля не бросит…

Димка, словно читая его мысли, уперся ему в бок пистолетом.

— Давай, мужик, попробуй, я с глушителем в машине еще ни разу не работал. Любопытно попробовать.

«Вот, похоже, и все», — подумал Олег. Острый страх смерти постепенно сменялся свинцовой обреченностью. Обреченность была настолько тяжела, что она выжимала все другие чувства.

Через час или около того они въехали на какой-то дачный участок. Похоже, где-то по Ленинградскому шоссе, потому что он заметил, как они выезжали из города, и в первый раз уже какой-то совсем животный ужас по-настоящему сжал ему сердце. Если им было безразлично, видел ли он, куда они едут, значит, они знают, что отсюда ему уже никогда не выйти. Вынесут ночью и закопают. Он почему-то вспомнил парня, которого знал, как его… кажется, Юрой звали. Исчез, словно испарился, и Вован говорил, что он в Америку уехал. А по весне, когда снег сошел, труп его нашли. Вот тебе и Америка.

Когда они зашли в дом, Вованчик ухмыльнулся:

— Ты прости, что угощения не предлагаю. Во-первых, я здесь уже давно не был, и холодильник пустой, а во-вторых, ты, боюсь, и проголодаться-то как следует не успеешь. Но ты не думай, что я уж совсем сволочь какая-нибудь зажимистая. Димка, осторожнее, не спускай с него глаз, пока я шприц заряжу. Пускай человек покайфует немножко по дороге. — Вован рассмеялся и пропел: — Дорога дальняя, дальняя…

Он принес откуда-то шприц и улыбнулся:

— Да ты не трясись так. Как будто в первый раз. Тебе куда лучше, в руку? Ладно, давай в руку. Готов? О’кей. В последний раз спрашиваю тебя: как ты так ловко соскочил? И других снимаешь? Может, какое-то чудо-лекарство появилось только что? А? И мы, и дядя Умар очень бы им заинтересовались.

— Да нет, — тоскливо сказал Олег. — Я ж тебе говорил, дар у меня такой прорезался целительства.

— Ну да, дар. Ладно, побудь немножко под кайфом, потом мы еще разок побеседуем. Все-таки что-то подсказывает мне, что должно быть какое-то лекарство, которое так действует. Выложишь все как на духу, может, Умар и разрешит тебе подышать еще.

Вованчик воткнул шприц в руку Олега и нажал на плунжер. Сейчас все начнет мутиться в голове, кайф уж потом приходит, тоскливо подумал Олег. Хорош кайф, когда его на тот свет сплавляют…

Вованчик вытащил из кармана мобильный.

— Дядя Умар? Это Вован. Все в порядке, он у нас. Ну да, на даче. Гонит какое-то фуфло, будто прорезался в нем дар целительства. Вот пытаюсь узнать, может, какую-то химию приспособили под купирование зависимости. Пока что я ему изрядную дозу вкатал, если не отдаст концы от передозировки, думаю, все расскажет. Спасибо, дядя Умар, до свидания. Еду за вами. — Он повернулся к Димке. — Хоть я его и накачал как надо, смотри за ним внимательно, понял?

— Да он же уже еле дышит. Ты ему целый шприц…

— Дышит, не дышит — не твоего ума дело. Следи и все. Я смотаюсь в город, буду часа через два-три. Давай.

К своему величайшему удивлению, Олег не чувствовал никакого действия героина, хотя знал, что давно уже должен был поплыть. Сколько раз с ним это случалось. Все симптомы знал назубок. Господи, неужели дар Ирины Сергеевны продолжал охранять его и нейтрализовал действие наркотика… Неужели это возможно? Скорей всего, нет. Но уж очень не хотелось умирать, оцепенение прошло, мозг по какой-то странной причине работал четко, и видно было далеко вокруг, не как при дозе, когда мир сворачивался вокруг него странными калейдоскопными узорами.

Он почувствовал, что впереди, в страшной последней темноте вдруг мелькнул просвет, что-то, за что можно ухватиться. Пусть только пока еще не осознанный как следует просвет. Но это был все-таки просвет. «Спокойнее, — приказал он себе. — Думай. Раз Господь хранит тебя, значит, не все еще потеряно».

