Вероника Рот - Преданная Страница 19

Я принимаю душ и переодеваюсь в одежду, которую для нас приготовили. Она не сильно отличается от той, к которой я привык, но цвета хаотично перемешаны. Напяливаю черную рубашку и синие джинсы, пытаясь убедить себя, что все в порядке. Дескать, я адаптируюсь.

Кстати, сегодня допрашивают моего отца.

Возвращаюсь и вижу Трис. Она сидит на самом краешке своей раскладушки, как будто в любой момент готова вскочить на ноги. Прямо как Эвелин. Беру кекс с подноса с завтраком, который нам принесли.

— Доброе утро.

— Привет, — здоровается она, потягиваясь. — Зоя обнаружила меня у той большой скульптуры и передала, что Дэвид хочет со мной пообщаться.

Она показывает мне стеклянный экран, лежащий на койке рядом с ней. Едва она прикасается к его поверхности, он загорается, и я вижу какой-то текст.

— Он называется планшет. Тут файлы моей матери. Она писала дневник, коротенький, к сожалению, но хоть что-то, — Трис пересаживается поудобнее. — Я сама еще не читала его.

— А почему? — удивляюсь я.

— Не знаю, — она откладывает плоский экран в сторону, и он автоматически выключается. — Наверное, боюсь.

Дети в семьях альтруистов редко когда могут сказать, что хорошо знают своих родителей. Они вечно закованы в серую броню самоотверженности и верят, что раскрывать свое «я» значит потворствовать своим слабостям. Этот возникший из небытия кусочек жизни матери Трис, первая и последняя возможность для дочери узнать правду.

И я прекрасно понимаю, почему Трис держит экран как магический артефакт, способный исчезнуть в один миг. И почему она медлит. То же самое я чувствую, думая о суде над моим отцом.

Калеб устроился в противоположном конце комнаты и с видом обиженного ребенка мрачно хрустит хлопьями.

— Ты собираешься показать ему? — киваю я на планшет.

Трис глухо молчит.

— Я не большой его поклонник, — продолжаю я, — но в данном случае… ты действительно не имеешь права скрывать от него информацию.

— Ну да, — довольно сухо отвечает она. — Но сперва я сама все прочту.

С ней не поспоришь. Мне тоже приходилось многое скрывать. Желание делиться чем-то с другими — что-то абсолютно новое и непривычное для меня.

Она сопит и отламывает кусочек от моего кекса. Я щелкаю пальцами, и она отдергивает руку.

— Эй! Такое впечатление, что в тебе куда больше, чем пять футов.

— И ты теперь беспокоишься, как бы самому не укоротиться? — смеется она. — Баста.

Она притягивает меня к себе за рубашку и чмокает в щеку. А я удерживаю ее подбородок и целую в ответ. Но замечаю, что она украдкой отщипывает еще один кусочек.

— Слушай, — предлагаю я, — давай я принесу тебе перекусить? Я мигом.

Она улыбается.

— Вообще-то, я хотела бы попросить тебя кое о чем. Как ты отнесешься к тому, чтобы сегодня утром тебе сделали маленькую генетическую экспертизу?

Что за абсурд?

— Зачем? — удивляюсь я.

На мой взгляд, это сравнимо с просьбой устроить стриптиз на улице.

— Один парень, Мэтью, работает здесь в лаборатории, сказал, что они хотели бы взять мой генетический материал для исследований, — объясняет она. — Он спросил и о тебе, говорит, что ты у нас… аномальный.

— Что?

— Похоже, что тебе присущи некоторые качества дивергентов, тогда как другие отсутствуют, — тянет она. — В общем, сама не вполне разобралась. А Мэтью просто любопытно. Ты не обязан соглашаться.

Воздух вокруг меня становится вдруг теплым и тяжелым. Чтобы прекратить головокружение, я массирую себе шею, пониже основания черепа.

Через час Маркус и Эвелин появятся на здешних мониторах. И я понимаю, что не могу на них смотреть. И хотя мне вовсе не хочется, чтобы чужие руки копались во мне, собирая мои составляющие как пазл, я говорю:

— Я согласен.

— Отлично, — произносит она и отламывает очередной кусочек кекса.

Прядь волос падает ей на глаза, и я поправляю ее, прежде чем она успевает отстраниться. Она хватает меня за руку, ее ладошка теплая, сильная и надежная.

Дверь открывается, и в комнату вваливается парень с узкими раскосыми глазами и черными волосами. Я сразу догадался, кто он такой, — это Джордж Ву, младший брат Тори. «Джорджи», — как она называла. На его лице — ослепительная улыбка, и я чувствую острое желание немедленно смыться отсюда.

