Олег Дивов - Леди не движется-2 Страница 18

— Луис Алонсо убит.

Лючия побелела.

— Не может быть!

— Посмотри танирские новости.

— Но на Танире-то он что забыл?!

— Это я и хочу спросить у его приятеля.

— Так, — Лючия вскочила, быстренько сбегала в подсобку, стуча деревянными подошвами сабо, вернулась и протянула мне карточку: — Держи. Все, что я собрала на Зелинского. Показания оформлять надо?

— Нет, ты же не свидетель убийства.

Я рассказала ей то, что она и сама могла бы прочесть в новостях. Лючия курила и ужасалась. Услыхав про косой крест на щеке трупа, выдохнула:

— А вот это, Делла, уже настоящие сатанисты. Не то что мы.

— Это не сатанисты, а подонки.

— Кой фиг разница… Послушай, мы настоящих сами ненавидим. Они на всю башку больные. Конченые отморозки. Им только убивать и крушить надо.

— Тем не менее никакой религиозной подоплеки в деле не обнаружено. За всем этим, как и за сектами, стоит бизнес.

— Ясно… — протянула Лючия. — Ладно, действуй. Будет что нужно — звони. У меня здесь влияние есть, если что, я и Джимми Рассела подпишу, тут мы с ним заодно будем.

Я не стала говорить, что Рассела давно подписали. Не нужно.

От Лючии я поехала в кампус математиков, но безрезультатно — Роберт Зелинский на контакт не пошел. Вообще. Он то ли внимательней следил за новостями с соседних планет, то ли звериное чутье подсказало ему, что встреча со мной добром не кончится. Ладно, подумала я, еще не вечер. У меня много козырей. И занялась отработкой мелочи: узнала, где собиралась компания Князева, наведалась в тот отель. Никого из компании не застала, но управляющий отлично знал и Князева, и старшего брата Луиса Алонсо. Подтвердил, что Князева в этом году не было, но и только.

Вечером, когда я практически без сил ввалилась в свой номер, зашел Йен. Сказал, что утром ходил на лекции Макса, записал для меня, потом побывал в полиции, замотивировал знакомых на работу. В целом мало результатов — поговорил кое с кем из известных люциферян, те ответили, что Луис Алонсо давно не появлялся, а так ничем себя не зарекомендовал. Таких много.

После его ухода мне принесли конверт. С частным курьером. В конверте был чип, завернутый в письмо.

«Уважаемая мисс Берг! Льщу себя надеждой, что первый мой подарок пришелся вам по вкусу. Посылаю следующий, на котором, в частности, осталось опрометчивое послание вашего бывшего супруга. Поступите с ним как вам будет угодно, равно как и с этим моим посланием. Надеюсь, вы не в обиде на меня, что я отказал вашему бывшему супругу. Я твердо решил уйти на пенсию. У меня есть дом, есть жена и дети, есть сбережения, которых хватит на всевозможные нужды до конца моей жизни. Желаю и вам не тратить силы на занятия, кои не стоят даже размышлений о них. Искренне ваш, Даймон.

P.S. Сегодня видел в порту небезызвестного вам Шона Ти. Удалось выяснить, что он заказал два билета — на рейс до Койона и рейс от Койона до Арканзаса. Полагаю, он нашел там работу. Я был приятно удивлен — вы оказались еще умнее, нежели я предполагал. Признаться, когда я увидел его у входа в отель, где вы остановились, то немного даже испугался. Шон Ти — прекрасный специалист, и, если бы вы решили во что бы то ни стало поставить меня перед судом, для чего заручились бы его помощью, мне пришлось бы туго. Очень жаль, но пришлось бы убить его — чтобы не убивать вас. В силу разного рода обстоятельств я не могу позволить себе такой роскоши, как судебный процесс и честное отбытие пожизненного срока в федеральной тюрьме. Берегите себя, за вами слежу не только я.

Разумеется, сразу после этого я позвонила Мелви Сатис. Я просила ее разузнать про Даймона, но Мелви нечем было меня порадовать:

— Мать, дохлый номер, — честно сказала Мелви. — Он засекречен по самое не балуйся. Я даже не смогла узнать, сколько точно ему лет, не говоря о звании или роде войск. То, что у него в официальном досье, публичном, действительности не соответствует никак, там, по-моему, только генная карта — его, и то оставили по медицинским соображениям. Двадцать два года назад он проходил у нас переобучение. По офицерской программе.

— Обучение специальное?

— Нет, общая тактическая программа. Фактически то же самое, что у нас, но без первого курса и со сниженной физнагрузкой.

— Странно.

— В жизни и не такое бывает, — заверила Мелви. — Да вот еще Кид обмолвился, что Даймон вроде бы исходно был из инженерных войск. Кид его помнит и сказал, что думал, будто Даймона готовят на глубокое внедрение в Эльдорадо. Он чисто внешне подходящего типажа — чернявый, кожа оливковая. Но в Эльдорадо он если и был, то разово и кратковременно.

— Спасибо, — кисло протянула я.