Главное, заставить думать Димку, что он в полной отключке. Они и не связали его потому, что были уверены в действии дозы. Или тем более двух, сколько там Вован всадил ему в руку. Он тихонько застонал, потом захрипел чуть погромче. Сквозь почти сжатые ресницы он увидел, что Димка удобно устроился в кресле и даже прикрыл глаза. А чего не прикрыть, когда от такой дозы лошадь свалится, не то что человек. Теперь, когда Олег уже ясно почувствовал, что он не один, что дар и впрямь с ним и нейтрализовал наркотик, когда появился шанс на спасение, он почувствовал такой невероятный прилив сил, что с трудом удержался от того, чтобы тут же не вскочить на ноги и не броситься на Димку. Еще рано. Пусть успокоится и расслабится как следует. Он еще раз тихонько застонал, слегка подергал рукой. Теперь главное — не торопиться.

Он услышал какой-то звук. Неужели… Точно, Димка заснул в кресле, слегка посапывая, как ребенок. Может, сейчас? Несколько секунд Олег собирал все силы, словно заводил в себе тугую пружину, потом мгновенно вскочил, прыгнул к креслу, выхватил у Димки пистолет и ударил его им по голове. Никогда в жизни не слышал он звука более сладостного, чем глухой удар металла по голове. Димка начал сползать с кресла, и Олег с наслаждением со всей силы ударил его ногой в пах. Словно пенальти бил. Димка застонал и дернулся.

Теперь только не терять времени. Как еще удастся выбраться из этой дыры поздно вечером. Минут пятнадцать, как минимум, а то и побольше Димка в себя не придет. Врезал он ему основательно. Любовно, можно сказать, если считать, что и эту погань нужно любить, как самого себя. Пистолет обязательно забрать, не забыть тщательно протереть и выкинуть по дороге. И обязательно взять его мобильник. Без оружия Димка и не рискнет высунуть нос, даже если бы и захотел.

Олег глубоко вздохнул и вышел на крыльцо. Прямо за забором из штакетника стояла машина. «Вольво», кажется. Неужели Вован? Да нет, у Вована же «мерседес», да и прошло всего часа полтора, как он уехал.

Он сделал несколько шагов к воротам, и из «вольво» вышел здоровенный парень в камуфляже. Омоновец, судя по выправке. Неужели это милиция? Или они заодно с Вованом? Все равно деваться было некуда, хуже того, что уже случилось, и не придумаешь, и он шагнул навстречу омоновцу. Уже начало темнеть, но Олег увидел, что омоновец усмехнулся и тоже шагнул ему навстречу.

— Олег, если не ошибаюсь? — спросил он.

— Олег, — растерянно согласился Олег, — а как вы…

— Потом объясню, — добродушно сказал омоновец. — Дай-ка пистолет, а то держишь ты его так, словно собрался меня пришить. — Он взял у Олега пистолет, тщательно протер его и, взяв через носовой платок, понес обратно в дом. — Сейчас мы его вложим в руку твоего друга, пусть на всякий случай его пальчики отпечатаются на ручке. Вот так. Теперь давай решать, что с твоим милым другом делать…

— А как вы…

— Как, как, как — экий ты любопытный человек. Сказал, потом все объясню. Сейчас я отгоню машину за угол, чтобы твой Вованчик ее не заметил, когда будет возвращаться. Постой здесь секундочку. Надеюсь, твой сторож еще отдохнет малость в отключке.

— Я ему и ручкой пистолета по голове врезал, а потом еще и ногой в пах. Пистолет и так увесистый…

— Макаров.

— А я его еще за глушитель держал, так что удар получился, что надо.

— Молодец.

Что за чудеса, пронеслось в голове Олега, может, ему это все кажется? Может, это именно он все-таки в отключке? Да нет, не похоже. С другой стороны, странный какой-то омоновец. Откуда-то имя знал. Откуда? Чушь какая-то. Машина завернула за угол, так, что теперь от дачи ее совсем не было видно, и омоновец снова подошел к Олегу.

Они снова вошли в дом. Димка по-прежнему постанывал, глаза его были закрыты.

— Как ты его ловко отделал…

На лбу Димки виднелось что-то темное.

— Неужели это кровь? — пробормотал Олег, и омоновец рассмеялся.

— Когда человека треснут по голове пистолетом, да еще изо всей силы, что, ты думаешь, у него на лице появится? Коньяк? — омоновец засмеялся и наклонился над Димкой. — Дышит. Не очень, но дышит. Молодец.

— Кто молодец? — спросил Олег и подумал, что все время говорит какую-то чушь. Кто молодец, Господи…