Нил Шустерман - Непереплетённые Страница 18

Его усаживают на смотровой стол, покрытый листом хрусткой стерильной бумаги. Очень похоже на визит к врачу, если только врач не планирует вытащить из тебя органы и раздать их малышне, как леденцы на палочке.

— Это не больно, — говорит дружеский доктор, затягивает бицепс Джоба резиновой лентой и берёт образец крови. Ставит пробирку в карман и велит: — Подожди здесь.

И надолго исчезает.

Джоб нервно оглядывается по сторонам. Через окно виднеется лагерный стадион, где подростки играют в софтбол, занимаются силовой гимнастикой и тяжёлой атлетикой. Задорная музыка, слышная даже через двойное окно, изливается из висящих на столбах громкоговорителей. Джоб задумывается, удастся ли ему хоть когда-нибудь натренироваться до такой степени, чтобы соответствовать здешним требованиям. Вообще-то к спортивным упражнениям он не готов.

Наконец доктор Дружеский возвращается в сопровождении дюжего санитара и медсестры, несущей поднос с медицинскими инструментами. Особенно бросаются в глаза два шприца: один маленький, второй неприятно огромный.

— Обычная биопсия, — говорит доктор. — Только чтобы подтвердить результаты анализа крови. — Он берёт первый шприц и поясняет: — Анестетик. От него ты почувствуешь лишь лёгкий укол.

Вообще-то укол оказывается совсем не лёгким, но не это беспокоит Джоба. А то, что, взяв второй шприц, дружеский доктор не говорит ничего. Видимо потому, что будет очень и очень больно.

Санитар крепко держит «пациента», чтобы тот не дёрнулся.

— Это быстро, — успокаивает здоровяк.

Игла входит в тело, Джоб кривится, стараясь не завопить, хотя боль невыносимая. Интересно, насколько сильнее она бы была без анестетика.

По крайней мере, санитар не соврал. Иглу вынимают. Боль начинает стихать. Джоба отпускают.

— Ты прям стойкий оловянный солдатик, — подбадривает санитар.

Извинившись, доктор удаляется, неся в руке пробирку с ярлычком «Мэрин, Дж.». Подчинённые следуют за ним, оставляя Джоба в одиночестве.

Через двадцать минут доктор Дружеский возвращается. Улыбка его кажется вымученной.

— Боюсь, тебя нельзя расплести, — говорит он с искренним огорчением. — Некоторое количество претендентов просто не соответствуют требованиям. Пожалуйста, не делай из этого вывод, что ты совсем ничего не стоишь.

— Но почему? — спрашивает Джоб. — Что вы нашли?

Доктор отвечает с извиняющейся улыбкой:

— Не я должен тебе это сказать. Подожди здесь, за тобой скоро придут.

Дверь за ним закрывается, и Джоб снова остаётся один. Он смотрит в окно, наблюдая, как остальные готовятся к процедуре, для него недоступной. Потому что он не годится даже для того, чтобы его демонтировать.

2 • Хит

— Хит, у нас ещё один парень.

Хит Кальдерон вздыхает. Он сидит в офисе пожарного депо Сентрейлии — вернее, того, что когда-то было пожарным депо. Теперь Сентрейлия — город-призрак. Он был заброшен после того, как в угольных шахтах под городом вспыхнул подземный пожар, распространяя ядовитый газ через многочисленные скважины[4]. Сентрейлия была обречена — здесь стало опасно жить. Штат Пенсильвания вынес приговор — и целые семьи сорвались с насиженных мест, оставив за спиной пейзаж, омрачённый руинами.

«Отличное место, где могут спрятаться беглецы, потому что всем плевать, что здесь происходит».

— И кто он? — спрашивает Хит.

Его амбициозный помощник по имени Себастиан сверяется с записной книжкой.

— Джоб Как-то-там, четырнадцати лет. Болен. Его вышвырнули из списка на расплетение, поскольку его органы не подходят даже для жатвы. Мы нашли его в многопрофильной больнице Уилкс-Барра.

— Как вы протащили его мимо охраны?

— А там никого и не было. Зачем охранять бесполезное существо?

Хит кивает.

— Отлично сработано, Себастиан. Думаю, мы можем его использовать.

Помощник расцветает радостной улыбкой. «Парень душу вкладывает в свою работу», — думает Хит. Даже в такую работу: выслеживать расплётов, близких к естественному финалу своей жизни, и приводить в этот глухой укромный угол. У Хита есть план, как использовать этих несчастных, но он не решается обсуждать его ни с кем, кроме помощников, которым доверяет больше остальных. Даже Анисса не знает.

