Екатерина Паньо - Имена льда Страница 17

— Не понимаю, — признался он.

— Когда я застыну, — сказал Уайяла, — сделай это.

У Яла подкатило к горлу. Это было то, о чем он не хотел догадываться. Или вспоминать — словно выдержки из учебника — о страшных туземных обычаях пожирать друг друга.

— Застынешь? — повторил он то, что не сразу достучалось до его сознания. — Застынешь?

Это было еще одно состояние льда, о котором они с Уайялой не говорили никогда. Уайяла употребил его только однажды — когда Ял чуть не умер с голода.

— Ты умираешь?

Уайяла кивнул.

— Но… Как же…

Ял едва не сказал «как же я» — но осекся.

— Я не умею, — наконец пробормотал он. — Как я смогу тебя съесть, если я не умею преобразовывать лед?

Уайяла пожал плечами.

— Для нас это единственный шанс, — ответил он. — Поэтому я жду твоего слова, Ял.

«Мы» — это было еще одно слово для обозначения льда, которое Уайяла употреблял почти так же часто, как и «я».

— Ваш шанс? — переспросил Ял. — Шанс на что?

— На жизнь, — просто ответил Уайяла.

Еще одно состояние льда. Ял закрыл глаза. Вся речь Уайялы была пересыпана льдом — почему он раньше не обращал на это внимания?

— Ты пришел в этот мир, — пояснил Уайяла. — И этот мир перестал быть тем, чем он был до твоего прихода. Чем дальше, тем меньше в нем нас.

Ял сжался в комок.

— Я все испортил? — спросил он.

— Ты все изменил, — ответил Уайяла.

— Зачем ты сохранил мне жизнь, если я разрушаю твой мир? — спросил Ял. — Зачем ты все это время со мной возился? Зачем вообще пришел ко мне?

— Я был нужен тебе, — ответил Уайяла. — У меня был шанс понять тебя. Научить тебя понимать лед.

— Но я так ничего и не понял, — выкрикнул Ял. — Я ничему не научился. Теперь я и сам умру, и твой мир уничтожу!

— Мир нельзя уничтожить, мальчик, — сказал Уайяла. — Его можно только изменить. Иногда достаточно просто посмотреть на него другими глазами. Я пришел и помог тебе выжить, потому что мне очень любопытно посмотреть твоими глазами.

— Ничего особенного, — пробормотал Ял. — Просто ледяная пустыня.

Уайяла усмехнулся.

— Ты очень странное существо, Ял, — сказал он. — Мне будет очень интересно стать тобой. Ты выполнишь мое желание?

— Любой каприз, — проворчал Ял, снова сжимаясь в комок.

Уайяла начал готовить ужин. Судя по всему, сегодня он собирался закатить для Яла пир. Сам он, небось, ограничится поеданием льда. Зато Ялу будет мясной пирог, творожный пудинг и свежая земляника. Интересно, откуда ледяному Уайяле, никогда раньше в глаза не видевшему земляники, знать, какая она на вкус? А ведь в точности такая, как он делает. Ял смотрел, как Уайяла колдует над кристаллами, и едва не плакал от обиды и страха. Уайяла умрет. И он, значит, тоже. Потому что некому станет готовить еду. А есть этот мертвый лед он не сможет — пробовал уже. Да и никто не смог бы — потому что он мертвый. Уайяла умеет превращать мертвый лед в живой. Но он скоро сам станет мертвым. А он, Ял, только что дал ему слово съесть его. Дал слово! Это проще простого — сказал и все.

— Ял, — услышал он голос Уайялы, — Ял, мне бы очень хотелось знать…

А как мне бы хотелось знать кое-что, — с тоской подумал Ял.

— Это недостойное любопытство, — с некоторым колебанием продолжал Уайяла. — Но я могу тебе это сказать: мне очень хотелось бы знать, каким будет твое имя.

— Имя?

— У тебя должно появиться имя. Ты больше не можешь именоваться просто ялом.

«Ял» в речи Уайялы тоже было состоянием льда — молодого, едва оформившегося в кристалл.

Какие глупости, — подумал Ял. — Какая разница, как будут звать существо, которое долго не протянет?

— Не все ли равно, — произнес он вслух. — Ну, скажем, назовем меня Угуком.

Уайяла покачал головой. Ял почувствовал приступ головокружения и страшную усталость. Не его это была слабость — Уайялы, который изо всех сил старался растянуть свои последние минуты рядом с Ялом.

— Ты не можешь сам дать себе имя, — сказал Уайяла, укладывая на ледяное блюдо очередную ягодку земляники. — Никто не может.

— Интересно, кто мне его даст, если я останусь тут один?

— Один, — повторил Уайяла. — Не понимаю слова.

Ял пожал плечами.

— Кто помешает мне и дальше называться Ялом? — спросил он.

— Это имя принадлежит другому миру. Тому, который закончится вместе со мной.

— Уайяла, прости, конечно, но все, что ты сейчас говоришь — не имеет смысла, — собравшись с духом, решительно произнес Ял. — Когда этот мир закончится — я закончусь вместе с ним.

Уайяла поднял голову и посмотрел ему в глаза.