— Я только что сменился с дежурства, — он немного запыхался. — Моя сестра должна была уйти из города месте с вами, и…

Мы с Трис обмениваемся обеспокоенными взглядами. В комнате становится тихо, как на похоронах альтруиста. Даже Питер, которому доставляют удовольствие страдания других людей, абсолютно растерян.

— И… — начинает снова Джордж и осекается. — Почему вы на меня так смотрите?

Кара выходит вперед, очевидно намереваясь выложить ему дурную весть, но я опережаю ее:

— По дороге на нас напали бесфракционники, и она… не пережила этого.

Короткая фраза совершенно не передает того, что случилось: ни внезапности того события, ни падения тела Тори на землю, ни нашего беспорядочного бегства в темноте. Я тогда не вернулся к ней. А из всей нашей группы я один ее по-настоящему знал. Я помню, как крепко ее пальцы сжимали иглу для татуировки, как звучал ее смех — резковато, будто жесткая наждачная бумага.

— Ты?.. — Джордж прислоняется к стене, чтобы не упасть.

— Она отдала свою жизнь, защищая нас, — произносит Трис с удивительной для нее мягкостью. — Если бы не Тори, мы бы не спаслись.

— Она… умерла? — слабым голосом спрашивает Джордж.

Замечаю в коридоре улыбающегося Амара с тостом в руке. Он застывает на пороге и мрачнеет.

— Я пытался разыскать тебя, — говорит он Джорджу.

Вчера вечером Амар упомянул о Джордже так небрежно, и я не понял, что они с ним друзья. Джордж стоит с остекленевшими глазами. Амар обнимает его одной рукой. Пальцы Джорджа судорожно цепляются за рубашку Амара, костяшки побелели от напряжения. Я не слышу его плача и не вижу слез. Туманно вспоминаю ощущение пустоты. В общем, не знаю, как это бывает. В конце концов, Амар уводит Джорджа в коридор. Они разговаривают вполголоса.

А в комнату заходит какой-то парень. Я вспоминаю, что вроде бы согласился принять участие в генетической экспертизе. Этот тип машет Трис.

— Мэтью, — говорит она как ни в чем не бывало. — Нам пора.

Она тащит меня к двери. Надо же, Мэтью — вовсе не убеленный сединами ученый. «Не будь идиотом», — думаю я.

— Приятно познакомиться. Я — Мэтью.

— Тобиас, — представляюсь я, потому что «Четыре» прозвучало бы странновато в этом месте.

— Ну что? Махнем в лабораторию?

Резиденция полна народу, все одеты в зеленую или темно-синюю форму. Брюки закрывают лодыжки или на пару сантиметров не доходят до щиколотки в зависимости от роста. В здании множество просторных холлов, от которых расходятся коридоры, как артерии от сердца. Каждый помечен буквой и цифрой. Персонал носится по ним туда-сюда, некоторые сжимают планшеты.

— Что это за номера? — спрашивает Трис. — Способ маркировки?

— Раньше здесь были терминалы аэропорта, — поясняет Мэтью. — Коридоры имели турникеты и проходы, ведущие к конкретному самолету. Когда аэропорт преобразовали в Бюро, то кресла заменили на оборудование, взятое, в основном, из школ города. Короче, мы в гигантской лаборатории.

— А над чем у вас работают? Я считал, вы наблюдаете за экспериментами в городах, — интересуюсь я, наблюдая за женщиной с планшетом, который она держит так, будто собирается совершить жертвоприношение.

Солнечные лучи, косо падающие сквозь стекла на потолке, отражаются в блестящей плитке. За окнами — мирный пейзаж, вдалеке покачиваются густые деревья. Трудно представить, что где-то люди убивают друг друга из-за «неправильных» генов или существуют по жестоким правилам, введенным Эвелин.

— Да, некоторые из нас занимаются именно этим. Все подробно записывается и анализируется. Другие сотрудники трудятся над поиском эффективных способов лечения генетических повреждений или разрабатывают различные сыворотки. Если тебе в голову пришла некая идея, все, что требуется, — собрать команду для ее воплощения и подать проект на рассмотрение Совета, которым руководит Дэвид. А они, как правило, одобряют то, что не слишком рискованно.

— Конечно, — закатывает глаза Трис.

— У нас есть свои причины, — парирует Мэтью. — Раньше экспериментальные города находились в состоянии гражданской войны. Наши препараты помогли удержать ситуацию под контролем. Впрочем, этим занимаются в Оружейной Лаборатории.

Слово «оружейная» он произносит с таким пиететом, как говорят о чем-то священном.

— В общем, изначально сыворотки к нам попали из Бюро? — спрашивает Трис.

— Да, — кивает он. — А ваши эрудиты усовершенствовали их формулы. В том числе твой брат. Если честно, мы получили от них немало информации, полезной для наших разработок. Впрочем, сывороткой правды, или, как вы ее называете, сывороткой альтруистов, они не занимались. Это — самое главное наше оружие.