Антология - Хаос: отступление? Страница 18

Я вспоминаю музыканта – Луи Армстронга. Он пел радостные песни, хотя сам был далеко не радостен и счастлив.

Я вычищаю песок Рексу из ушей. Носа стараюсь не касаться – в тех местах, где органическая ткань соприкасается с металлом респираторного тракта, идет кровь.

Мощный порыв ветра врывается в туннель через люк, а вместе с ним – песчаный вихрь. Бешено вращающееся чудовище мчится на меня и сбивает с ног. Ошеломленный, с закрытыми глазами, я считаю до трех. Как только понимаю, что заживо похоронен под кучей песка, начинаю откапываться, а откопавшись, принимаюсь бешено копать вглубь. И вот я чувствую его. Рекс!

– Помогите мне, Лайнус! – кричу я.

– Нет, это же просто собака.

– Черт бы тебя побрал!

Ползу наверх по туннелю сам. На ступеньках кучи песка. Ползу наверх, хватаю край металлического люка и, преодолевая боль в суставах и помогая себе головой, закрываю его.

Клик! И визг ветра превращается в шепот.

Возвращаюсь к Рексу и нахожу его, почти мертвого, на куче песка. Лайнуса же нигде не видно.

– Ничего, мой мальчик, – говорю я собаке. – Держись.

Тяну за арматуру, которая тянется вдоль стены туннеля, и, натянув, отпускаю. Ударившись об исписанную граффити стену, она издает звук, который эхом отдает через весь туннель. Но Лайнус, эта скотина, не возвращается. Может, он испугался. А может, песок забился ему в мозги и он сошел с ума.

Ненавижу класс «С».

Желтые сгустки закрывают глаза Рекса. Его нос забит. Мне нужны две вещи – медицинские инструменты и вода. Здесь есть два туннеля, где я могу поискать припасы. Выбираю тот, что слева, исходя из правила: воины всегда идут направо, художники – налево.

– Пойду за лекарствами и инструментами, – говорю я Рексу, почесывая его под подбородком, в единственном месте, где у него, вероятно, не болит.

– Я люблю тебя.

Рекс кивает, и, клянусь всеми богами, он делает это, чтобы я знал, что и он меня любит.

Туннель слишком узкий, чтобы идти по нему, поэтому я ползу. Время от времени сверху срываются куски гранита, достаточно увесистые, чтобы сломать мне шею. Я понимаю, глупо так рисковать ради собаки. Если подходить здраво, я ведь принадлежу сообществу ученых. И мне давно следовало вытравить в себе презрение, которое я питаю к себе подобным и завести среди них настоящих друзей. Если бы я это сделал, мне не было бы так одиноко. Я не разговаривал бы сам с собой и не внушал себе, что моя собака меня понимает. Правда, Рекс действительно понимает меня. А они – нет.

Я продолжаю ползти. Позади меня падают камни, блокируя путь назад. Становится совсем темно, и я зажигаю фонарь. Еще несколько футов вперед, и дорогу мне преграждает огромный валун. Я сильный. При обычных обстоятельствах я смог бы его поднять. Но не здесь, да еще и без рычага.

Вдруг я слышу, что с противоположной стороны валуна кто-то скребется. Явно копают. Но кто? Крот? Мышь? Или один из выживших?

О боже, помоги мне, говорю я и пытаюсь откатить валун. Мне удается – на миллиметр. Но тот сразу же возвращается на старое место. Я бью по нему кулаком, потом бью по стене, потом себе по физиономии. Вокруг кромешная тьма. Я сошел с ума. Так биться из-за собаки!

Но я пытаюсь вновь и вновь. На этот раз толкаю валун ногами. Камень двигается. Издавая стон, я продолжаю толкать. Получается. Открылось девять дюймов. Может быть, я смогу протиснуться.

С противоположной стороны появляется лицо. Альбинос с красными глазами.

С глухим криком он выбрасывает через проход руку, вооруженную острым дротиком, целя мне в плечо. Эти дротики они делают из большой берцовой кости человека. Я хватаю дротик, вытягиваю тощую руку этого существа и отрываю.

Ко времени, когда я возвращаюсь, Лайнус уже появился и теперь стоит, склонившись, над Рексом.

– Оставьте его в покое, – говорю я.

Лайнус отступает в сторону. Глаза собаки перевязаны. Он уже легче дышит, но по-прежнему кашляет песком.

– Я нашел медицинский комплект, – говорит Лайнус. – Он ослеп и оглох, но может выжить, если мы доставим его в город и поменяем дыхательный тракт.

Я кладу перед пастью Рекса руку, которую принес с собой. Он пытается пожевать ее, чтобы сделать мне приятное, но он слишком болен, чтобы что-то проглотить. Я опускаюсь на землю и прижимаю его к себе, чтобы дать понять, что я с ним.

– Я думал, вы сбежали, – говорю я Лайнусу.