— Нет, — он покачал головой. — Ты не лед.

Потом они молча ели. Ял ел медленно, клал в рот по одной ягодке и ждал, когда она сама растает на языке и стечет в горло сладкой каплей. Он тоже тянул время — как мог. Время этого мира его не слушалось — это было время Уайялы. Но он все равно тянул — на всякий случай, вдруг подействует. Он брал с ледяного блюда ягодку за ягодкой, выбирая их в определенном порядке. Интересно, если ему удастся найти комбинацию этих сладких ледышек, соответствующую состоянию льда, обозначенного словом «вечность» — может, тогда время вовсе остановится и Уайяла не умрет?

Он увлекся своими изысканиями. Уайяла не прерывал его — он стоял на коленях, спрятав лицо в пригоршню льда. Ягодки, которые выбирал Ял, были немного разной формы и чуть-чуть отличались на вкус. Ял мог сказать точно, какая зрела на солнце, а которая — под листком, которую сорвали в лощине, а какая росла на вершине сухого холма, поросшего соснами.

А потом ему стало холодно. Это ощущение поразило его — он даже забыл о землянике и вечности. Он поднял голову и увидел Уайялу. Вернее, это уже не был Уайяла — это была скульптура, вылепленная из мелкой ледяной крошки. Она постепенно осыпалась, теряла сходство с Уайялой, превращалась просто в кучу ледяной пыли.

У Яла перехватило дух. Он понял: то, что он обещал сделать — надо сделать прямо сейчас. Потому что еще через миг Уайяла развеется, смешается со своим миром — который, возможно, тоже он, но Ялу это никак не подходило. А еще ему становилось холоднее и холоднее. От этого холода перехватывало горло, и он даже не мог заплакать.

Ял протянул руку и взял первый попавшийся кристаллик. Обычный осколок льда — твердый, острый, не теплый и не холодный. Ял зажмурился и сунул его в рот. Кристаллик уколол язык и Ял пожалел, что не выбрал что-то помельче — этот ему было ни за что не проглотить. А разжевать здешний лед не легче, чем кусочек гранита. Но и выплюнуть его он не решался. Он стоял на коленях перед ледяным прахом Уайялы и думал, как поступить. Думать надо было быстро — он уже совсем замерз. Но, как ни странно, холод, который его сковывал, исходил не от ледника, на котором Ял сидел, не от холмов, вообще не от ледяного мира. Он шел изнутри. Ял не знал, как ему спастись — ведь от себя никуда не денешься. Если бы он, как Уайяла, мог хотя бы чуточку себя изменить…

Кристаллик перестал колоть язык. Его грани сгладились, и теперь он напоминал обычную сосульку — Ял грыз такие давным-давно, совсем в другом мире. Через минуту льдинка во рту растаяла. Ял судорожно глотнул чистую воду. Потом, поколебавшись, набрал полную пригоршню ледяной крошки, еще недавно бывшей Уайялой, и уткнулся в нее лицом. Через несколько секунд лицо стало совершенно мокрым — то ли от слез, то ли от тающего под ними льда. Вода потекла между пальцев на землю. Ял поднял голову и увидел, как почти черные горы на фоне темно-синего неба теряют четкость линий, сглаживаются и оседают, словно сугробы под лучами весеннего солнца. Он снова набрал пригоршню мокрого месива и уткнулся в него лицом. А когда в ладонях ничего не осталось, он просто лег на землю, раскинув руки, прижался к огромной, размером со Вселенную, груди Уайялы, закрыл глаза и принялся ждать, когда отступит холод.

Земля под его щекой была теплой и мягкой. Молодые травинки щекотали лицо, лезли в нос. Какой-то нахальный неповоротливый жук упал прямо ему в ладонь и задрыгал ногами. Он перекатился на спину и увидел прямо над собой огромное синее небо. Солнце едва миновало зенит и теперь упиралось теплым лучом в правую щеку. В траве и в кронах сосен на склоне холма гулял ветерок.

Он прикрыл глаза и принялся терпеливо ждать. Скоро внизу на краю луга среди вишен и яблонь появится дом. С невысокого крыльца в палисадник спустится женщина, на ходу вытирая руки дешевым белым полотенцем. Она окинет нетерпеливым взглядом луг и, увидев мальчишку, растянувшегося в траве у самой вершины холма, провозгласит на весь этот молодой мир его новое имя.

Твое сердце

Рабочий день подходил к концу. Город внизу сверкал огнями. Но Л. только безнадежно качал головой в ответ на этот безмолвный призыв. Сегодня ему придется задержаться. Он оставил попытки угадать в хаотическом мерцании окна своего дома и мигающую вывеску «Синей лошади» и с трудом отвел взгляд от вечернего города. В «Синей лошади» он мог бы сегодня встретиться с Ю. Сегодня ведь пятница? Л. задумался, пересчитывая дни. Неделя, без сомнения, тянулась уже долго. Но дни выдались суматошные, так что он легко мог ошибиться, и сегодня, например, четверг. В таком случае, идти в «Синюю лошадь» нет смысла — Ю. заглядывает туда только по пятницам. Впрочем, сегодня он туда и не пойдет — даже если бы оказалось, что сегодня пятница.