— Не за что. Привет боссу.

Чернявый, кожа оливковая, рыжий, веснушчатый, с лошадиным лицом, толстый, одышливый, седой и потный. М-да. Бывает.

Полчаса я размышляла, что же удалось узнать. Если Даймон засекречен до сих пор, то он, как у нас говорят, все еще не снят с баланса. То бишь его в любой момент могут вернуть на действительную службу. Если генную карту оставили подлинную, значит, у него было как минимум одно тяжелое ранение, которое не удалось залечить полностью. Подорвался на собственной бомбе, что ли?

Если его готовили конкретно на Эльдорадо, но туда не забросили, то возможен еще один вариант: его внедрили в диссидентское подполье у нас. Могло быть еще хуже. Ему могли поручить устранение наших предателей и лидеров восставших колоний. Тогда его до смерти не рассекретят. Еще бы, тогда придется рассекречивать, что наше правительство время от времени убирает изменников без суда и следствия. Я понимаю мотивы правительства, но обыватель не поймет точно…

А потом позвонила Она.

Разумеется, я знала ее имя. Она считалась первой красавицей гарнизона. Вышагивала павой, взгляд с поволокой, губы всегда чуть рассеянно-распутно улыбаются. Муж серенький, с нее ростом, суетливый. Зато был. Двое детей. Диалектные словечки в речи, Она была из колонии четвертого радиуса. Почему-то мне врезался в память ее пламенный спич на рождественском ужине в столовой для офицеров. Выговаривая слова округло и с растяжечкой, Она обличала городские пороки. Она горделиво поглядывала на товарок и их мужей, на меня почему-то с брезгливой снисходительностью. Я ведь «с Земли», понятия не имею о моральных ценностях. А я знала, что Она спит с комендантом и что ее муж вписан в схему местного казнокрадства. Но если бы я и осадила ее — осудили бы меня. Подумаешь, с комендантом спала! Это начальство, не считается. Без начальства отпуск в хорошее время не получишь, мужа по службе не продвинешь, так и будет вечным лейтенантом с седой бородой. Детям рекомендацию в колледж не выправишь, дом в болоте получишь. И муж ворует помаленьку — что такого? Все воруют, на зарплату не проживешь. Потому что там подарочек сделай, тут взятку дай, вот и разлетается твое хваленое федеральное жалованье, а кушать на что? Надо крутиться. Все такие. А раз все — это прилично. Непристойно быть не такой, как все.

Я все поняла, едва увидела ее лицо на мониторе. Растрепанная, зареванная, губы бесформенные, голос уже хриплый от отчаяния, боли и ужаса. Тогда я приказала себе забыть ее имя. Детская такая психологическая защита: пока ты не знаешь имени, для тебя это только тело. Имя есть — и тело выделилось из окружающей среды, стало человеком. Тело убить легче, чем человека. К смерти эту женщину приговорил не ты — но ты будешь палачом. Тебя к этому тоже приговорили.

Правила игры, могла бы сказать я. Но я молчала. Не имею дурацкой привычки говорить сама с собой или с окружающими предметами вслух. Я просто включила запись разговора.

Она сидела на полу в гостиной своего коттеджа. На коленях, руки связаны за спиной. Рядом муж в такой же позиции. Оба в форме. И — шесть человек в ночных диверсионных комбезах. Плотная черная ткань обтягивает все тело, включая голову. Разрезы на лице — для глаз, носа, рта. Дешевая версия, к слову. Настоящая диверсионка — это без пяти минут скафандр, только тонкий. Почему в ночных-то? Судя по тому, что жертвы в форме, там день. И детей нет дома… слава богу, детей нет дома, ну правильно, они же в интернате, в городе…

Потом их убили. Обоих. Я впервые видела, как людей убивают электрической пилой. И зачитали мне ультиматум: если я не откажусь от всех планов мести Энстону, следующей будет моя семья.

Я внимательно смотрела на мужчин в черном. Вы, ребята, можете сколько угодно прятать лица — лучше бы прятали руки и ноги. Или стояли неподвижно. Со мной говорил Джон Сэлдон. Надо же, из лизоблюдов в каратели переквалифицировался.

Меня ничего не связывало с жертвами. Мы не дружили. Странно, что Энстон решил убить именно эту семью. Та женщина кричала, что виновата я. Она до самой казни, пока пила не коснулась ее тела, проклинала меня.

В сущности, я ничего не могла сделать. Я не могла даже утверждать, что эти люди были живы в тот момент, когда я ответила на вызов с незнакомого канала. Мне могли прислать запись. А главное, я не понимала, чего от меня хотят. Макс, что ли, отчебучил номер? Я ж ему сказала, что, пока не решен вопрос с Энстоном, даже думать о повторном венчании не буду. А потом еще и к черту его послала. Максу, конечно, все это семечки. И не так ругались. И сценарий давно отработан: Макса посылают, Макс уходит, проворачивает немыслимую аферу в немыслимые сроки, возвращается довольный — с цветами, шампанским и отчетом о проделанной работе.