– Вы, класс «А», все невротики, – отвечает он.

Очаровательный ответ.

Мы ждем окончания шторма и не двигаемся, пока не появится свет. Все это время я глажу и успокаиваю Рекса. Его компания снимает напряжение, бушующее внутри меня.

Одновременно я представляю, что каменный потолок пещеры надо мной – это синее небо. Повсюду щебечут птицы. Я играю со своей колли в мяч, а моя семья выглядывает из окон чудесного дома, который стоит в городе, точь-в-точь похожем на город с рисунка Райта.

Поет Луи Армстронг и я бормочу про себя: «Что за удивительный мир!»

Женщину зовут, как я решаю, Лорейн, и она пахнет чаем. Ребенок – маленькая девочка. Я воочию ощущаю их тепло, я физически чувствую их присутствие и напоминаю себе – это и есть любовь.

Я помню.

Плечом я отодвигаю люк, и мы выходим. Песок сдвинулся, засыпав весь западный угол каньона небоскребов. Старые балконы с ржавыми перилами выглядят так, словно их вырубили из камня. Багрово-оранжевое солнце бьет по выступающим частям домов. Я проверяю наличие сигнала. Слабый, но есть.

– Корабль похоронен здесь, – говорю я.

Лайнус словно краб начинает закапываться в гигантскую песчаную гору, на которую я показал.

Чтобы откопать и починить машину, ему потребуется не меньше дня. За это время Рекс умрет.

Я поднимаю собаку и ухожу. До города несколько сот миль. Пешком мы пройдем десять. Но ведь мы не единственные путешественники на этом участке дороги. Кого-нибудь я да остановлю.

Не прошел я и мили под палящим солнцем (Рекс тяжело обвис в моих руках, заставляя подозревать самое плохое), как со стороны Лас-Вегаса раздался гул мотора. Когда экипаж приблизился, я разглядел треугольник Каниша и остановился, гораздо более уставший, чем я себе представлял.

Лайнус подводит корабль, грузно осевший под тяжестью песка. Вниз летит веревочная лестница. Взяв Рекса на одну руку и хватаясь за ступеньки другой, я поднимаюсь на корабль, с трудом перенося боль в плече. Оно у меня болело все это время, и я просто не замечал?

Через дырку песок попал и в мой костюм. Лайнус осматривает нас с ног до головы.

– Мне нужно поменять прототип, – говорю я.

Да.

Я переодеваюсь, и мы плывем по морю песка дальше.

До города мы добираемся меньше, чем за день. Нас встречает долгожданный дождь, принесенный Тихим океаном. Здесь страшен не столько песок, сколько сверхтонкая пыль, которая в течение нескольких часов превращает легкие животных в месиво.

Город, центр Тихоокеанской колонии, построен полукругом вокруг входа в последний туннель на Западном побережье, принадлежавший выжившим. Палитра геномов здесь фантастически разнообразна. Люди из класса «А» в течение поколений манипулировали с ДНК человека и создали широкий ассортимент нейронного вещества.

Лайнус уводит корабль в док. Сигнал стал сильным, но он замусорен болтовней, которую я всегда презирал. Теперь она еще более бессмысленна. Оказывается, кто-то из жителей города откопал старинную песню, которая всем понравилась, и они исполняют ее на разных инструментах и в разных тональностях. Кто-то разыскал фотографии первого верхнего укрытия, и в полдень у нас будет празднование. И, наконец, в Атлантической колонии – восстание выживших.

Первым делом, по моему требованию, мы идем в медицинский центр. Двое из «С» класса несут Рекса к каталке. Я по-прежнему держу его за лапу, пока медики вкалывают ему дозу морфина, после чего вынимают его дыхательный тракт. Пока двое производят эти манипуляции, третий держит шприц с морфином наготове – для меня, если потребуется.

Я говорил, что Рекс – не первая моя собака? И даже не сотая?

– Он поправится? – спрашиваю я.

Ни один из «С» не отвечает, потому что они недостаточно умны, чтобы размышлять и делать выводы.

Как только я выхожу, ко мне подходит группа людей класса «А» из Департамента технического обеспечения жизнедеятельности и задает вопрос о моем последнем прототипе. Я указываю на собственное тело и объясняю:

«Этот гораздо совершеннее предыдущего, поскольку позволяет лучше чувствовать прикосновения. Например, я чувствую тепло Рекса, и этот сигнал циркулирует по моей нервной системе. Хотя это меньше нравится, но я также могу чувствовать холод».

Оживляясь, они кивают головами.

«Кроме того, – продолжаю я, – я ищу способы активизации половой чувствительности. Это же будет просто чудесно, не так ли»?

Главный «А» вежливо улыбается. Пластик, закрепленный на его металлических зубах, вытягивается, повинуясь улыбке. Это напоминает мне, почему я так не люблю бывать в городе: они думают, что я чокнутый.