«Такова цена лидерства», — кисло напоминает он себе. Ему очень нравится Анисса, и он хотел бы поделиться с ней. Она самая умная из всех знакомых ему беглецов. К тому же хорошенькая. Но план Хита — секрет, нельзя посвящать в него слишком много людей. Анисса — вместе с остальными — очень скоро всё узнает…

… потому что он близок к тому, чтобы нанести юновластям ответный удар — с той стороны, откуда они никак не ждут.

3 • Анисса

— Ногу ты не потеряешь, — говорит Анисса Бренту Линчу, окидывая опытным взглядом его рану ниже колена. — Отёк спал, температура снизилась, цвет кожи гораздо лучше. Антибиотики делают своё дело.

— Спасибо, Анисса, — говорит Брент, отводя от глаз прядь длинных волос. Три дня он был прикован к постели на этой ферме в душной комнате, на заплесневелом матрасе, который, впрочем, свою задачу выполняет. Анисса проследила, чтобы пациент получил чистые простыни, свежую воду и правильные лекарства с чёрного рынка. Всё это было необходимо после заражения грязным транк-дротиком.

«Идиоты, сами же портящие свой урожай», — думает Анисса, добавляя этот пункт к списку того, что она ненавидит в юновластях.

Она улыбается, перевязывая рану.

— Чемпионом по бегу тебе не стать, Брент, но у тебя хотя бы будет выбор между «ходить» и «не ходить». — И добавляет как можно более строго: — Если ты не станешь торопиться и перенапрягаться. Дай телу время восстановиться. Иначе толку от тебя будет мало.

Брент кивает, ероша волосы.

— Понял. Как здорово, что ты здесь оказалась и помогла мне. Ты, типа, раньше училась на врача?

— Переняла у папы, — отвечает она.

— Он был врачом?

— Нет. — Аниса улыбается своим воспоминаниям. — Пожарным.

4 • Джоб

C того момента как команда беглых расплётов вытащила его из больницы, Джобу спится менее спокойно, чем прежде. Он благодарен своим спасителям за безопасную гавань в Сентрейлии, но не знает, как их отблагодарить, если бы даже мог. Силы вытекают из него с каждым днём, больной чувствует себя как автомобиль, который вот-вот отправят на свалку, а уровень бензина приближается к нулевой отметке. Ему известно, что он умирает, что осталось несколько недель, да и то если повезёт. Впрочем, об этом он старается не думать. Он понятия не имеет, зачем его выдернули из больницы Уилкс-Барра и приволокли в этот покинутый, изгаженный край.

Они ничего от него не ждут. Как и в больнице, его регулярно кормят — тем, что удалось украсть или обменять у дальних соседей, а в остальное время бросают одного в пустой комнатушке с потрескавшимися стенами и заколоченными окнами. Но атмосфера здесь совсем не такая, как в больнице. Там им занимались по обязанности, он был никому не нужен. А здесь его явно ценят по причинам, о которых он не догадывается…

…пока ему не наносит визит Хит Кальдерон, вожак этой команды.

Хит харизматичен, при первой встрече же с ним Джоб догадался, кто здесь главный. Это видно по тому, с какой уверенностью он держится. Жесты, движения говорят о его лидерстве ещё до того, как он открывает рот.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает вожак.

— Как солнце на закате, — бормочет Джоб.

Хит придвигает стул, чтобы взглянуть собеседнику в лицо.

— Я в курсе, что ты не здоров. Чёрт, я в курсе, что ты умираешь! — Он качает головой. — Наверное, твои родители этого не знали. Или не хотели знать. Некоторые люди рады закрыть глаза на то, с чем не хотят иметь дела. Проще подписать ордер, чем возиться с мерзкой неизлечимой болезнью.

— Папа твердил, что я слабак, — говорит Джоб.

— Он неправ. У тебя медицинские проблемы. На самом деле, ты относишься к особой группе — юновласти называют вас нечистыми. Мы постоянно ищем таких людей.

— Зачем?

Хит улыбается.

— Хочешь принять участие в одном по-настоящему важном деле?

5 • Анисса

Может показаться странным, но Анисса Прюитт чувствует себя как дома в этом выморочном городе. Она посоветовала Хиту выбрать для лагеря Сентрейлию — всеми забытую и редко посещаемую. Здесь разит отчаянием, но это место — их единственная надежда на выживание, безопасная гавань, словно вторящая их яростной борьбе. Анисса постоянно размышляет о горящем сердце Сентрейлии — о шахтном пожаре, всё ещё бушующем под их ногами, о пожаре, который нельзя погасить и который, возможно, будет пылать ещё сотню лет.

«Папу это выводило бы из себя», — думает она в тысячный раз.